Скверная жизнь дракона. Книга третья
Шрифт:
Завывание ветра отвлекло от размышлений. Снаружи началась метель. Земля по краям шатра давно промёрзла и покрылась ледяной коркой. Сколько я уже здесь? Когда случится ближайший приступ и я проснусь после него — пройдёт сто тридцать два дня.
Четыре с половиной месяца. Хочется выть зверем от осознания пропавшего времени. Треть года. За это время я мог спокойно долететь до острова и воссоединиться с семьёй, или найти остров ящеролюдов, и вернуться обратно. Кстати, а где он? Мама показывала, как прилетела на остров, но я ни черта не помню, где именно он находится. Но и это неважно — сначала я полечу домой.
Через
Я кивнул, подтверждая, что буду спать шестнадцать дней. Орк показал на трупы, потом вновь повторил манипуляции с пальцами. В этот раз он показал цифру двадцать намекая, что через двадцать дней принесёт новых разумных. И сразу же ушёл, стоило мне кивнуть.
Взглянув на трупы, меня всего передёрнуло: во мне до сих пор находились две козы. Но трупы я съел с мыслями, что уж лучше переедание, чем голод.
Всё же орки не собирались убить меня, пока я буду находиться без сознания, иначе бы не сообщили о следующей партии. К тому же, у них ещё оставалось шесть разумных, если верить Нусику.
Вскоре скверна вернулась, ворвавшись в сознание без стука и без предупреждения. Я лишь успел подумать, что вскоре начнётся самый сложный и самый долгожданный этап. Я даже успел обрадоваться приходу скверны, но ненадолго: разметав моё «я» на микроскопические лоскуты, она погрузила меня в глубокий чёрный омут.
Глава 3
Сковавшая всё тело невозможная слабость, будто на живую вырвали все жилы, оставив лишь кровоточащее мясо и истерзанные лоскуты кожи. Боли не было, но я долго лежал, приходя в норму после приступа скверны.
Девяносто шесть. Тридцать два. Осмысление этих цифр вернуло сознание в норму. Вернулась возможность двигаться, вернулись запахи. Пахло мёрзлой земли, сырой и глинистой; пахло моим телом, на протяжении четырёх месяцев ни разу не мывшимся; пахло перепачканными кровью и грязью стеками шатра. Но не было козьего запаха. Не было козьих голов.
Орки украли Долли, Полли и Молли, дери их черти три вечности подряд! Вот как можно быть настолько бесчувственными, чтобы забрать у меня последнее? Хоть спасибо, что новых повреждений не добавили. Всё было на месте, как и роговые отростки.
В лог-файле по-прежнему пусто, ни одного негативного эффекта. С одной стороны — я не знаю, как влияют на организм те или иные повреждения, с другой стороны — не видно последствий скверных приступов.
Зато понятно, что крыло медленно возвращается в нормальное положение. Думаю, что сеансов тридцать будет достаточно, а это впритык к празднику Новой Жизни. Так что время ещё есть и можно немного расслабится, положив голову на подушку. От неё осталось лишь воспоминание: она порвалась, а служившая набивкой шерсть вываливалась наружу засаленными комками серой массы. Но даже в таком виде подушка была хоть каким-то подобием мебели.
Изношенная подушка; бадья, вода в которой превратилась в тонкую мутно-зелёную ледышку; да табуретка с кружкой, давно упавшей на землю. Вот и всё убранство моей темницы. Одним словом — в шатре творилось запустение и бардак. И я бы мог пошутить, что не убираюсь и не навожу порядок, ведь у меня лапки — да вот только лапок у меня не было.
Из-за нетерпения и нервного возбуждения — время тянулось медленно, даже с учётом нирваны. Считая один цикл за другим — я то и дело прислушивался к шуму в лагере. Со всех сторон доносились звуки мышиной возни, когда хвостатая колония обустраивает убежище, грызя ходы и таская всякий мусор. Что-то похожее происходило в лагере, и мне это не нравилось.
С каждым звуком шагов, кашля или возгласа — моя нервная система распалялась до предела. Хотелось уползти подальше, где меня не найдут, не достанут, не отыщут. Но каждый раз я успокаивающей мантрой повторял слова, что мой единственный шанс спастись: это улететь отсюда. И с каждым циклом я приближался к этому.
На четвёртый день, после пробуждения, орки забросили двух мужчин, умерших от падения. Судя по количеству пленников, у меня осталось двадцать дней — этого должно хватить для полного исцеления крыла.
Я посмотрел на правое крыло, недавно исцелённое от перелома. Оно всё ещё было притянуто верёвкой к туловищу. Вскоре та порвалась с тихим потрескиванием, и крыло упало на землю кожаной тряпкой. Шипящее, покалывающее чувство захватило мышцы и нервы, отдавая в мозг сотнями импульсов.
Постепенно всё прошло, и я смог потихоньку двигать крылом. За последние месяцы мышцы обмякли и практически не слушались, поэтому на протяжении нескольких циклов я только и делал, что шевелил крылом, постепенно возвращая ему былую гибкость.
В следующий раз орк принёс разумных в промежутке между шестнадцатым и семнадцатым циклом. Моё левое крыло было не так сильно искривлено, и пришлось его отогнуть немного в сторону, дабы орк не обратил внимание. Он ушёл, предварительно окинув меня коротким изучающим взглядом. Его лицо было настолько безэмоциональным, что невозможно понять: действительно ли ничего не заметил, или просто не подал вида. Зато удивился я.
Вместо двух мужчин передо мной лежали две девушки. Даже сквозь синяки, ссадины и свежие кровоподтёки было заметно, что им максимум лет двадцать пять. Самый тот возраст для девушки, когда она уже не настолько глупа, чтобы не замечать лапшу на своих ушах, но и не настолько искушена жизнью и всё ещё способна радоваться маленьким подаркам как самая добродушная девчушка. Но не важен их возраст, нежная молодая кожа, широкие бёдра и груди: у одной она была упругой, а у другой немного рыхлой и казалось, что эльфийка несколько месяцев назад прекратила вскармливать своё дитя. Не важны их лица с отпечатанной болью, предсмертной агонией и неугасающей надеждой на то, что они будут жить, что это всё был лишь дурной сон и вот сейчас они проснуться и окажутся дома, в кругу семьи.
Передо мной лежало два трупа, которые были девушками, не мужчинами! Это означало два диаметрально противоположных варианта. Если орки не убили оставшихся мужчин, то в запасе у меня двадцать дней. Но могли и убить. Мне следует пойти ва-банк и всё направлять в сустав крыла.
С каждым днём всё сильнее источался слой льда, сковавший полотно шатра и землю, и с каждым пятым циклом разница становилась всё заметней и заметней, пока в один из дней кусочки льда остались лишь в углах шатра. Близилась весна, если она уже не началась.