Скверна
Шрифт:
– Герои, – кивнула Эсокса. – Но это их работа. И даже смерть на поле боя – часть их работы. Да, они совершили поступок, когда надели доспехи, взяли оружие и встали за свою родину. Это был подвиг, но дальше – это уже работа. А подвиг, это когда ты делаешь то, что мог бы не делать. Когда приказывает тебе твоя… совесть, долг, честь. Это подвиг.
– А что, если моя совесть, долг и честь приказывают мне ковать железо и сберегать свою семью здесь? – холодно произнес Касасам.
– Попробуй, – ответила Эсокса. – Надеюсь, твои совесть, долг и честь подскажут, как нам выбраться из города и как найти перевал через горы Митуту?
– Подскажут, – медленно произнес Касасам и вдруг рассмеялся. – Однако никогда не думал, что разговор с девчонками может быть таким серьезным. И ведь все это на пустой желудок. Пошли. Во дворе накрыт стол, громко говорить не следует, но чавкать можно во всю силу!
Во дворе и в самом деле был уже накрыт стол, за которым оказались сразу все шестеро детей, жена Касасама, сам кузнец, продолжающий хмуриться над собственными мыслями, и обе принцессы, которые только при виде еды и от ее запаха почувствовали, что уже не первый час терзаются от голода. Но напряжение, повисшее над столом, развеялось только после того, как Фидусия зажгла свечи и, поставив одну из них перед Камой, торжественно прошептала:
– Ну, хоть одно человеческое лицо за моим столом!
Дружный хохот был ей ответом. Даже Касасам позволил себе рассмеяться. А через час, в той же комнате, в которой состоялся разговор и в которой Фидусия постелила обеим принцессам, Касасам в их присутствии перебрал содержимое мешков спутниц и безжалостно сгреб все ярлыки, ключи паломников и вообще все, что могло напоминать о Дакките или еще о чем-нибудь, более дальнем. Осмотру подверглось и оружие, и доспехи. Самострелы, которые Эсокса подобрала у Воинов Храма Света заинтересовали Касасама в первую очередь. Он долго их рассматривал, а потом показал на некоторые детали и сказал, что вот это делал он сам. И что заказчиком был опять же один из посыльных Балзарга. Но оружие это маломощное и годное только для стрельбы на близком расстоянии. Это оружие для убийства.
– Оно и убило мою няню, – прошептала Эсокса.
– Я дам вам другие самострелы, – произнес Касасам, словно и не услышал слов Эсоксы. – Конечно, они не добавят вам легкости, но без них в горах нельзя. Слишком много летучих тварей. Твой меч, Эсокса, хорошей даккитской работы. Береги его, но вензель королевского дома Габберов я прикрою стальной пластиной. Не волнуйся, балансировку она не нарушит. Ваши ножи, принцессы, останутся с вами. Но доспехи, и уж тем более эту кольчужницу, и этот кирумский щит, – кузнец вытряхнул содержимое мешка Камы, – придется оставить здесь. Слишком тяжело для перехода через горы.
– И что у нас осталось? – нахмурилась Эсокса. – Фальшивые клыки, перстень, несколько ардууских золотых монет у Камы, меч, монеты у меня да немного еды? Да, ты обещал еще самострелы и разрешил оставить ножи. И, кажется, лекарские снадобья Камы не вызвали у тебя вопросов. Все это нам будет нужно в горах. Но до них нужно еще добраться! Надеюсь, наша одежда еще не расползлась? Или ты позволишь нам уйти в платьях твоей дочери?
– Нет, почему же, вот еще, – Касасам толкнул на край стола серебряный рог из мешка Камы. – Безделица, но ее можно наполнить медом, да и заткнуть будет удобно. И вес небольшой. И продать можно в случае нужды.
– Полегчало, – вздохнула Эсокса. – Неизвестно, найдем ли мы дорогу через горы, но на торжище должны попасть. Главное, чтобы там не продавали нас самих.
– Ты торопишься, – вздохнул кузнец, беря в руки последнее, на что он еще не взглянул, – меч Камы. – И это дочь короля Даккиты – мудрейшего Халибса Гиббера. Не спеши. Представь, что ты решаешь судьбу своего народа.
– Судьба моего народа решилась без моего участия! – воскликнула Эсокса.
– Все еще только решается, – пробормотал Касасам, вытягивая из ножен меч Сора Сойга. – Это что?
– Это меч моего наставника, – вздохнула Кама.
– Смотри, – прошептал Касасам.
Резким движением кузнец сдвинул яблоко рукояти, свинтил его, затем отщелкнул саму рукоять и снял ее, обнажив гарду и сердцевину эфеса. На стальном стержне были вычернены руны.
– Читай, – протянул клинок Каме Касасам.
– Это же древний язык! – удивилась Кама.
– Только не говори, что тебя не учили древним рунам, – прошептал Касасам.
– Меч выполнен для рода Сойга кузнецом Блиаром Чирланом из Чилдао, – запинаясь, прочитала Кама.
– Это не магический клинок и не шедевр, которые ковали кузнецы-колдуны Дакки во времена Лучезарного, – торжественно заметил Касасам, собирая эфес меча. – Но это очень хороший меч, и его выковал мой прадед, поскольку мой род и есть род Чирлан. Я – Касасам Чирлан. Прости, но я должен показать этот меч моим детям. Они будут счастливы!
– А мы… – не поняла Эсокса.
– А вам спать, – строго проронил Касасам. – Конечно, вы можете полюбоваться на оружие, которое висит на стенах. Это тоже оружие времен Лучезарного, оно иногда попадается в рудных копях. Но я бы советовал спать. Встаем затемно. Легкий, но прочный доспех, одежда, припасы и все необходимое – будет готово. Мы отправляемся в горы Митуту. За железом. Впрочем, как повезет.
– Вместе? – загорелась Эсокса.
– Только до гор, – строго погрозил пальцем принцессам Касасам. – И заметьте, на две недели раньше, чем я собирался в путь.
Глава 18
Волуптас
Отряд из двенадцати вольных охотников, которых однорукий Волуптас иначе как войском честных мародеров не называл, добирался до Махру почти три недели. Можно было управиться и быстрее, но Волуптас не позволял загонять лошадей, берег их. Пожалуй, даже больше, чем людей, потому что на каждом привале заставлял всех отобранных молодцов, в том числе и одну молодицу, пусть даже она не дала бы спуску никому из своих спутников, или упражняться с оружием, или разминать тело, или слушать утомительные нравоучения, на которые Волуптас был горазд. Лет ему было за пятьдесят или даже больше, происхождения он был лигуррского, но кто и откуда, при всей своей болтливости не обмолвился ни разу. Зато уж о том, как держать строй, как биться с малым противником, с противником равным, с большим, как нужно отступать и даже как драпать изо всех сил – расписывал в подробностях. Игнис посматривал на его собеседников, слушал, но сам никогда не встревал в разговоры, которые вел Волуптас и которые случались у костра, пока еще костры можно было разводить. Лишь однажды, уже на привале на окраине Махру, он спросил у старшины вольных охотников:
– Почему так далеко?
– Далеко, потому что неблизко, – принялся объяснять воин. – От Ультимуса до границы с Монтанусом – двести лиг. По Монтанусу, хоть и краем зацепили, еще сто пятьдесят. Ну и вдоль границы с Самаррой все шестьсот. Ну а дальше-то, сам знаешь – Махру поперек все три сотни лиг будет, а еще дальше Касаду. Там уже война. Так что не загадаешь. Но еще дней пять – и в крови вымажемся. Судя по рассказам беженцев, война в Касаду уже с месяц идет, так что не задержится.
– Я не об этом, – остановил старшину Игнис. – Много вольных охотников? Не слишком далеко ты забрался, чтобы сколотить дюжину мечников?