Скверна
Шрифт:
– Плевать, – хмыкнул Тигнум. – Моя жизнь коротка, поэтому в ней есть эта земля и это имя. И она, и оно для меня святы. И они испоганены.
– Так в чем нужен совет? – спросил Бенефециум. – Я с радостью помогу тебе, король. И может быть, расскажу что-то об Эрсет или Сухоте. И о Скверне, что зашевелилась между одним и вторым. В чем совет?
– Зашевелилась? – побледнел Тигнум. – Как скоро она…
– Пять-семь лет, – отчеканил Бенефециум.
– И новая битва у Бараггала? – нахмурился король.
– Бараггала нет, – вздохнул угодник. – Поэтому новой битвы не обещаю. Но все может оказаться страшнее, чем было.
– Лучезарного же нет! – воскликнул король.
– Его тень не рассеялась, – ответил угодник. – А тени зачастую страшнее воинов, которые их отбрасывают. В чем совет? – повторил он.
– Король Пурус предложил моему младшему сыну герцогство в Аббуту, – сказал король. – Соглашаться мне или нет? Или он так пытается заползти за шиворот моему королевству?
– За шиворотом у твоего королевства Сухота, – улыбнулся Бенефециум. – Да, пытается. Но это не имеет никакого значения. Когда молодой воин идет по улице, каждая встречная девка улыбается ему. Каждая пытается заполучить толику его бодрости. Что с того? Соглашайся, но соглашайся хитро. Отправляй туда старшего сына. Согласись, но с условием, что герцогом будет Тутус. Ему тридцать два года, пора уже пробовать себя в серьезных делах. Да и не мешало бы показать себя среди молодых ардуусских герцогинь. А когда тебе придет срок, – угодник твердо посмотрел в глаза короля, – его место должен будет занять твой младший, Церритус. А Тутус вернется на твое место.
– Это все, что ты хочешь сказать именно об этом? – спросил король Тигнум.
– Именно об этом, – снова улыбнулся угодник, – я могу добавить только одно. Тот, кто пытается залезть к тебе за шиворот, становится уязвим. Его руки заняты…
…В тот же день, когда король Тигнум поднялся для беседы с угодником Бенефециумом в самую древнюю и самую высокую башню угодников в Анкиде, Лаурус и Йор подплывали на тиренской галере к Самсуму. Лаурус собирался плыть до Петы, куда его назначил послом дядя Пурус, а Йор должен был сойти в Самсуме, разыскать своего приятеля, молодого угодника, и через него семью Лауруса, чтобы, наконец, соединить их с ним самим. На верхней палубе галеры по случаю осеннего дождя и резкого ветра почти никого не было. Только какой-то бородатый ардуусский торговец с двумя приказчиками пропивал еще не полученный на торговле в Самсуме барыш. Галера чуть покачивалась, тиренские рабы гребли не слишком усердно, но весла опускали в и так несущую их реку мерно, а Лаурус ежился и все никак не мог понять, зачем Йор вытащил его на этакий холод, лучше зима с морозом, чем осень с сыростью и ветром.
– Надо, – отчего-то скучно отвечал ему Йор. – Иногда надо постоять и на ветру. Вон, видишь же, люди пьют и не чувствуют холода!
– Ерунда, – отмахнулся Лаурус. – У них легкое самаррское в мехах, я в юности год простоял мытарем на ардуусском рынке, по запаху отличаю. Чтобы согреться таким вином, нужно выпить его по два меха на глотку. Правда, у этого бородача было четыре помощника, так что, возможно, они пьянеют и от такого пойла.
– Вот, – кивнул Йор. – О том и речь. Учись, нелюбимый племянник короля. Нужно не только видеть, но и понимать, что ты видишь. Хотя видишь ты неплохо.
– А что я вижу? – не понял Лаурус. – И почему у тебя под курткой самострел? Послушай, я уже не мальчишка. И мы не в Ардуусе. Но ты опекаешь меня так, словно я гуляю по свейской деревне!
– Идем, – кивнул ему Йор и добавил: – Кроме того, что нужно видеть и понимать, что видишь, нужно еще и делать из этого выводы.
– Какие же? – спросил Лаурус, направляясь за дакитом.
– Если ты уверен, что тебя хотят убить в спину, не чурайся самому сделать то же самое, – ответил Йор и метнул нож в одного из приказчиков. – И что ты скажешь?
Неизвестный ардуусец выгнулся от боли и повалился со стула навзничь. Сверкающей сталью взведенный самострел, который он сжимал в руках, покатился по палубе. Его собутыльники – бородач и второй приказчик – вскочили с мест, выхватывая мечи.
– Держи лестницу! – выкрикнул Йор. – Сейчас еще двое выскочат оттуда!
Мнимые торговцы сражались отчаянно и беззвучно, как будто хотели, чтобы их смерть пришла к ним в тишине и в тайне. Или то убийство, которое намечали они сами. Йор сразил сначала бородача, потом его напарника и успел выпустить стрелу из самострела в того из двух соперников Лауруса, который и сам собирался воспользоваться стрелой.
– Молодец, – кивнул дакит тяжело дышавшему Лаурусу.
– Он был неплох, – вытер меч Лаурус. – Что это такое? Или в Самсуме еще опаснее, чем в Ардуусе?
– Отвечу тебе по частям, – проговорил Йор, смахивая с лица дождевые капли и опускаясь на колени, чтобы обыскать трупы. – Первое: твой соперник был так себе. Единственный из этой компании, кто заслуживал внимания, это бородач. Но и он никуда не годился по сравнению со мной, так что эта победа не прибавила мне славы. Просто ты еще плох, парень. Надо трудиться над собой.
– Если ты будешь учить меня, – скривил губы Лаурус.
– Вряд ли, – покачал головой Йор. – Боюсь, что я буду занят. Но ты или найдешь себе учителя, или будешь учиться сам. Главное ты знаешь, остальное придет. При должном усердии.
– Второе? – спросил Лаурус.
– Второе заключается в том, что опасно везде, и забывать об этом не следует, тем более тому, кто ходит в любимчиках у Пуруса Арундо, – вздохнул Йор. – А вот и третье.
Йор сорвал фальшивую бороду с трупа.
– Деменс… – пораженно прошептал Лаурус.
– Да, – кивнул дакит. – Кстати, убийца твоего отца.
– Почему ты не сказал мне раньше? – вскипел, скорчив гримасу, Лаурус.
– Именно поэтому, – ответил Йор. – Чтобы сохранить тебе жизнь. Или ты забыл? Ты нужен Ардуусу!
– Кажется, он любит меня смертной любовью, – прошептал Лаурус.
– Отчасти, – согласился Йор. – Ну, так дай ему опомниться, отдышаться, соскучиться. Побывай в Пете, убедись в том, что никто и не собирался тебя делать послом в никчемном запущенном королевстве. И возвращайся к своей семье. Я думаю, что у тебя будет время отдохнуть перед тяжелой работой.
Через десять дней после того, как Йор сошел в речном порту Самсума, почти уже в середине второго месяца осени, кутаясь от холодного морского ветра в воротник суконного гарнаша, торговец древностями, оружием, амулетами и прочей колдовской мелочовкой – Литус Тацит, которого за последние полгода узнали в городе как доброго человека по имени Филиус, возвращался домой. Настроение у него было одновременно и приподнятое, и настороженное. Слишком многое навалилось на него в последние дни. Слишком многое случилось. Хотя случилось, наверное, раньше. Еще с начала осени он стал замечать, что за ним кто-то следит. Кто-то очень опасный, поскольку определить источник слежки Литусу так и не удалось. Все, что он мог – это не расставаться с оружием, поставить на дом прочные решетки и дорогие кованые двери, прикрыть все это самыми лучшими наговорами, да на то время, когда он уходил в лавку, вручать его ненаглядной, любимой и единственной жене Планте два отличных самострела. Та, конечно, отнекивалась, уверяла, что никто ее не сможет выколупнуть из-под таких заклинаний и из-за таких крепких стен, но Литус был непреклонен. Поставил у дверей колоду и не успокоился, пока его жена не научилась попадать в самый ее центр. А потом погладил ее живот, в котором шевелилось его продолжение, и с тяжелым сердцем ушел в лавку. И вот дней шесть назад в его лавке появился старый знакомый Аллидус, который частенько покупал у Литуса амулеты, а то и приносил какие-то старые мечи или кинжалы. Кажется, он был ныряльщиком или же мытарем в порту, или лекарем, Литус не спрашивал. Обменивался новостями, шутил, радовался всегда доброму и приятному лицу невысокого на первый взгляд вроде бы увальня, а на второй – очень даже ловкого самсумца. В тот день он появился не один, а с дакитом. Литус удивился. Не то, что он не встречал на улице Самсума дакитов, в кузнечных рядах даже один даку чеканил медные чаши, но этот дакит не интересовался товаром. Он дождался, когда в лавке останутся только Литус и Аллидус, и сказал следующее: