Сквозь стены
Шрифт:
Но когда он вернулся в комнату и посмотрел на постель, картина предыдущей ночи обрушилась на него с такой силой, что он схватился за стену.
Гермиона…
Гермиона и он…
Мольба Гермионы…
Слезы Гермионы…
Ее закрытые глаза…
Предательство…
Что он наделал?
Его кровь застыла. Что он наделал? И почему? Было ли это виски? Но зачем он пошел в бар? Почему он не вернулся в Хогвартс, так быстро, как смог? Как же его решение не тратить жизнь впустую? Это был еще один безответственный и глупый поступок. А после того, что он сделал
Все еще дрожа от шока, он вышел из комнаты. Гостиная была почти полной: было утро субботы и почти все уже вернулись с завтрака.
– Гарри! – воскликнул Рон, заметив его. – Ты здесь!
Все вскочили и через секунду Гарри был окружен радостными дружескими лицами. Но нигде не было видно Гермионы.
– Где Гермиона? – спросил он Рона, не замечая остальных. – Она здесь?
– Нет, – крикнул Рон, стараясь перекричать остальных. – Она пошла рассказать директрисе о тебе…
– Мне надо идти! – воскликнул Гарри и пробился к дыре за портретом. – Мне надо найти ее! – и выскочил из комнаты.
Ему не понадобилось долго искать. Завернув за угол, он врезался в нее. Она выглядела ужасно.
– Гермиона… – заговорил он, но ее взгляд и отвращение на лице заставили его замолчать.
– Я ничего не рассказала директрисе, – сказала она. Ее голос был холодным и отстраненным. – Я сказала, что нашла тебя в Хогсмиде. Она сняла сто баллов с Гриффиндора за то, что я была за пределами Хогвартса ночью. Этого достаточно.
– Послушай, Гермиона, то, что я сделал…
В следующий момент он был прижат к стене и она прошипела ему в ухо:
– Мне все равно. Мне неинтересны твои глупые оправдания о том, что ты был пьян, или в ломке от снотворного зелья. Какова бы ни была причина, то, что ты сделал, настолько отвратительно, что я больше не хочу видеть тебя рядом. Так что оставь меня в покое. И если ты хотя бы упомянешь, что произошло, обещаю, я прокляну тебя. Мерзавец. Я ненавижу тебя.
И она ушла.
Гарри не знал, как долго он стоял там, глядя в пустоту. Гермиона была права. Это была его вина, все началось с его глупости, когда он позволил себе стать зависимым от этого зелья, и это уничтожило все. Северус предупреждал его много раз. Если бы он не принимал… но это уже было неважно. Вред был нанесен. Непоправимый.
Вдруг знакомый голос позвал его:
– Гарри?
Это был Северус.
– Ты был прав, – выпалил Гарри. – Ты был прав, я не более чем глупый, безответственный идиот…
– Если ты говоришь о зависимости от зелья, то еще не слишком поздно…
Гарри поднял взгляд и посмотрел Северусу в глаза:
– Уже поздно. Я все испортил.
– Я бы хотел помочь, если ты мне позволишь… – осторожно прозвучал голос его дяди.
Гарри опустил голову от стыда. В глазах Северуса, в его лице он не видел жалости. Или холодности. В его черных глазах блестело что-то, что напомнило Гарри его Северуса и в этот момент сердце юноши заболело и сжалось, он почувствовал, что не стоит этой заботы и принятия. Он не был достоин их. Больше нет.
– Мне уже нельзя помочь, – сказал он и поднял
Печаль скользнула по лицу мужчины:
– Тогда увидимся на занятиях по Защите, – хрипло сказал он и в следующий момент его уже не было видно.
Глава 16. Битва должна продолжаться.
Гарри больше не хотелось жить. Сильнее, чем когда бы то ни было. Он был согласен с Гермионой. Он был отвратительным мерзавцем и никем больше. У него не было оправданий. Он не заслуживал жизни. Те слова эхом отдавались в его голове, куда бы он ни пошел, что бы ни делал. У него не было оправданий, ему не было прощения.
Все еще под влиянием последних разговоров, юноша не мог сдвинуться с места, когда Северус оставил его: он так и стоял в пустом коридоре, прислонившись к стене.
Ничего не было как прежде – это чувство стиснуло грудь Гарри. Дамблдор умер. Ремус тоже. А он… холод сдавил его горло. Постепенно он начал понимать разницу между ответственностью за смерть Седрика и Фреда, и ответственностью за события предыдущей ночи. Последние были совершенно, абсолютно и полностью его виной. Все было другим. В первый раз за всю жизнь он чувствовал себя потерянным. Это было хуже, чем мог бы быть поцелуй дементора. Он предал того, кто доверял ему и любил его, кто всегда был рядом, когда ему нужна была поддержка.
Что произошло? И почему? Почему он набросился на нее?
Не в первый раз за день он попытался воссоздать мозаику тех часов, чтобы понять, чтобы увидеть… Но это было слишком трудно, все казалось слишком туманным и изменчивым, не было ничего определенного, только разрозненные картинки.
Он знал только одну вещь: прошлой ночью ему нужно было, чтобы кто-нибудь был с ним, обнял его, он боялся ожидающей его ночи, бессонницы и коротких дремот, наполненных кошмарами, но он не хотел принуждать девушку остаться!
А теперь она не хочет разговаривать с ним и он прекрасно ее понимает.
Даже больше, он, наконец, смог понять Северуса. Он вспомнил их последнее Рождество, проведенное вместе, полный боли рассказ дяди о том, как тот был Пожирателем Смерти и его резкие слова, когда Гарри предложил называть его отцом: «Я не заслуживаю!…» Сколько раз мужчина повторял это?
«Я не заслуживаю того, чтобы жить…» «Я не заслуживаю быть твоим отцом…» «Я не заслуживаю быть любимым…» и так без конца. Гарри всегда думал, что он понимает Северуса. Но только теперь он понял, что понимать можно по-разному.
Он тоже не заслуживал жизни. Он был ничуть не лучше чем те, кого он презирал: Малфой и его приятели-Пожиратели Смерти, или те люди, которые мучили его прошлым летом. И превыше всего была необратимость содеянного.
Что произошло?
Было бы легче, если бы он смог хотя бы вспомнить, что случилось. Поведение Гермионы позволяло ему кое-что предположить – самый худший из возможных сценариев, а его воспоминания, кажется, подтверждали ужасные подозрения. И мысль о нем, сделавшем это с Гермионой, вдруг так потрясла юношу, что он упал.