Сквозь тьму
Шрифт:
Три
Леофсиг вытер полотенцем воду со своей бороды и рукой откинул со лба влажные волосы. Летом он чаще посещал общественные бани Громхеорта после дня, проведенного на строительстве дорог, чем в прохладную погоду.Бани отапливались не так хорошо, как до войны, но это не имело значения, поскольку он вспотел бы даже без тяжелого трудового дня.
Он поморщился, снова надевая свою старую, грязную, вонючую тунику. Хотя никакой помощи от этого не было. У него было всего несколько туник, и никакой перспективы получить еще до окончания войны, если она вообще когда-нибудь закончится.
Когда Леофсиг вышел из бани, он осторожно огляделся, опасаясь, что его увидит Шпифельгильда. Он видел девушку, которую бросил, только один раз с тех пор, как отказался от их помолвки, и это было, когда она выходила из ванной. Он не хотел видеть ее снова. К его облегчению, сейчас он ее не видел. Это улучшило его настроение, когда он направился домой.
Он завернул за последний угол и зашагал по своей улице. Он не сделал и пары шагов, как остановился в удивлении: он чуть не врезался в каунианца. “Ты с ума сошел?” - воскликнул он. “Возвращайся в свой район, пока тебя не заметил рыжеволосый констебль”.
Блондин - на самом деле, его волосы были скорее серебристыми, чем золотыми - коснулся неровного шрама на своей голове. Когда он заговорил, он использовал свой собственный язык, а не фортвежский: “Я уже познакомился с этими варварами, спасибо”.
“Тогда ты не хочешь делать это снова”, - ответил Леофсиг, также по-каунски.
Это привлекло внимание старика. “Твое произношение - это не все, что должно быть, - сказал он, - но то, что в эти несчастные времена есть! Поскольку ты немного говоришь на этом языке, возможно, ты не предашь меня. Могу я побеспокоить тебя вопросом, прежде чем отправлюсь своей дорогой?”
“Твое пребывание здесь - проблема”, - сказал Леофсиг, но затем смягчился. “Спрашивай. Лучше тебе выбрать меня, чем кого-то другого”.
“Тогда очень хорошо”. Голос каунианина, как и его осанка, был полон суетливой точности. “Спрошу я: я ошибаюсь, или это та улица, на которой живет молодой человек из Фортвега по имени Эалстан?”
Леофсиг уставился на него. “Я не видел Эалстана несколько месяцев”, - ответил он, испуганно переходя на фортвежский. “Он мой младший брат. Кто он для тебя?” Он задумался, стоило ли ему говорить даже это. Могли ли альгарвейцы убедить каунианца шпионить для них? Он слишком хорошо знал, что они могли бы - обещание нескольких сытных обедов могло бы сделать свое дело. Но если рыжеволосые охотились за кем-то из его семьи, то они охотились за ним, а не за Эалстаном - он был тем, кто сбежал из лагеря альгарвейских пленных. Может быть, все было бы хорошо.
“Кто он для меня?” - повторил каунианин на своем родном языке. “Что ж, я вижу, что должен задать еще один вопрос, помимо того, который вы мне задали: ваш брат когда-нибудь упоминал при вас имя Ванаи?”
“Да”, - сказал Леофсиг слегка сдавленным голосом. Он указал на старика. “Тогда ты был бы ее дедушкой. Простите, я не помню вашего имени ”.
“Зачем тебе это? В конце концов, я всего лишь каунианин”. Как Леофсиг узнал от Эалстана, у старика был яд на языке. Он продолжал: “На случай, если твоя память отныне каким-либо образом улучшится, меня зовут Бривибас. Немедленно расскажи мне все, что ты можешь знать о моей внучке”.
Как
Бривибас вздохнул. “С моих плеч свалился огромный груз. Но, видите ли, один вопрос действительно ведет к другому. Где они? Что они делают?”
“Мне лучше не говорить тебе этого”, - сказал Леофсиг. “Чем больше людей, которые знают, тем больше людей, которые, вероятно, узнают”.
“Ты думаешь, у меня есть язык с шарнирами на обоих концах?” - Возмущенно потребовал Бривиба.
Прежде чем Леофсиг смог ответить, кто-то бросил камень, который пролетел в считанных дюймах от головы Бривибаса и разбился о побеленную стену позади него. Вслед за камнем раздался крик: “Убирайся отсюда, жалкий, вонючий каунианец! Я надеюсь, альгарвейцы поймают тебя и выбьют из тебя фарш”.
Взгляд, которым Бривибас наградил хриплого фортвежца, должен был оставить его дымиться на улице, как драконий огонь. Когда этого не произошло, Бривибас повернулся обратно к Леофсигу. “Возможно, в конце концов, ты права”, - тихо сказал он. “Моя благодарность за то, что ты мне рассказала”. Он поспешил прочь, его плечи ссутулились, как будто он ожидал ударов, которые с большой вероятностью могли обрушиться на них.
Могло быть и хуже, пронеслось в голове Леофсига, пока он шел к своему дому. Если бы кузен Сидрок наткнулся на них, например, все могло быть гораздо хуже. Но Сидрок был в отъезде, тренировался в бригаде Плегмунда с другими вегийцами, достаточно безумными, чтобы хотеть сражаться за Алгарве. Или если бы Бривибас пришел в дом и поговорил с дядей Хенгистом, отцом Сидрока ... О, неприятные возможности имели мало пределов.
Когда Леофсиг постучал в дверь, Хенгист открыл ее. “Привет, мальчик”, - сказал он, когда Леофсиг вошел. Леофсиг был выше его и толще в плечах, но, казалось, не замечал этого.
“Привет”, - коротко сказал Леофсиг. Он не возражал, чтобы его отец и мать думали о нем как о ребенке; его раздражало, когда дядя Хенгист делал это. Леофсиг прошел мимо брата своего отца в дом.
Закрывая и запирая на засов дверь, Хенгист сказал: “Альгарвейцы снова наступают на Ункерлант, теперь этого нельзя отрицать”.
“Ура”, - сказал Леофсиг, не останавливаясь. Если бы все альгарвейцы в мире переехали в Ункерлант и были там убиты, это бы его вполне устроило. Но Хенгист, как и Сидрок, продолжал находить причины не так сильно ненавидеть захватчиков. Леофсиг думал, это потому, что рыжеволосые были сильными, и его дядя и двоюродный брат хотели, чтобы они тоже были сильными.
Теперь, однако, у Хенгиста появилась новая причина думать хорошо или не очень о людях короля Мезенцио: “Пока альгарвейцы продвигаются вперед, бригада Плегмунда не подвергнется такой опасности”.
“Полагаю, что нет”, - признал Леофсиг. Если бы он был одним из генералов Мезенцио, он бы растратил жизни фортвежцев так, как расточитель распоряжается наследством. Почему бы и нет? Они не были альгарвейцами. Но он не сказал этого своему дяде. Он не мог позволить себе противоречить Хенгисту, который знал, как тот выбрался из лагеря для пленных. Бормоча что-то себе под нос, он вышел из прихожей и направился на кухню.