Скульптор
Шрифт:
— Да, — согласился Маркхэм. — У вас в книге приведены замечательные фотографии.
— Прошу простить, если отклоняюсь в сторону, Сэм, но я хочу сказать, что мужские фигуры в творчестве Микеланджело, в отличие от женских, неизменно выполнены с мельчайшими подробностями, абсолютно достоверно. Это неопровержимо доказывает одержимость скульптора анатомией мужского тела. Через такое безукоризненное исполнение мы видим, что классические традиции Древней Греции проявились не только в окончательном произведении, но и в процессе творчества, ибо только посредством своей работы Микеланджело мог приблизиться к тому, что считал вдохновленной свыше красотой. Для него она была доступна лишь через резец скульптора.
— То
— Да. Только представьте себе, какие муки пришлось перенести художнику, рожденному со способностью чувствовать, любить мужское тело, как духовно, так и сексуально. Микеланджело считал эту любовь ниспосланной Богом, волшебным даром, которым награждаются одни лишь скульпторы, способные высвобождать фигуры, спящие в камне. Таким образом, по самой своей природе этот дар предоставлял Микеланджело убежище и служил ему тюрьмой. Это был дар Господа. В то же время Бог запретил ему общаться с этими же телами из плоти и крови, осудил глубокую, духовную любовь, которой Микеланджело так отчаянно добивался от Томмазо Кавальери, наградил его властью творить красоту, но при этом лишил возможности к ней прикасаться.
— Значит, Микеланджело говорит также и о самом себе. Он сам — фигура, плененная в камне, заточенная в мраморной оболочке гомосексуализма. Только через процесс творчества, за неимением лучшего, художник мог воплощать свою любовь к мужчине.
— Да, можно сказать и так.
Маркхэм надолго умолк, и Кэти показалось, что в тишине слышно, как работает его мозг. Ей стало так неуютно, что она рассказала ему про свой сократовский диалог на диване, разумеется опустив то, что именно он играл роль Сократа для ее Горгия. [9]
9
Горгий (ок. 483–375 до н. э.) — древнегреческий философ-софист и оратор, один из виднейших представителей досократовской философии.
— Да, — согласился Маркхэм, когда Кэти закончила. — В своей книге вы часто противопоставляете творчество Микеланджело и все итальянское Возрождение современной культуре, в особенности средствам массовой информации. Они подавляют, указывают, что именно является важным, но, самое главное, физически формируют интеллект человека, в буквальном смысле определяют его психологическую способность не только обрабатывать информацию, но и ценить прекрасное. Вы говорите о разрушительном влиянии Интернета, телевидения и кино, о том, как они изменяют мозг человека, фактически настраивая его фокусировать внимание на протяжении все меньших отрезков времени и с пониженной эффективностью, а также принимать стандарты красоты, которые становятся все ниже и ниже. По сути дела, вы говорите, что сегодня качество мрамора, из которого формируемся мы как человеческие существа, стало совершенно убогим по сравнению с метафорическим камнем времен Микеланджело.
— Да, благодарю. Вы очень красиво все изложили.
— Лишь рука скульптора, будь то Микеланджело или тот извращенец-психопат, убивший Кэмпбелла и Винека, может освободить человечество от мраморной тюрьмы, каковой стали средства массовой информации. В нашем сегодняшнем обществе мы все — дети культуры, помешанной на знаменитостях, фигуры, спящие в камне.
— Да, Сэм. Именно это я и хотела сказать.
— Тогда понятно, почему убийца выбрал Кэмпбелла, да и этого мальчика. Или то, почему он изобразил их в виде фигур «Вакха» Микеланджело. Вероятно, вы и сами испытали это чувство, осматривая скульптуру.
— Это также объясняет, почему убийца общался со мной посредством цитат, вы не находите? Подобно скульптуре, само средство является частью послания. Да, точно так же, как цитата в начале моей книги была частью моего сообщения. По сути дела, убийца говорил мне: «Я все понимаю».
— Ну а надпись на основании скульптуры можно просто считать благодарностью убийцы.
— Да, пожалуй.
Сэм Маркхэм снова умолк. Хильди только слышала в трубке, как он листает страницы.
— Спасибо за звонок, Кэти, — наконец сказал сотрудник ФБР. — Вы даже представить себе не можете, как помогли нам. В течение ближайших нескольких дней, пока будет производиться вскрытие тел, я буду постоянно разъезжать между Провиденсом и Бостоном. Нам нужно собрать как можно больше вещественных улик, а затем передать все в лабораторию Квантико для последующего анализа. В подобных случаях всегда лучше, чтобы родные как можно быстрее похоронили своих любимых. Я буду на связи, а вы постарайтесь немного отдохнуть, хорошо? Спокойной ночи, Кэти.
— Спокойной ночи, Сэм.
Щелк.
Хильди стояла на кухне, чувствуя себя лучше, чем за весь этот день. Несмотря на тему разговора, она вынуждена была признать, что получила удовольствие, беседуя с сотрудником ФБР.
«Наверное, всему виной настой», — раздался у нее в голове язвительный голос, и Кэти тотчас же приказала ему заткнуться.
Зазвонил домашний телефон, и Хильди услышала, как в гостиной Джанет отвечает Стиву Роджерсу, что Кэти здесь, но не будет с ним говорить.
«Должно быть, подонок увидел меня по телевизору», — подумала она и улыбнулась, потому что в течение последних нескольких месяцев ей много раз приходилось быть свидетелем того, что сейчас происходило в гостиной.
Да, Джанет прекрасно понимала, что какими бы ни были обстоятельства, по которым Кэти искала убежища у нее дома, из всех людей на земле Стив Роджерс был последним, с кем она согласилась бы говорить.
— Повторяю в последний раз, Стивен, — отчетливо произнесла Джанет. — Я не дам вам номер ее телефона. А теперь, до свидания!
Вернувшись в гостиную, Кэти узнала, что агентство «Ассошиэйтед пресс» подтвердило тот факт, что тела Томми Кэмпбелла и Майкла Винека были выкрашены в белый цвет и установлены в позах «Вакха» Микеланджело. Джанет и Дэа это известие потрясло и шокировало, а Хильди втайне испытала облегчение, поскольку не было сказано ни слова про короткое посвящение на основании статуи. Однако позже, когда в выпуске новостей Си-эн-эн показали фотографию Майкла Винека рядом с крупным планом сатира Микеланджело, на нее снова нахлынули жуткие воспоминания прошедшего дня.
Кэти поняла, что, несмотря на настой, увидит в темноте перед собой мраморное лицо Майкла Винека, когда в гостевой спальне Поулков погаснет свет.
Глава 14
Сэм Маркхэм, закрыв в ту ночь глаза, увидел не Майкла Винека и даже не превращенное в Вакха лицо Томми Кэмпбелла. Нет, в темноте номера гостиницы в Провиденсе вместе с ним была только его жена Мишель. Как обычно, она пришла в минуты одиночества. Часть мозаики воспоминаний рассыпалась на отдельные бессвязные элементы, в то время как прочие оставались сегментами общей картины, границ которой Сэму так никогда и не удавалось достичь. Однако сегодня воспоминания о Мишель принесли с собой тупую, но невыносимую тоску, с которой Сэм Маркхэм не расставался ни на минуту, хотя по большей части она скрывалась в самых глубоких катакомбах его отвердевшего сердца.