Сквозь толщу лет
Шрифт:
Близ города Бхопал, в пещерах гор Магадео, среди множества прекрасно сохранившихся наскальных рисунков особенно хорош один, писанный серым и кремовым цветом, — два собирателя меда. Рядом с первым — пчелиный сот, довольно крупный, видимо, местных индийских пчел апис дорзата, родича наших апис меллифера. Сборщик подставил под его край емкую посудину, а второй то ли начал взбираться по лестнице, неся на спине пустой сосуд, то ли, наоборот, уже почти спустился на землю с полным. Вокруг мечутся пчелы, изображенные двойными овалами. Не совсем ясно, почему один сборщик стоит на лестнице, спускающейся вертикально, а второй изогнулся на мостках, словно переброшенных над пропастью. И к чему тут трезубец, протянутый по кривой к соту? Или здесь
Монография Д.-Х. Гордона «Доисторические основы индийской культуры» (она вышла в свет в Бомбее в 1960 году), сообщает: самые ранние древнеиндийские рисунки, в их числе и описанный, относятся к 700-м годам до нашей эры. Д-Х. Гордон напоминает, что пчел в Индии знали гораздо раньше: в «Ведах» запечатлены события, происходившие 3—5 тысяч лет до нашей эры, а там уже мед диких пчел известен как важный продукт питания.
Третья часть света, где обнаружены древние изображения собирателей дикого меда, — Африка, точнее, ее юг, заповедник Дракенсберг. Тут множество рисунков — открытые гнезда, соты, рои пчел, человеческие фигуры на лестницах, ведущих к гнездам…
Есть и такой: лестница заканчивается подобием клети для работы вдвоем, но тут можно действовать одному обеими руками, ни за что не держась; сборщик с посудиной на спине пробирается к гнезду, оно изображено массивным черным овалом, а пчелы, носящиеся в воздухе, обозначены крестиками и без соблюдения пропорций.
Любопытный рисунок обнаружен в Зимбабве — Родезии — в горах Матопо. Крупная фреска на две трети заполнена изображением шести сотов, крайние сплошь залиты краской, средние лишь частично. Четырьмя нитками стягиваются к летку пчелы, обозначаемые крючками, точками или троеточиями. Снизу справа к летку подбирается изображенный в полный рост человек с пучком, дымящимся в руке.
Не каждая попытка добраться до медовых сотов успешна. Об этом говорит фреска в Эбузингата. На ней момент крушения: под овальным сотом человек, так и не добравшийся до цели, падает вниз вместе с обломками лестницы; ниже — еще две падающие фигуры, а на земле откатившийся в сторону сосуд.
По сравнению с предыдущими рисунками южноафриканские довольно молоды — всего несколько сотен лет.
Почему такое внимание уделено этим фрескам?
Гесиод прямо называл кормильцем человека дуб, «несущий в кроне желуди и укрывающий дупла пчел». На странице 100-й монографии Гордона об основах индийской культуры времяпрепровождение доисторических обитателей страны изложено весьма лаконично: «Они плясали, играли на арфе, охотились и собирали мед из гнезд диких пчел». И ни единого слова хотя бы о зачатках земледелия. Так обстояло дело не только в Индии. Согласно мифам разных племен американских индейцев первые люди, вышедшие из земных глубин, собирали плоды и мед, первый человек и возник из таких плодов и меда, а в одном из мифов родоначальником человека объявлена триада: съедобные корни, плоды и мед…
В 1974 году Международный союз пчеловодных организаций «Апимондия» собрал в Испании ученых, чтоб дать им возможность обменяться мнениями о медицинском использовании продуктов пчеловодства. Мадридский профессор Г. Фолч развернул перед съехавшимися внушительную летопись исторических справок о том, как мед, воск, пчелиный клей — прополис — и пчелиный яд применялись для лечения больных с древнейших времен. Это был длинный и довольно любопытный перечень.
Вавилонская клинопись сообщает: в Месопотамии мед считался лекарством уже за три тысячи лет до нашей эры. В папирусе Эберса, главном источнике сведений о древнеегипетской медицине, в списке целительных средств мед и воск стоят на первом месте. Индийские боги солнца, открывшие людям мед, превращали его, как и воск, в лекарство. Скандинавский бог Один приготовлял из меда волшебный напиток: глотнувший
Через столетия у Галена, Гиппократа, Диоскорида — первоучителей медицины, чьи сочинения переписывались множество раз, — мед, воск, а также производные меда, лектарии, считаются основой фармакопеи. Позже, в арабской «Медицине Профета» (XIV век), мед возглавляет перечень явлений, рождающих чудеса…
Не будем пересказывать доклад Фолча. Те, кого занимает этот аспект темы, могут обратиться к специальной литературе, а тем, кого интересует применение в наше время продуктов пчеловодства для лечения разных болезней, для заживления язв и ран, для подавления инфекций, вызываемых бактериями и микробами, подскажем: термин «апитерапия» (от апис — пчела) давно обрел право гражданства, а сама отрасль медицины обросла множеством руководств, наставлений, справочников, пособий.
Добавим только, что профессор Фолч начал доклад с фрески в Паучьей пещере, подчеркнув, что когда этот древнейший памятник собирателям меда был в 1921 году открыт Фернандесом Пачеко, «крестьяне Валенсии еще продолжали в зимние дни, то поднимаясь по лестницам, то, наоборот, спускаясь на привязанных выше веревках, где как удобнее, пробираться к зевам пещер, скрывающим в горах пчелиные гнезда, и, совсем как на фреске, выламывать соты…».
В наши дни дикий мед собирают не только крестьяне Валенсии. В районе Бенгальского залива лежат Андаманские острова, но не во всякой энциклопедии можно найти упоминание о живущем здесь племени пигмеев онжи. Их затерянные в лесах поселения не раз посещал профессор Флорентийского университета Лидио Циприани.
Его отчеты читаются как фантастический роман, описывающий жизнь в каменном веке. Онжи наших дней живут собирательством — их пищу составляют плоды, листья, корни, а вместе с тем неимоверное количество меда местных пчел апис дорзата. Когда взрослые мужчины, женщины или дети с ловкостью акробатов взбираются в поисках плодов на высокие деревья, им попадаются и пчелиные соты. По знаку сверху онжи подают с земли пустую посудину и пучок веток кустарника тонжон. Циприани много раз наблюдал в бинокль, как ничем не защищенный пигмей подбирается к соту. Масса пчел, мечущихся вокруг, становится все гуще. Одно движение пучком тонжон — и завеса из насекомых рассеивается. Пигмей голыми руками ловко обламывает куски сотов, а пчелы, собравшись роем, покидают гнездо. Они больше не мешают сборщику, и он спокойно спускается на землю с сладким грузом…
Но вот не тропики, а суровое сердце азиатского континента — Тибет, Здесь тоже водятся пчелы, однако не на деревьях. Ходы в наиболее богатые медом гнезда скрыты в нишах голых скал и доступны разве что птицам, которые пчел не тревожат. На пологих склонах, куда можно добраться с помощью лестницы, богатой добычи гнезда не сулят. Настоящие медовые кладовые скрыты в глубине ущелий, высоко над дном пропасти, под нависшими скальными выступами, так что отверстий пещер не видно ни снизу, ни сверху. Выдают их только вереницы летящих пчел.
По гибким и легким бамбуковым лестницам отчаянные смельчаки спускаются в пропасть. Наверху их подстраховывают подручные, которые постепенно опускают веревки, держащие лестницу, и другие, привязанные к поясу собирателя. Когда тот добирается до отверстия, ему спускают сверху чуть тлеющий пучок травы и мха. Отгоняя пчел этим примитивным дымарем, сборщик ножом срезает соты и складывает их в поданную сверху деревянную бадейку.
Собиратели пользуются не только медом. Японские крестьяне, живущие в горных районах, уносят из найденных гнезд также соты с трутневыми личинками и куколками. Здесь их, оказывается, едят, как и в других странах, где туго с белком — например, в Африке, в лесах Уганды, где племя батва также ценит мед и личинок.