Сквозь огонь
Шрифт:
Придя в расположение роты, Зернов немедленно открыл перед Костей свой вещевой мешок и выложил весь запас продуктов — «НЗ»: галеты, сахар, шоколадные кубики, душистый хлеб. Тут же кто-то из бойцов принес котелок горячего чая.
— Ешь, пей, Костя, и ложись отдыхать. Небось спать охота?
Костя кивнул головой.
— Ну вот, я так и знал. Ложись вон туда, на шинели, а как отстроим блиндаж — на нарах спать будем. Согласен?
— Ага, — едва выговорил Костя.
Выпив горячего чая, он разомлел и, сидя, задремал.
Зернов
Протиснувшись сквозь группу сержантов, стоящих у входа в блиндаж командира полка, он ворвался к Титову:
— Пургин, Костя Пургин пришел…
Титов поднялся из-за стола и, остановив свой взгляд на расстегнутом воротничке гимнастерки, спросил:
— А вы почему, товарищ Зернов, не по форме одеты? Все знают, что вы морской пехотинец, и нет нужды ходить с распахнутой грудью и показывать свою тельняшку.
Зернов пожал плечами, но, встретив прямой и властный взгляд Титова, потупился. Рука невольно поднялась к воротничку, к расстегнутым пуговицам.
— Так, а теперь ремень… Хорошо. А гимнастерку надо аккуратно заправить, вот так. — Титов заложил два больших пальца под ремень возле пряжки и показал, как надо сгонять все складки назад.
— Я с работы… Блиндаж строим, — как бы оправдываясь, сказал Зернов, все еще подозревая Титова в том, что он забыл о славных подвигах майора Пургина и не хочет знать, что в полк пришел сын героя.
— Знаю, что строите блиндаж, — ответил Титов, — но это не дает вам права врываться к командиру полка в таком виде. Майор Пургин даже не разговаривал с такими. Он всегда напоминал: кто нарушает форму, тот не уважает себя и командира. Нельзя надеяться, что такой воин будет свято блюсти дисциплину и не подведет в бою.
— Я не подведу, — нахмурившись, ответил Зернов.
— Не знаю, посмотрим, — сказал Титов.
После этих слов Зернову представилось, что Титов смотрит на него с недоверием, как на слабого и трусливого воина, и захотелось рвануть на себе гимнастерку, обнажить грудь, показать свои раны и сию же минуту доказать, что он не трус. Но прямой взгляд больших, умных и добрых глаз Титова как бы связал руки, а язык приморозил к зубам. По росту, по размаху могучих плеч Зернов не уступал Титову, но на этот раз в глазах бронебойщика командир полка представился богатырем, куда сильнее и выносливее его. Зернов как-то невольно ужал плечи и отступил на шаг назад.
— Ну вот, а теперь докладывай. — Титов вдруг перешел на «ты». — Где ты видел Костю Пургина? Как он сюда попал? Вихрастый?..
— Правильно, вихрастый, — согласился Зернов, еще не освободившись от своих дум.
— Садись, садись, рассказывай, — уже совсем другим тоном сказал Титов, взяв Зернова за локоть.
— Пришел босиком, ноги поцарапаны, голодный, как волчонок. Сейчас спит…
— Где?! — встрепенулся Титов.
Зернов подробно рассказал, как встретил Костю, и со вздохом закончил:
— Отца, отца ищет…
Титов задумался: «Ушел из госпиталя, переправился через Волгу, нашел полк…»
Вспомнив отдельный домик на Тургеневской с красивым палисадником под окнами и всю обстановку, в которой тихо и уютно жили Костя и его бабушка, Титов, как наяву, увидел перед собой любознательного мальчика с вихрастым ершиком и зоркими глазами. Тогда его интересовали и комиссарская звездочка на рукаве гимнастерки, и кобура, и наган… К нагану он тянулся с какой-то особой страстью. Его даже не так интересовало письмо от отца, как наган.
Хорошо зная характер майора Пургина — упорный, настойчивый и даже дерзкий, — Титов представлял себе и характер Кости. И был уверен, что рано или поздно мальчишка появится в полку. Но сейчас он был не столько удивлен, сколько возмущен неожиданным появлением Кости в такой опасной обстановке.
— Кто его пропустил сюда? Что там за ротозеи на переправе?
— Не знаю, — ответил Зернов, — но он мне сказал: «Ну вы только подумайте, что я должен делать, если не найду папу?»
— Да… в самом деле, как ответить ему на этот вопрос? Вот что, товарищ Зернов, — сказал Титов, взяв бронебойщика за локоть. — Сейчас здесь будет сержант Фомин, ты знаком с ним, он по профессии учитель, вот с ним и надо посоветоваться.
— А что с ним советоваться. Будто у него сердце, а у нас камень?.. Дайте мне мальчишку на сохранение. Такой блиндаж для него отгрохаю, что никакая бомба не возьмет. Мальчишка смекалистый. Я бы из него боевого разведчика вырастил — держись, фашисты!..
— Постой, постой, — остановил Зернова Титов, — ты сначала подумай, что сделать, чтобы Костя не чувствовал себя здесь чужим.
— Слушаюсь, — козырнул Зернов, как бы говоря: «Я-то знаю, чем его можно заинтересовать». — Разрешите идти?
— Идите, — Титов снова перешел на «вы». — Когда мальчик проснется, будьте внимательны к нему и приведите сюда, в штаб.
— Слушаюсь, — снова козырнул Зернов и вышел.
Проснулся Костя уже на нарах вновь отстроенного блиндажа. Пахло землей, смолистыми щепками и печеной картошкой. Рядом с ним лежал Зернов. На полочке тускло мерцала фронтовая лампа, но доброе лицо бронебойщика с улыбающимися глазами Костя узнал сразу.
— Спи, спи, — почти шепотом сказал Зернов, обнимая и мягко похлопывая Костю по спине.
Бойцы, устроив блиндаж, отсыпались за все прошедшие и будущие бессонные ночи. Они понимали, что при таком сражении держать полк в резерве долго не будут. Понимал это и Зернов, но ему не спалось: он ждал, когда проснется Костя. А когда тот проснулся, Зернову вдруг подумалось, что показывать мальчика командиру полка теперь не следует: вечер, темно — лучше утром.
— А я ведь вас сразу узнал, — прижимаясь к груди Зернова, признался Костя.
— Молодец, молодец!
— Скажите, а меня взаправду могут взять в разведчики?