Сквозь границы квадрата
Шрифт:
А единственный член экипажа продолжает греть холодный пол, участия не требуется, системы полностью автономны, работа выверена до мелочей. У него задача сложнее. Намного сложнее. Страшно даже представить, насколько сложнее. Лесная чаща, ручей с песчаными берегами, оставшиеся позади, перестанут существовать. Хотя, никогда и не существовали, если начистоту. Со звоном падает на пол металлический кругляш, одновременно рождается шелест листьев под неугомонным ветром и яркий свет. Вспышка, мимолетно блеснувшая серебристым хвостом на орбите Кладези, безвозвратно поглощает поисковое судно типа фрегат, уничтожая всё до мельчайших частиц. Не будет больше походов через лес и уютные песчаные берега. Финишная черта становится линией старта следующей дистанции.
***
Догорает
Телега, запряженная уставшей лошадью, успевает въехать перед закрытием гигантских ворот. Каждую ночь город превращается в неприступную крепость. Двадцатиметровые стены окружают столицу каменным кольцом, пускай и неправильной формы. Угрюмые бойницы охранных башен будто говорят «следуй правилам или умри», но путешественники понуро смотрят на дорогу, ожидая близкое завершение пути. Лишь один взгляд рассматривает острые углы зданий, острые глаза подозрительной стражи, острую ненависть к беженцам, заполонившим город.
– Вот и Морбус-Тимор! Посмотри, Ветта, какие большие улицы! А на этом мосту могут десять телег в ряд проехать! Ветта, ты только глянь. – Пожилой человек наигранно беззаботно показывает по сторонам. Добродушная улыбка не способна обмануть пятнадцатилетнюю девочку, застывшую, будто изваяние. Копыта гнедой лошадки, мужественно преодолевшей трудную дорогу, звонко стучат по брусчатке. Девочка, прижавшаяся к борту телеги, видит город в первый раз, но замечает детали по-своему.
Серые, смертельно уставшие лица вперемешку с раскрасневшимися мордами пьяниц, гурьбой выходящих из одного заведения в следующее. Хмурые женщины кутаются в бесформенные одежды, спеша оказаться дома. Нищие бродят возле закрывшихся лавок или спят на тротуаре. Мрачные патрульные из числа хранителей порядка ждут подходящего случая, чтобы выплеснуть на ком-нибудь злобу.
Исступленно кричит непонятные слова священник местной церкви, собирая на вечернюю проповедь немало народу. Еще больше людей образуют стихийные стайки, шныряющие по улочкам. Стаи неожиданно вырастают в огромную толпу, уходящую куда-то вглубь города. Ветта замечает жалящие взоры стражников, провожающих очередное скопище у дверей в заброшенный склад. Люди громко выкрикивает одни и те же фразы. Страшные люди в темно-коричневых плащах ненавидяще смотрят, но не более.
Телега продолжает путь под светом уличных фонарей. Цепкий взгляд замечает два ограбления и убийство, пока тело не вздрагивает от прикосновения теплой ладони. Гедрик – дедушка, единственный оставшийся из родственников. Девочка отворачивается от темных улочек, глядя на уставшее лицо близкого человека.
– Скоро мы будем на месте, Ветта. Передохнем наконец. – Гедрик треплет непослушные волосы внучки. Ветта знает, как трудно было всем бросить ферму и поля, в которые вложено много сил и времени. Прошло два года со времен Нарсмудского конфликта, с момента, когда тихий ребенок тринадцати лет от роду становится сиротой. К счастью, отец матери, Гедрик Роххен, выжил и помог выжить единственной внучке с жесткими черными волосами, успевшими вырасти до пояса.
Возница останавливает кобылку возле дрянного вида ночлежки даже по меркам здешних трущоб. Беженцы устало выгружают небольшой, спешно собранный скарб. Ветта старается не отставать от взрослых, взваливая на плечи рюкзак. Раздается неприятный голос со двора гостиницы, нет, громко сказано, со двора хлева, где в ему подобных находят приют беженцы со всей территории Алланорской долины вокруг рек Виты и Мортемы.
– Мест больше нет! Сколько можно объяснять, тупоголовые бараны? Мест. Нет. Топайте в другое место! В другое! – Принимается горланить хозяин загонов, принимая беженцев то ли за детей, то ли за умственно отсталых. Скорее за скот, которому, впрочем, и место либо в хлеву, либо на бойне. В ответ раздаются не менее злые голоса о том, что в других местах пуговице упасть негде, а у вас двор более-менее свободен.
– И что?! Что теперь с того? – Поток брани с обеих сторон увеличивается, как в половодье. Вот-вот дамба будет прорвана и начнется потасовка, быстро вмешается патруль, застывший неподалеку. Без жертв не обойдется, стражники получают неофициальную премию за каждый навечно закрытый рот. Лишний рот в неурожайный год. Бывших фермеров и крестьян, бегущих от ужасов войны, принято не считать.
Ветту начинает трясти, осенние ночи холодны, а летнее платьице и непромокаемый плащ – плохая защита от когтей мороза, сковывающего лужи по утру полупрозрачной коркой. Седовласый старик прижимает к себе озябшую внучку, после чего выступает между спорщиками, разрешая конфликт на универсальном языке, открывающим многие двери. На языке валюты.
Отдать пришлось немало, в шляпу метнул монету каждый беженец, у которого что-то было за душой, что для многих означает голод. Но крыша над головой важнее. Хозяин понимает намек с полуслова, будто намеренно подводил разговор к подобной развязке. А деньги берет незаметно, патрульные не должны увидеть, иначе придется отстегивать им за молчание. Ведь согласно утвержденному сенатом указу, «население, попавшее волей случая в зону боевых действий, имеет право на бесплатное размещение в специально отведенных местах с материальной помощью всем нуждающимся». Брехня, конечно. Деньги уходят на войну и никуда иначе.
Час спустя, вповалку разместившись на чердаке хлева, путешественники смогли наконец дать отдых телу. Голод грызет изнутри, морковка и репа, заботливо припасенная перед дорогой, не может полностью насытить. Вскоре сон снисходит на людей, разом потерявших дом и результаты труда, вложенные в неплодородную почву близ горного хребта, отделяющего Алланорскую и Ортуссельскую равнины. Лучина ярко горит в темноте, где Гедрик разбирает по порядку инструменты.
Он знаком с кузнечным делом, поэтому единственный человек из прибывших, могущий как-то выжить в городе, где проблема безработицы и нехватки еды решается путем массовых казней и всеобщей воинской повинности. Если, конечно, нет возможности откупиться обязательным налогом «на нужды армии». Ветта не спит, а во все глаза наблюдает за движениями рук дедушки, проверяющего прочность молотков, клещей, напильников. Забрать в далекий путь горн, наковальню, меха, разумеется, не представлялось возможным. Заметив интерес девочки, старик улыбается и достает из мешка закутанную в тряпицу вещь. Впервые за сегодня лицо ребенка оживляется, сменяя абсолютное безразличие неподдельным интересом.
Дед знает, чем пробить безэмоциональность девчушки, мало интересовавшуюся куклами или общением с соседскими детьми. Осторожно разворачивается ветошь, на коленях показывается перепачканный сверток телячьей кожи, защищающий листы от смертельной влаги. Книга с пожелтевшими страницами перекочевывает из больших мозолистых рук в маленькие, но цепкие пальцы. Мир перестает существовать для Ветты.
Обученная дедом грамоте и счету, внучка изучила книгу вдоль и поперек, от страницы к странице, от повестей до стихов. Художественная литература является редкостью, хоть и не представляет для подавляюще неграмотного населения ценность. Автор неизвестен, но постарался на славу. В книге присутствуют сказки народов с иллюстрациями, стихотворения, несколько любовных повестей, и даже тексты религиозного содержания.