Сквозь ночь
Шрифт:
Очень забавно выглядят старые дома Ленинакана, добротно сложенные из темно-серого туфа или базальта. Приземистые, крепкие, с вытесанными наличниками окон и дверей, с профилированными карнизами по всем правилам искусства, с архивольтами и фронтонами, но без крыш.
Да, действительно, покатых крыш на этих домах нету, а есть скрытые за каменными карнизами плоские глинобитные кровли. Но с первого взгляда кажется, что крыши были и что их снесло, одним махом сбрило какой-то непонятной стихией.
Все прояснится, когда вы узнаете, что в Александрополе испокон веку жили лучшие в Армении каменотесы и
Ну а новые… Новые дома в Ленинакане строят из артикского туфа, преимущественно пятиэтажные. В сумерках их не разглядишь, оставим на завтра.
Возвращаюсь к гостинице. Молодежь штурмует кинотеатр «Октябрь», там идет «Последний раунд». Это один из двух городских кинотеатров — на сто двадцать тысяч населения. Есть еще, правда, киноустановки при клубах, но по гудящей толчее видно, как не легко тут попасть в кино.
В бассейн пустили воду, в ней отражаются голубые огни фонарей и желтое пламя костра. Пахнет горячим асфальтом. Над площадью носятся тучей грачи.
В ресторане пустовато. Буфетчица тут похожа на вангоговскую «Арлезианку», на мадам Жину с ее крупным носом, зеленовато-смуглой кожей и тяжелыми веками. И вообще все вокруг чем-то неуловимо напоминает «Ночное кафе», хотя прямого сходства и нет. Может быть, пустоватость и фигура официанта в белой куртке, стоящего у буфетной стойки. А может быть, просто пришедшая вдруг мысль, что Ван Гог мог бы сидеть тут, покуривая свою трубчонку, — он ведь тянулся к чистым краскам и добрым людям.
Интересно, что бы сказали здесь, увидев, как он пишет ночное звездное небо и тополя, сидя в темноте у мольберта и заткнув за ленту шляпы полдюжины горящих свечей? В Арле его тотчас сочли бы сумасшедшим.
Наверное, он подарил бы этому ресторану несколько своих картин, — хотя бы ради того, чтоб убрали те, что висят на стенах. Вот ведь удивительная вещь — в стране замечательных живописцев стены гостиниц, кафе, ресторанов, клубов увешаны бог знает какой халтурой, вплоть до «мишек в лесу» поточного производства. А сколько добра заточено в запасниках Ереванского музея и на складах Министерства культуры Армении!
В театре имени Спендиарова — в одном из любопытнейших театральных зданий страны, построенном Таманяном, — я увидел в фойе выкрашенный белой масляной краской муляж: он и она, полунагие, в псевдоизящных «классических» позах — заломленные и воздетые руки, он полулежит, она подъяла очи к небу… К гипсовому изделию привинчена жестяная фирменная табличка, как на экскаваторе: «Государственная скульптурная фабрика, г. Харьков». Так и написано. И это на родине Гюрджяна, в городе, где живет Ерванд Кочар!
Кроме того, в фойе стоят еще литые бронзовые торшеры из комиссионного магазина, фарфоровые нездешние вазы — утеха присяжного поверенного — и мраморный стол на изогнутых ножках стиля ампир.
А. И. Таманян строил в те годы, когда почему-то считалось, что по сценам новых театров должна свободно
Таманян построил своеобразную сцену с тремя порталами («трехчастную», в виде трельяжа), и не одну сцену, а две, соединенные тылом и обращенные к двум разным залам. Функция здания ясно выражена в его архитектуре — с двумя мощными полукружиями фасадов (амфитеатры) и возвышающейся посредине сценической частью. (Оригинальное пространственное решение Таманяна было отмечено золотой медалью на Всемирной выставке в Париже.)
Но занавесы на боковых частях сцены остаются теперь задернутыми; я смотрел балет Хачатуряна «Спартак» — вполне традиционную постановку с «натуральными» слащавыми декорациями, с кордебалетом в хлопчатобумажных туниках и солистами в штапельных пеплумах и хитонах. Было чуть-чуть смешно и грустно; таманяновская сцена ждала другого.
В октябре 1926 года Ленинакан разрушило сильным землетрясением. Тогда-то и приехал сюда молодой архитектор Каспаров, окончивший Тбилисскую Академию художеств. Рубен Галусович прожил в Ленинакане тридцать шесть лет, знает здесь каждый дом и сам построил немало. На улицах ему то и дело приходится приподнимать шляпу, отвечая знакомым.
Мы побывали с ним на новостройках, где стоят кварталы пятиэтажных домов, похожих на ереванские; здесь строят по тем же типовым проектам. Вся Армения вместе с Ереваном отнесена планирующими инстанциями к «четвертому климатическому району», хотя достаточно заглянуть в энциклопедию, чтобы узнать, что республика «отличается исключительным разнообразием климатических условий».
Ширакское нагорье никак не похоже на Араратскую равнину; зима здесь суровая, с морозами до тридцати пяти градусов, а летние ночи прохладны. Пушкин назвал эти места «возвышенными равнинами холодной Армении» (он проезжал здесь в конце июля).
Между тем новостроящиеся дома, повторяю, ничем не отличаются от ереванских; здесь, как и там (и как в Грузии), к типовому проекту привязаны «этажеркой» открытые террасы, жильцы самосильно превращают их в закрытые, выгадывая десяток метров площади и безнадежно уродуя застройку.
В Ереване живет архитектор Бабаян, он предложил экономичный проект квартиры с передвижными перегородками; в жаркое время можно получить просторную веранду-лоджию, открытую, с летней, кухней, зимой наружная остекленная панель возвращается из глубины комнаты на место. Перестановка вместе с передвижением внутренних перегородок отнимает всего три-четыре часа.
Проект одобрен Ученым советом Института искусств Академии наук Армении. Но скоро ли начнут возводить такие дома?
В принципе плановая система должна обеспечивать быстрое внедрение целесообразных проектов; на деле же перестройка нередко затрудняется многочисленными инстанциями. Новшества поощряются плохо, инициатива гаснет, все подчиняется отчетной цифре: столько-то квадратных метров жилья.