Скверна
Шрифт:
Рявкнул, стеганул лошадь и помчался вперед, увлекая за собой отряд.
– Стултус, – с усмешкой прошептал Волуптас. – Ярлык взял в Пете, скорее всего, все прочие уже отказались от него. Убийца и вор. Но силен, ничего не скажешь.
– Что за кровь в нем? – спросил Игнис.
– Думаешь, с великаном ли его мать согрешила или сама была великаншей? – спросил однорукий. – Не знаю, вряд ли, потому как кровь этлу дает благородство, а кровь рефаимов, хотя очень редко смешение с ними, а может быть, и вовсе невозможно, вроде бы наделяет неторопливостью и степенностью. Так что, вряд ли. Мудрецы говорят, что, когда Лучезарный лепил этлу, он не выдувал их из трубки, как стеклянные пузыри. Он брал то, что уже есть в людях, и как-то сохранял. Ну, вроде того как псари выводят лучшие признаки у собак. Но в этом Стултусе признак роста порченый, к нему прилагается глупость и злоба.
– Ты был знаком с мудрецами? – спросил Игнис, удивленный словами воина.
– Приходилось, – неопределенно ответил Волуптас, придержал лошадь и потянул с головы колпак. – А теперь постоим и помолчим.
Впереди среди колонны беженцев показался военный обоз. Старики-нахориты, в потертых доспехах махрских гвардейцев, управлялись с подводами, на которых лежали раненые и как будто убитые. Впрочем, убитых было больше, а раненые выглядели так, словно их везли к скорой смерти. И те и другие были накрыты тканью, на которой виднелись пятна крови. Мертвые – с головой, раненые – до подбородка. Беженцы, которых настигали подводы, жались на грязную, вымешанную в грязь обочину. Количество подвод казалось неисчислимым. Вдоль дороги, обгоняя страшный обоз, промчался нахоритский дозор. Волуптас еще успел крикнуть:
– Держится еще Касаду?
– Держится! – донесся ответ через плечо дозорного. – Две недели уже держится!
– А король? – крикнул однорукий.
– С войском! На полпути от Касаду. Обороняется!
– Ну, тогда за работу, – мрачно заметил Волуптас и вновь натянул колпак.
– Падальщики! – вдруг зло засипел один из раненых, показывая затянутым кровавой тряпкой обрубком руки на охотников. – Падальщики слетелись! Будут пировать над трупом Касаду!
– Придержи лошадь, отец, – обратился к вознице Волуптас, махнул рукой, давая охотникам команду пересечь тракт, но у подводы остановил коня.
– Вторая рука цела? – спросил раненого.
Тот молча вытащил из-под рогожи вымазанную в крови пятерню.
– Вот ею теперь тебе и трудиться, – проговорил Волуптас, наклонился и положил в ладонь золотую монету. – А обрубок и у меня есть.
Тем же вечером у костра, который Волуптас разрешил развести в укромном распадке на краю березовой рощи, однорукий в очередной раз заунывно повторил все предыдущие наставления и добавил:
– Махру и Касаду – как два крыла одной птицы. И там и там – нахориты. Это в Аббуту валы перемешаны с атерами, нахоритами, лаэтами, каламами, иури и еще демон знает с кем. И в Пете кого только нет. Даже в Самарре – хватает разных народов, но в Махру и Касаду пришлых мало. Города небольшие, а в деревнях чужаки не прорастают. В Касаду не очень высокие стены, и город не из великих. Долго он не простоит, тем более что король не в городе. Мы идем к северу по двум причинам. Первое, большая часть беженцев уходит не в Махру, а на север, к Рапесу. Да, там прайды, они чванливы, но только в горах можно укрыться от свеев. За беженцами будут посланы ватаги разбойников. Это их добыча. А они – наша добыча. Ясно?
Молчание было ответом Волуптасу.
– Вторая причина в том, что, когда Касаду падет, Джофал поведет войско на Махру, – проговорил старшина. – Скорее всего если не будет у него другой цели. А ее нет, разве только какое войско выберется от атеров к Аббуту, но Аббуту еще слабее, чем Касаду. Войска своего нет, стена еще ниже. В любом случае мы окажемся в тылу свеев. Нам это и нужно.
– Зачем? – подал голос лигурр.
– Чтобы лишить их сна, – твердо ответил Волуптас.
– Двенадцатью воинами против десятков тысяч? – уточнил лигурр.
– Ну, и комара хватает, чтобы лишить такого детину, как ты, сна, – усмехнулся Волуптас.
– Комара я прихлопну, – уверил однорукого лигурр.
– Поэтому я и спокоен, – под общие смешки заключил Волуптас. – Ты с нами, значит, нам ничего не грозит. Но вот еще важное. Не все так просто, как может показаться. И среди нахоритов могут случиться вольные охотники. Очень вольные и совсем не те охотники. Слушок доходил, что шайки разбойников промышляли и в Касаду, и в Аббуту, захватывали людей и продавали их в Светлую Пустошь. Помните об этом, когда вдруг увидите любой вооруженный отряд, пусть даже воины его не походят на свеев, антов и вентов.
– Зачем? – вдруг хрипло спросил тирсен. – Зачем в Светлую Пустошь? И кто там их покупал?
– Поверишь, – повернулся к нему Волуптас, – но пока я вовсе не жажду это выяснять!
Первое столкновение со свеями произошло уже ранним утром. Наверное, это был отряд конных разведчиков, потому что следовал он вдоль тракта на Махру, но в отдалении, лигах в пяти. Утренний туман затягивал низинки между рощами, и как раз из него показались кожаные шлемы свеев. Волуптас придержал лошадь, поднял руку над головой и, когда уверился, что свеев только два десятка, прошипел обернувшись:
– Походное спокойствие! Один в один!
Бесконечное растолковывание возымело действие. Каждый занял положенное место в строю, и отряд однорукого двинулся если и не навстречу свеям, то уж точно наперерез. На мгновение Игнису показалось, что за спиной у него больше воинов, чем их было в отряде, да и стук копыт звучал внушительнее, вдобавок незнакомой магией повеяло по затылку, и он оглянулся. Вслед за тирсеном, который сам держался за спиной Вискеры, вдруг появились фигуры незнакомых воинов – одна, две, три – десять! Морок! – понял Игнис.
– Держись за мной, – обернулся Волуптас. – Пока нет меча, будь рядом.
– Справлюсь, – хмуро отрезал Игнис.
Свеи заметили отряд через половину минуты, едва вольные охотники отделились от рощи и вышли на склон низины, где туман был реже. Следовало отдать северянам должное, им не пришлось выкрикивать команды и ярить друг друга боевыми воплями. Наверное, в такие дозоры уходили лучшие. Все два десятка развернулись в сторону вольных охотников и ринулись на них без единого звука.
– Строй! – прошипел Волуптас, и в ту же секунду за спиной Игниса фыркнул лук, и один из свеев захрипел, схватившись за стрелу, пронзившую ему горло точно между шлемом, прикрывавшим лицо, и клепаным сталью нагрудником. Тридцать шагов до схватки! Игнис выхватил сразу оба кинжала. Снова фыркнул лук, и еще один свей упал с лошади, и стрела вошла точно так же. Двадцать шагов. Лук! Еще один свей со стрелой! Сшибка! Волуптас неожиданно ловко развернулся, пропустил над головой брошенный свеем небольшой топор и, уже доставая противника, подрубая ему концом длинного даккского меча гортань, на развороте достал того, кто замахнулся мечом на Игниса, и почти отрубил ему руку.
– Спасибо, я уже справился, – поймал падающий меч и показал на пронзивший сердце врага кинжал Игнис.
– Пустое, – отмахнулся Волуптас, приподнимаясь в седле. – Вот ведь ведьма! Успела!
Игнис посмотрел назад. Бой, длившийся не более пары секунд, завершился. Свеи, бросившиеся на хвостовой морок, были порублены, так же как те, что достались настоящим охотникам. Вся забрызганная кровью, Вискера ходила в тумане и, судя по коротким ударом мечом, добивала раненых. Колдун-тирсен бегал и собирал лошадей. Среди охотников не оказалось не только убитых, но и раненых. Зато отыскались двое недовольных. Здоровяки – лигурр и аккадец – раздраженно ругались на худого лива, который, выпустив все-таки четыре, а не три стрелы, не только избавил от схватки своего старшего приятеля, но и лишил добычи соседей по строю.