Сладкая отрава
Шрифт:
Поток моих невеселых мыслей прерывает голос Президента.
– Мистер Мелларк, признаюсь, я не ожидал подобного. Это слишком благородно, даже для вас – по уши влюбленного мальчишки, готового жизнь отдать за ту, которая не ценит и не отвечает взаимностью.
Его слова больно ранят, но ведь это происходит от того, что я и сам знаю – Сноу говорит правду. Мне жизни не жалко для Китнисс, только мне не суждено познать, что означает быть любимым ею.
– Мне не нужна ваша жалость, – говорю я сердито. – Если можете – помогите, а нет –
Сноу смиряет меня взглядом и делает знак рукой безгласой. Она тут же оказывается рядом с бокалом красного вина. Президент делает глоток, пригубив напиток, и предлагает мне угоститься, но я отрицательно качаю головой.
– «Кузен» мисс Эвердин будет здесь через несколько дней, я вам обещаю, – говорит, наконец, Президент. – И вы можете идти, мистер Мелларк, полагаю, вам нужно время, чтобы обдумать полученную информацию. И, может быть, вы передумаете.
Я уже стою у дверей, но на последних словах Сноу замираю.
– Почему вы решили, что я могу передумать? – спрашиваю я.
Знаю, голос дрожит, я действительно взволнован и мне жаль, что не удается скрыть этого от Сноу.
– Кто бы ни оказался биологическим отцом ребенка, мистер Мелларк, – вкрадчиво говорит Президент, – воспитывать его придется все равно вам. Поверьте, мисс Эвердин не стоит этой жертвы с вашей стороны.
Мне хочется заткнуть уши и убежать, но я стараюсь сохранять чувство собственного достоинства, так что отвечаю:
– Думаю, это уже не ваше дело.
Отворачиваюсь, но Сноу продолжает:
– Еще кое-что, мистер Мелларк. После первого же приема кантаридина я настоятельно не рекомендую вам рисковать и пытаться что-то изменить. Вещество начнет действовать почти сразу, и перепады в дозировке очень негативно скажутся на здоровье мисс Эвердин. Единственный шанс не нанести непоправимый вред ее организму – не мешать докторам постепенно увеличивать количество лекарства.
Вымученно киваю и выхожу, закрыв за собой дверь. Сноу не удерживает меня. Торопливо, насколько позволяет искусственная нога, сбегаю по бесконечным ступеням, мечтая оказаться как можно дальше от удушливого запаха роз и разлагающейся плоти.
Китнисс сидит на бортике проезжей части прямо перед нашей машиной. Ее коленки находятся на уровне шеи, так что, положив голову на колени, она задумчиво смотрит вдаль. Подхожу ближе, и Китнисс вздрагивает от звука моих тяжелых шагов. Она бросает на меня быстрый взгляд и, словно спохватившись, стряхивает со щеки несколько слезинок.
– Китнисс… – начинаю я, но она не слушает. Стремительно встает, отряхивает подол юбки и усаживается в машину.
Глубоко вздыхаю, стараясь унять беспокойный бег сердца. Китнисс плачет. И ей не нужны мои слова утешения – она льет слезы из-за меня.
Распахиваю дверь машины с противоположной стороны, сажусь рядом со своей девочкой, стараясь не коснуться ее, чтобы не побеспокоить, но даже при этом она отодвигается, буквально выстраивая между нами бронированную
– Домой, мистер Мелларк? – спрашивает Марвел, наш водитель. Я киваю.
Кроме как «домой» нам и поехать некуда, только вот «дом» это что-то теплое и светлое, то место, куда хочется возвращаться. А у нас с Китнисс не «дом», вместо этого мы заперты в позолоченной клетке, откуда не можем вырваться.
Всю дорогу Китнисс молчит, ни разу не повернув ко мне головы, – рассматривает капитолийские улочки, по которым мы проезжаем. Нас с ней уже не смущают разноцветные жители, без дела слоняющиеся туда-сюда целыми днями, мы привыкли. Порой мне даже нравится Капитолий: красивые дома, ухоженные парки, счастливые лица прохожих. И все-таки я, не задумываясь, променял бы все это на безмятежный покой своего дома в Двенадцатом – там «дом», такой, каким он должен быть. Хотя… Что меняет география, если я остаюсь одиноким?
Моей душе не хватает тепла, хоть чуть-чуть, самую малость простого человеческого тепла. Ласкового слова, искренней улыбки… Ничего этого нет. Китнисс делает вид, что меня не существует.
– Приехали, – сообщает водитель. – Приятного дня, – говорит он и добавляет, – И ночи!
Марвел подмигивает, пытается быть дружелюбным, и я благодарен ему за это, только вот Китнисс вспыхивает от его намека и выскакивает из машины, громко хлопнув дверью.
– Женщины… – понимающе бормочет водитель, а мне остается только кивать.
В фойе нашей высотки Китнисс нет, как нет ее и возле лифта. Моя будущая жена не стесняется показать, насколько я ей противен: дожидаться меня – не ее удел. Квартира, в которой мы живем, расположилась на десятом этаже одного из элитных зданий в самом центре города. Даже не каждый капитолиец может позволить себе подобное жилье, а нам оно досталось бесплатно – подарок Президента в честь будущего ребенка.
Мысли снова возвращаются к малышу, тому, которого пока не существует. Стараюсь не думать, каким образом Китнисс может забеременеть – слишком больно осознавать, что придется уступить любимую Хоторну. Быть может, я никогда не сожму Китнисс в объятиях, никогда не познаю сладость ее тела…
Но ребенок. У меня будет маленький мальчик или девочка – малыш, рожденный Китнисс – которому я смогу подарить всю свою нерастраченную любовь… Только как мне пережить минуты его зачатия? Даже намек на Китнисс, обнимающую и целующую Гейла, заставляет мой желудок противно сжиматься.
Господи, дай мне сил позволить Китнисс быть счастливой…
Моя любимая сидит на диване, поджав коленки к груди, и беспорядочно переключает каналы на ТВ, энергично нажимая кнопки на пульте управления. Она не смотрит на меня, когда я сажусь рядом. Снова отодвигается, молчит. Хочется встряхнуть ее за плечи, спросить в чем, по ее мнению я так провинился, что она игнорирует меня, но я и сам знаю ответ – я втянул ее во всю эту историю с несчастными влюбленными. За это и расплачиваюсь.