Скверна
Шрифт:
– Необходимость крепкого дозора для обследования Светлой Пустоши, назначение Лауруса Арундо, а также прошения Пустулы Адорири-Тотум и Телы Нимис-Тотум.
– Вот ведь, – взмахнул руками Пурус. – Все им неймется. Что они просят?
– Думаю, хотят чинов, – почесал затылок Милитум. – Но просят именно службы.
– Службы, – проворчал Пурус. – Дать бабе службу… Хотя Пустуле Адорири мы серьезно обязаны. Да и Тела Нимис была на высоте. Зачем им служба? Им мужья нужны. Кто у нас вдовый или неженатый?
– Так… – замялся Милитум.
– Вот с тебя и начнем, – сдвинул брови Пурус. – Хочешь, чтобы твой сын был герцогом Лаписа?
– У меня нет сына, – выдавил через стиснутые зубы Милитум Валор.
– У Пустулы есть, – парировал Пурус. – И он уже герцог. А ведь тебе сорок четыре года, Милитум. Семьи все еще нет. Зато есть Пустула, которая лишь на год тебя старше и вполне может родить тебе ребенка. Я не могу на тебя давить, но настоятельно прошу тебя, встреться и поговори с нею. Только поговори. Поверь мне, она не столь невыносима, как о ней говорят. К тому же она и в самом деле очень помогла нам.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – пробормотал Милитум.
– Кто там у нас еще не женат? – подмигнул Деменсу Пурус. – Соллерс Кертус? Сорок один год? Прекрасный воин? Может быть, ему предложить Телу Нимис? Все еще красива, тоже будет старше его на год, всех недостатков – небольшой шрам на щеке. Как ты думаешь, Милитум?
– Я не могу решать за Соллерса, – негромко ответил Милитум.
– Это только я могу решать за всех, – буркнул король. – Ладно, с Телой еще подумаем, дозор в Светлую Пустошь отправлять не станем, сначала посоветуемся с Флавусом Белуа, может быть, герцог Эбаббарский нам что-то подскажет. А вот что делать с Лаурусом… Он ведь тоже герой! Сумел выжить, когда этого свея, как его… Стора Стормура резали на куски! Что у нас в Пете, Деменс?
– Ничего, – пожал плечами Деменс.
– Отправь туда Лауруса, – повернулся к Милитуму Пурус. – Приготовь ему верительные грамоты, дай денег. Пусть поболтается при дворе короля Петы в качестве вестника великого Ардууса. Записал? А теперь, дорогой Милитум, иди. Увидимся завтра.
Пурус дождался, когда шаги Милитума затихнут, и повернулся к Деменсу.
– У нас ничего нет в Пете, – прошептал ему Деменс. – Там и короля толком нет. Разброд.
– А и не надо, – улыбнулся Пурус. – Все, мой друг. Хватит. Мне надоел этот выродок. Возьми лучших воинов и сделай так, чтобы он не добрался никуда. Чтобы сгинул. И его семья заодно. И займись этим лично. Хорошо?
В первый день второго месяца осени, которая в Бэдгалдингире всегда запаздывала, не в силах преодолеть высокие стены и неприступные горы с наскока, а только сочась понемногу через распадки и створы ворот, в двери большой башни угодника постучали. Служка побежал вниз, открыл и едва не распластался от страха. В дверях стоял король Тигнум. Стража осталась внизу, а король стал подниматься по узкой лестнице, пока на третьем ярусе не обнаружил худого и поджарого старателя, который, кутаясь в серый балахон, просматривал ветхий свиток. Старатель, что было удивительно, не встал с места, а просто кивнул королю, показывая на место через стол, впрочем, поднялся через секунду и обнял короля, а потом поспешил к медному сосуду с изогнутым носиком, который попыхивал на жаровне. Тонкая, желтоватая с искрами травяной пыльцы струя душистого напитка ударила в дно округлой чаши, едва не выскользнув из нее, но забурлила в умелых руках и наполнила не только ее, но и всю келью ароматом осенних медоносов. Вторая чаша уже была наготове, и через минуту и король, и его добрый знакомый уже потягивали чуть кисловатый напиток, присвистывая, чтобы не обжечься.
– Что скажешь, мой добрый друг, Бенефециум? – наконец хрипло засмеялся король. – А ведь грозился, что мне опять придется подниматься на самый верх? Знал, что приду?
– Я не провидец, – покачал головой угодник. – Если только провидец в прошлое. Нет, мне хотелось посмотреть те пергаменты, которые лежат здесь. А жаровню за мной таскает мальчишка.
– Будет из него толк? – спросил Тигнум. – Мнится мне, угодников становится меньше с каждым годом.
– Их никогда не было много, – пожал плечами Бенефециум. – И набрать их нельзя, потому что они как золотой песок. Их надо намывать. Намывать, помня, что не каждая золотая песчинка – самородок. Не каждая.
– Давно Сина не видел, – вспомнил Тигнум. – Пусиллуса тоже не встречал уже лет пятнадцать… Прочих и не помню. Да, был еще белобрысый паренек, лаэт… Хвостом вместе с одним дакитом цеплялся за Сином. Это все? И где они?
– Чужие дороги становятся известны по возвращении путников, – отставил чашу Бенефециум. – Но уж во всяком случае, и Син, и Пусиллус появятся еще, никуда не денутся. Пока никуда не делся этот мир, никуда не денутся и они.
– Этот мир… – король поднялся, подошел к узкому, застекленному кусками стекла окну. – Мир никуда не девается. Деваемся мы. Мне уже шестьдесят девять. Шестьдесят лет назад я вбегал по этой лестнице на самый верх! Ты так же заваривал горные травы, рассказывал что-то. Уже не упомню что… Сверху видно больше, башни ведь выше ворот Бэдгалдингира. И вот ты почти не изменился, а я уже старик.
– Тот, кто занимается вечностью, пропитывается ею, – засмеялся Бенефециум, показывая на свиток.
– Брось, – усмехнулся король. – Я уже не ребенок. Нет, я, конечно же, не считаю тебя богом, хотя и если взглянуть на меня, кто скажет, что этот старикашка в потертом гарнаше и стоптанных сапогах, в которых так хорошо моим больным ногам, кто скажет, что я король? Да никто. Но если посмотреть за мной… То можно заподозрить.
– Мы ведь говорили уже с тобой об этом? – нахмурился Бенефециум. – Долгая жизнь не награда, а бремя. Она как твои сапоги, которые хороши для твоих ног, но завтра они пропустят воду, а послезавтра подметки отвалятся у них, но других сапог не будет!
– То-то я гляжу на тебя, – рассмеялся король, – гляжу и пытаюсь угадать, где ты пропускаешь воду, а где у тебя отваливаются подметки.
– Я другое, – вздохнул Бенефециум.
– Но скажи мне, – попросил Тигнум. – Скажи мне, ты один из шести? Или мурс? Или еще кто?
Бенефециум промолчал. Король развел руками, вздохнул, снова сел на табурет, допил отвар, потом крякнул, пошел к жаровне и сам наполнил кубок еще раз.
– Ладно, – наконец сказал он угоднику. – Забудь о моей слабости. Я все знаю. И о себе. И о тебе. Во всяком случае, то, что мне нужно знать. Сейчас мне нужен твой совет. Нет, я, конечно же, был бы рад услышать что-то новое о том, что творится в Эрсет, в Сухоте, на юге и на севере. Да еще было бы неплохо не только услышать, но и понять, откуда что берется и чьим замыслам подчиняется. И кто источник этих замыслов.
– Источник прежний, – скучным голосом произнес Бенефециум и посмотрел в окно, в которое только что смотрел Тигнум и за которым высились ворота Бэдгалдингира, а за ними, через триста лиг, начиналась Светлая Пустошь с проклятым Пиром в ее центре.
– Да, Шеннаар, – пробормотал Тигнум. – Испоганенная, но по прежнему святая земля. Земля моих предков.
– Нет, – засмеялся Бенефециум. – И ты прекрасно это знаешь, я, во всяком случае, говорил тебе об этом. И земля Шеннаар в междуречье Азу и Му, и земля Бэдтибира – в междуречье Му и Утукагавы, и земля Амурру, ныне занятая королевством или герцогством Фидента, – все это больная каламская память. Все эти земли до падения Бледной Звезды были в других местах, и, по сути, их уже нет. Остались только имена.