Сквозь тусклое стекло
Шрифт:
— Ерунда. Местонахождение можно определить по мобильному телефону. Ладно, Инна, мне надо подумать, с ходу я такой вопрос решить не могу. Нужно обсудить проблему с другими директорами.
— Они же тебя и сдадут, Паничка.
— Не сдадут. У Гурьева нет единомышленников, он занимает не свое место. Расшатал систему. Его не станет, все только обрадуются. На его кресло каждый из нас поглядывает. Врос с корнями, не выбьешь. Банку скандал не нужен, а по собственной воле он не уйдет.
— Что мне сказать Скуратову?
— Пусть позвонит мне в понедельник утром часов
Инесса облегченно вздохнула, чего не скажешь о банкире. В эти минуты он еще больше постарел и выглядел очень жалким и смешным в своем спортивном костюме.
3
Парочка прогуливалась по улице у галереи современного искусства и тихо переговаривалась. Одна — высокая, крупная дама с красивыми чертами лица, шикарной фигурой и гордой походкой. Мужчины смотрели на нее с восторгом. Вторая — полная ей противоположность. Маленькая, изящная, хорошенькая, похожая на куколку с огромными глазищами, не перестающими удивляться белому свету, будто все окружающее было для нее диковиной.
Катя говорила низким тихим голосом, глядя перед собой, а Ляля то и дело вертела головой.
— Прекрати крутиться юлой, — басила Катя, — иди спокойно. Ты видишь, что на той стороне?
— Музей. Я даже ходила туда с экскурсией.
— Дура! Что делается на тротуаре?
— Будешь называть меня дурой, я домой уйду.
— Ты кому делаешь одолжение? Мне?
— Нет. Не называй меня дурой, надоело… Люк канализации огорожен, и щит стоит. Ремонтируют что-то.
— Это не ремонт, Ляля, это Игумен приступил к работе. Значит, разобрался в моем плане. В нем есть недостаток. Уходить придется через эти люки, они расположены вдоль здания. На выходе может поджидать ловушка. Севу такой расклад не устраивал, тем более что произошла утечка информации. Менты встретят команду здесь и вытащат всех из коллектора, как цыплят, по одному.
— Значит, Игумнова загребут?
— Если мы предупредим об ограблении ментов. Сева и Иван погибли, и теперь их план никого не интересует, облаву отменили. Понимаешь смысл всей задумки?
— Нет.
Они дошли до конца улицы и повернули обратно.
— Игумен убил наших мужей, завладел их планом и теперь может быть спокоен. Дербеня нет, и налета нет. Значит, можно не бояться облавы, ловить-то некого. Менты думают, что только им было известно о налете на галерею.
— Люди Игумена проникнут в музей через канализацию?
— Можно сказать и так. Надо сломать две стены, чем они сейчас и занимаются. В музее никого нет, шум не услышат. Без отбойных молотков там не обойтись. А потом им надо будет проделать дыру в потолке. Семьдесят на семьдесят примерно, чтобы мог пролезть человек. Через дырку они попадут в коридор хранилища. Потом им надо открыть стальную дверь и попасть в комнату-сейф, где лежат самые ценные вещи и деньги. Открыть дверь не очень трудно. Сканеры могут считать код замка, главное — отключить сигнализацию.
— А почему нельзя проделать дыру прямо
— В сейфе стоят лазерные датчики. Как турникеты в метро. Перегородишь луч, завоет сирена. Датчики надо отключить до того, как войдешь в комнату-сейф. Есть еще шумовые датчики. Пол долбить нельзя. Все отключается снаружи перед дверью. Ты должна понять главное, Ляля, всю тяжелую мужскую работу за нас сделает Игумен.
— А мы придем на готовенькое?
— Доварило, наконец. Но это не все, дорогуша, это лишь начало. В каждом плане должен быть предусмотрен страховочный вариант. И он у нас был. Хуже всего, что этот план тоже известен Игумену и он им не побрезгует. Наша задача усложняется. А еще нам может понадобиться парочка человек и машина. Но тут надо будет думать.
— А как же охрана?
— Галерея занимает три этажа, на каждом по десять залов. Там шесть охранников, все женщины. В комнате охраны на первом этаже сидят еще четыре охранника, они следят за мониторами. В каждом зале по четыре видеокамеры. В подвале, где будут происходить события, камер нет. Помещение засекречено, и охрана не знает даже, где находится вход в подвал. Лестницы нет, туда ведет лифт прямо из кабинета директора. Кабинет охраняется отдельными людьми, и он нас не интересует.
Женщины заметили, как из люка поднялись двое чумазых мужчин, похожих на трубочистов.
— Похоже, одну стену они уже завалили, — усмехнулась Катя.
— А много денег в комнате-сейфе?
— На данный момент миллионов сто.
Ляля остановилась и присвистнула:
— Мать честная!
— Деньги пролежат там еще дней пять, это залог за картины, предоставленные Баскаковым отелю на прокат для презентации. Деньги он должен вернуть, когда ему вернут картины. Если говорить по большому счету, деньги труха. В сейфе хранятся картины, им нет цены, но они ворованные. В Третьяковке, Эрмитаже, Русском музее висит полно подделок, а оригиналы многих из украденных покоятся у нас под ногами.
— Их хотят продать?
— Нет. Такие люди могут обменивать шедевры на равные им, но не торгуют бесценными вещами. Сумасшедший народ. Нам их не понять.
— Сто миллионов! Это же целый грузовик.
— Ты права, девочка. Но нам столько не нужно. Мы возьмем лишь компенсацию за погибших мужей, а с остальными деньгами сдадим Игумена ментам. Так, хватит, нагулялись, теперь поедем в «Берлин» обедать. Я проголодалась.
Дамочки направились к припаркованной у тротуара машине.
4
Особняк Ильи Баскакова располагался на опушке березовой рощи. Он ничем не отличался от соседских, здесь жили состоятельные люди, и это был свой отдельный мир, не похожий на тот, к которому привыкли обычные смертные. Супруги в саду пили чай из самовара и не очень-то удивились гостям. Но когда оба полковника представились, на лицах хозяев появилось удивление.
Илья Данилович был человеком поджарым, крепким, подвижным, в то время как его жена производила впечатление светской дамы, медлительной и вальяжной.