Слабости сильной женщины

Берсенева Анна

«Хорошо, что Зоська не поехала, – подумала Лера, вспомнив вчерашний роскошный ужин и россыпь комплиментов, которые отпускал ей глава фирмы, вальяжный Роман Петрович Лыткин. – Зоська бы уже от стеснения сгорала. Как же, люди к ней со всей душой, а она им о каких-то батареях!»

Поэтому и непонятно было Лере, когда шофер вез ее домой из Домодедова: устала она или отдохнула?

И хотя казалось, что встряска, устроенная ею в фирме «Шельф», возымела действие, и хотя Роман Петрович клялся и божился, что лично проверит каждый коттедж, лично проведет в каждом ночь, –

Лера понимала, что это не выход. Что же, она так и будет сама мотаться по всем объектам, сама проверять каждый гвоздь и подозревать, не выдернули ли этот гвоздь сразу после ее отъезда?

Встреча с Женей Стрепетом была записана в ее рабочем блокноте первой после возвращения.

В тот вечер, когда Лера так романтично беседовала с Женькой на бульваре, и даже когда пили шампанское в его кабинете, она и предположить не могла, что они так отлично сработаются. Она до сих пор не переставала этому удивляться. У Леры давно уже не было никаких иллюзий, касающихся взаимного доверия, порядочности партнеров и исполнителей, а Женька – надо же…

«Горизонт-банк» с недавних пор преобразовался в холдинг, Стрепет стал его президентом, а Лерин «Московский гость» – одной из фирм, входящих в состав холдинга.

Женька, как всегда, слушал ее внимательно, расхаживая по кабинету и тщательно пережевывая какие-то вонючие пастилки: он последовательно бросал курить.

– Есть такой человек, – прервал он Леру, не дослушав до конца. – Я вообще не понимаю, почему ты сразу со мной не поговорила, зачем тебе дался этот «Шельф»?

– Да мне, Женя, неловко было, – объяснила Лера. – Невозможно же лезть к тебе со всеми проблемами, надо что-то и самой…

– Не тот случай, – отрезал Женька. – Самой – надо, а изобретать велосипед – не надо. Есть человек, вполне надежный, мы давно с ним сотрудничаем. Он, кстати, в Сибири начинал и на Сахалине твоем, кажется, работал. И вообще, по-моему, всюду что-нибудь строил – такой надежный прораб. Запиши телефон, а я ему сегодня же позвоню.

В этот день Лере удалось уехать домой пораньше, а по дороге она еще заехала к Наташе Ярусовой, забрала потрясающей красоты вечернее платье – с поблескивающим черным лифом и белыми вертикальными сборками на бедрах.

– На грани фола, Лера! – восхитилась Ната, разглядывая свою самую верную заказчицу. – Белые сборки на каких угодно бедрах смотрелись бы как гардины, но не на твоих. Туфельки возьмешь только на высокой шпильке, и знаешь какие – черные, лаковые, с прозрачным каблуком! Это восторг: прозрачность – и прозрачность наоборот.

Ната была маленькая, кругленькая, как сырный шарик, ни одну диету выдержать не могла. Но зато она искренне восхищалась Лериной фигурой, плавной линией ее бедер, и всегда говорила, что шить для такой женщины – одно удовольствие.

– Не то что на стандартную модельку – вешалку для коллекций, – поясняла она.

Все это создавало хорошее настроение, несмотря на неожиданно пошедший октябрьский снег и скользкую дорогу.

Лера поставила машину во дворе. Она по-прежнему предпочитала сама водить серебрито-серую «Ауди», которая, кстати, принадлежала

теперь ей: фирма давно уже обзавелась более представительной «БМВ».

И она слегка вздрогнула, когда дверца неожиданно распахнулась перед нею.

– Прошу вас, мадам! – Митя заглянул в салон. – Наконец-то удалось тебя увидеть.

– А я как раз позвонить тебе хотела, Митя, – сказала Лера, выходя из машины. – Да завертелась, времени нет. Я на Сахалине была, знаешь?

– Откуда мне знать? Ну, и что ты там делала?

Лера вкратце рассказала о своей поездке.

– Но ты представить себе не можешь! – воскликнула она, быстро загораясь – как всегда, когда речь заходила о том, что ее увлекало. – Нет, ты представить себе не можешь степень халтурности! Это же частная фирма, это не колхоз, а знаешь, как они установили унитазы в коттеджах?

– И как же? – улыбнулся Митя.

– Без канализации! Просто – поставили унитазы, а под ними ничего! Для проверяющих… Можно до такого додуматься нормальному человеку?

– Додуматься можно до всего, – заметил Митя. – Но, похоже, они-то как раз особенно и не задумывались. Как Аленка?

– Ничего, растет. Разговаривает только мало, по-моему. Мама говорила, я в ее возрасте уже стихи рассказывала. А ты, наверное, Моцарта играл?

– Не помню. Не волнуйся, заговорит еще, не остановишь.

– Зайдешь, Мить? – спросила Лера, закрывая машину.

– Потом как-нибудь, – отказался Митя. – Я уезжаю сегодня.

Он по-прежнему часто ездил с концертами, но, как поняла Лера, больше занят был сейчас каким-то оркестром здесь, в Москве. Она и спросила его об этом:

– Как у тебя с оркестром твоим?

– Он не мой, – неохотно ответил Митя. – В этом все дело… Я привык работать, а не участвовать в разборках: кто главный, кому сколько лет, кто страдал на родине, а кто по заграницам ездил. Не получается! А хотелось в Москву, отовсюду хотелось…

– Ты надолго теперь уедешь? – осторожно спросила Лера.

Она почувствовала, что невольно, мимолетным вопросом, задела какую-то болезненную для него струну.

– Сегодня – ненадолго. А потом, наверное, надолго: меня Аббадо приглашает поработать с Берлинским филармоническим оркестром.

– Но это же здорово, Мить! – обрадовалась Лера. – Аббадо – это даже я знаю!

– Здорово, – согласился он.

Но в голосе его не было особенной радости – конечно, едва ли из-за приглашения Аббадо. Лера вздохнула. Ей и хотелось бы вникнуть во все это, понять, но слишком заполнена была сейчас ее жизнь, слишком трудно было выкроить даже лишний свободный час.

После той ночи, когда Митя играл ей в полутемной гостиной, они почти не виделись. Во всяком случае, не виделись так, чтобы можно было спокойно поговорить, никуда не торопясь. Не только у Леры, но и у Мити день строился чаще всего так жестко, что не оставалось времени на неторопливые разговоры.

Вообще-то у них и раньше так бывало: Митя исчезал – неважно, уезжал он или был в Москве, – они перебрасывались парой слов на ходу или по телефону, и все. А потом он появлялся – как той октябрьской ночью год назад…