Сладкая приманка (сборник)
Шрифт:
Игорек сделал паузу, чтобы закурить сигарету.
— Следующим был мединститут в Волгограде. Информацию об этом взрыве Грэг получил по факсу прямо оттуда, используя наши каналы, а не от ФСБ. Там бомба была прислана тоже по почте. Существенным проколом неизвестного террориста оказалось то, что он не указал не только имени отправителя, что вызвало некоторое подозрение, но и конкретного получателя посылки, в результате чего ее никто не вскрывал три дня. Она была доставлена в пятницу на кафедру генетики, интереса особого не вызвала и пролежала все выходные нераспечатанной. В понедельник заведующий кафедрой, профессор Коновалов, поручил лаборанту Кучкову разобрать почту, тот начал вскрывать посылку, и раздался взрыв. Ему оторвало руку, но он остался
Игорек вздохнул и затянулся сигаретой.
— В посылке оказалась взрывчатка, много взрывчатки. Главврача Ружевича разорвало на куски. Осталась молодая вдова, на пятнадцать лет его моложе, и двое детей. Маленьких. Кроме него, в кабинете никого не было. Пострадал один находившийся в поликлинике пенсионер: он умер во время взрыва от сердечного приступа. Впрочем, точно не установлено, случилось это до или после взрыва.
— Пока не вижу в его действиях никакой логики и никаких мотивов. Высшие учебные заведения, причем безадресно. Теперь — поликлиника, и тоже безадресно. Ведь посылка не была адресована именно главврачу?
— Она была адресована именно главврачу, но фамилия его указана не была. Думаю, что он не знал, кто ее откроет. Ему было важно, чтобы бомба взорвалась именно в поликлинике.
— Зачем это ему?
Игорек пожал плечами:
— У меня тоже нет пока ни одной более или менее правдоподобной версии. Кстати, на одном из фрагментов корпуса бомбы сохранилась часть букв. Написаны острым предметом по металлу корпуса. Буквы неровные. По предположениям экспертов ФСБ, это скорее всего буквы С, Б и О. Что они обозначают, неизвестно, скорее всего какая-нибудь аббревиатура. Слушай дальше. Месяц назад он точно таким же образом убил профессора математики нашего госуниверситета Мартыненко.
Игорь возмущенно вздохнул:
— Понимаешь, в его действиях должна быть какая-то логика. Не может даже самый последний псих рассылать бомбы наугад! Да еще так искусно их маскировать под посылки. Если мы эту логику не поймем, нам его не найти.
Игорек явно намекал, что мне нужно подсказать ему, чем руководствуется этот псих, убивая своими бомбами людей. Я же, мол, психолог! Это моя вроде бы прямая обязанность. Ни черта подобного, Игоряша! Моя обязанность — помогать людям, как Ларисе Чайкиной, например, а не психов ловить. Расскажи ему, чем этот придурок руководствуется, какая там у него в мозгу параноидальная идея засела! Да еще вот так вот, с лёта, выслушав от него несколько рассказов об отдельных эпизодах, о которых и сам он знает из третьих рук. Что-то Игорек торопливый слишком стал, раньше он меня в спину не толкал… Под профессионализм мой, что ли, подкапывается? Да нет, вряд ли — зачем это ему? Мы же с ним в этом не конкуренты. Мы с ним в другом конкуренты… Ну конечно! Он меня как соперницу воспринимает в раскрытии преступлений… Его же в Булгакове подстрелили, не дали фактически ему развернуться, блеснуть своими дедуктивными способностями. Вот, считает он, все лавры мне и достались. Теперь не хочет упускать инициативу из своих рук… Хочет быть первым… Да пожалуйста, Игорек, если можешь, будь.
— Игорь, давай договоримся сразу, что ты не будешь ждать от меня преждевременных выводов, — сказала я ему. — Ты же до конца мне факты еще не изложил, из чего же я его мотивы должна извлекать? Придумывать, что ли? Или тебе интересно послушать мои теоретические рассуждения о паранойе?
Игорь смутился:
— Нет, Ольга, я не то имел в виду. Я же не рассказал до конца, ты права. Так вот, с этим Мартыненко. Он тоже соблазнился. Ему прислали бандероль от имени директора Московского института общественных проблем, академика, известного российского правозащитника Ивана Федосеева, с сопроводительным письмом, подписанным лично самим академиком. Наш Мартыненко человек был хоть и талантливый, но провинциальный. Внимание столь известного человека ему было, конечно, лестно. Тем более что Мартыненко больше талантливый педагог, чем собственно ученый.
— Что было в письме? — спросила я.
— Несколько строчек всего. Оно, кстати, сохранилось, У Грэга есть ксерокопия. Написано, что Мартыненко — выдающийся ученый, выдающийся педагог, что от таких, как он, зависит будущее науки и, самое главное, как сказано в письме, — чтобы это будущее не было похоже на то, каким его изображает автор в своей книге.
— А что за книга?
— В письме не указано. От самой посылки остались лишь клочья упаковочной бумаги, на которых, кстати, вновь обнаружена надпись: СБО.
— Федосеевым много книг написано?
Игорь посмотрел на меня удивленно. Я прикусила язык. Да, свою некомпетентность мне лучше не демонстрировать, Игорек хоть и друг, но соревнуется со мной постоянно, любой мой промах он обратит в свою пользу. Я знаю, конечно, что он не сплетник и не будет распространяться за моей спиной, что человек я, мол, необразованный, многого не знаю, например, об академике Федосееве. Тем более что это не соответствует действительности. Нет, Игорь не интриган. Но на заметку это возьмет обязательно! Подумает про себя. И окажется не прав. Это мелочь, и значение она имеет только для самого Игорька. Так проявляются его стремления, желания, связанные со мной. Ему нужно обязательно одержать надо мной верх. По сути своей эти желания, конечно, сексуальные и агрессивные. Правильно я все же сделала, что в свое время, когда он так активно меня обхаживал, не заинтересовалась им как мужчиной. Пришлось бы заниматься его воспитанием. Намучились бы.
Хорошо, про Федосеева спрашивать не буду. Самой узнать нетрудно. Но мысль у меня мелькнула довольно интересная, хотя и не оформленная до конца. Что-то о том, что та самая руководящая террористом идея, о которой меня допрашивал Игорь, связана как-то с содержанием книги. Почему я так решила? Не могу толком ответить. Может быть, содержание письма меня подтолкнуло к этой мысли?
— Что еще по Мартыненко? — спросила я просто для того, чтобы прервать паузу, поскольку была уверена, что ничего интересного больше нет.
И оказалась не права.
— Один только факт. В день получения посылки у профессора Мартыненко был юбилей — тридцать лет преподавательской деятельности. Вечером его должны были поздравлять, банкет и тому подобное. А утром его взорвал какой-то маньяк.
— Игорь, тебе не кажется, что нужно ему придумать какое-то имя? — предложила я. — Пока он безымянный, мне, например, трудно представить его внутреннее состояние, а без этого я не смогу понять его мотивы. Мне нужно как бы влезть в его шкуру, стать им на какое-то мгновение.
— Ты сама-то не свихнешься от такой работы? — опасливо покосился на меня Игорек.
— Нет, конечно, — улыбнулась я. — У меня очень сильная психологическая защита. Все будет отлично. Я справлюсь.
И чмокнула его в щеку. Потому что он все же мой друг. Иначе он не почувствовал бы, что при погружении в чужую психику самая главная опасность — не вернуться обратно.
Игорь перестал дуться и улыбнулся мне в ответ. Вот и отлично. Дел у нас еще по горло, не время выяснять отношения.