Сладкая приманка (сборник)
Шрифт:
— Заткнись ты, дура! — не выдержала одна из беременных женщин. — Ты на пузо свое взгляни. Не хочет она! Раньше нужно было думать, когда с мужиком трахалась. Тогда небось хотела! А теперь тебя не спросят, хочешь ты или не хочешь.
— Нет-нет, вы не поняли, я вовсе не беременна. Я не могу быть беременной… Это было бы странно… Я поеду сейчас домой. За мной приедет моя подружка, мы с ней совсем случайно оказались в роддоме, просто мимо шли. Она заберет меня отсюда.
Меня она между тем не замечала, хотя я уже
— Сергей Александрович! — возмущенно обратилась к врачу еще одна соседка Чайкиной. — Уберите от нас эту идиотку. Она все уши прожужжала — не хочет она рожать. Ходит, пузом трясет, а сама: «Ненавижу детей! Ненавижу детей!» Твердит, как сумасшедший попугай какой-то.
— Ты, милочка, сама успокойся. Что это ты так волнуешься? Тебе рожать сегодня, нервничать не нужно. Животик-то у тебя у самой вон какой — постарался муж, не иначе как тройню тебе зарядил. Давай-ка послушаем, что у нас там.
— Сергей Александрович, — хихикнула женщина. — Это у меня, а не у нас. У самого-то у вас-то там пусто скорее всего.
Меня передернуло. Врач, по-моему, был абсолютно глухой и слепой. Этим женщинам действительно нельзя было находиться вместе с Чайкиной в одной палате. Ее нужно было срочно изолировать. Эта его «милочка» была совершенно права — Ларису нужно было забрать из этой палаты. И забрать срочно, пока не случилось какого-нибудь скандала, который может для Ларисы закончиться трагедией.
Она наконец узнала меня и поспешила ко мне, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу.
— Ну, наконец-то! — воскликнула она. — Я уже устала тебя ждать! Представляешь, они мне не верят. Знаешь, Наташка, я все никак не пойму, как я здесь оказалась. Я помню, как мы с тобой убежали с химии, как мороженое ели. А дальше?
«Господи, она школьница, что ли?» — подумала я, а женщины в палате засмеялись. Наверное, потому, что ко мне она обращалась как к подружке, а я на школьницу нисколько не была похожа. Я быстро взяла из рук врача Ларисину карточку и нашла в графе «год рождения» отметку — 1975. Так она моя ровесница! Какая же, к черту, химия!
— Потом какой-то кошмар в роддоме, пожарная лестница. Не помнишь, зачем мы с тобой туда пошли? Неужели кто-то из наших девчонок рожать собрался? Значит, они с мальчишками. Ну, это.
Лариса покраснела.
— Ну… давали им.
Женщины уже откровенно хохотали. Ситуация складывалась глупейшая. Я никак не могла понять, что происходит, врач давно уже, судя по всему, махнул на Ларису рукой. Женщины с удовольствием отыгрывались за свой недавний страх перед Ларисой.
— А это кто? — спросила у меня Лариса.
Она показала пальцем на врача, и я поняла, что пора активно вмешиваться. Ларису нельзя было предоставлять самой себе. Она явно
— Вы можете ее перевести в отдельную палату? — спросила я врача.
— Ты, милочка, с ума не сошла? — возмутился он, но быстро сообразил, что со мной не следует разговаривать как с подопечными женщинами, и сбивчиво забормотал извинения.
— Больница переполнена, — бросился он объяснять. — Мы дежурили в день, когда роддом взорвался, всех везли к нам, не заботясь о том, можем мы их принять или нет. Даже младенцев нам привезли!
Он возмущенно всплеснул руками.
— Ну, младенцев мы за пару часов распихали по роддомам. Так теперь скандал с роженицами — они-то здесь остались! Требуют своих детей. Вот где кошмар-то! Детей им подавай! Да кто ж теперь разберется, где чей ребенок! У многих бирки-то послетали, пока с ними возились на улице в суматохе, спроси у него теперь, чей он ребенок. Кроме того, один ребенок погиб, а мать до сих пор не знает об этом.
Он вздохнул.
— Здесь-то спокойно. Ну, подумаешь, нервничают слегка. Так это дело обычное. Перед родами всегда нервничают, а я всегда успокаиваю. Так уж заведено. Где ж я ей отдельную палату найду? И в психушку не отправишь, у них там родильного отделения нет, конечно.
— Главврач здесь? — спросила я.
Он помотал головой.
— Литвинова полчаса назад губернатор вызвал.
— Кабинет его свободен?
Врач молча хлопал глазами.
— Ключ можете найти?
— У Михайловны ключ есть, у уборщицы.
Он взглянул на часы:
— Минут через десять она как раз у Литвинова убирать начнет.
Выйти из палаты Ларису не нужно было даже уговаривать. Она живо вцепилась в мою руку, и мы втроем — я, Лариса и врач — направились по длинному коридору третьего этажа к лестнице. Но чем ближе мы подходили к ступеням лестницы, тем крепче и беспокойней сжимала Лариса мою руку. Я наконец сообразила, что не выяснила один очень существенный для Ларисы момент.
— На каком этаже у вас кабинет главврача? — спросила я.
— На первом. — Врач недоумевающе посмотрел на меня и пожал плечами.
«Вот черт! — ругнулась я про себя. — По лестнице она не даст себя свести».
Я немного растерялась.
«Сама же, между прочим, виновата! — ругала я себя. — Могла бы предусмотреть, что Ларису могут затащить на третий этаж, а спускаться она опять не сможет. Нужно было предупредить тех, кто ее сюда вез, или самой проводить».
Впрочем, она боится только лестницы, вернее — только спуска по лестнице.
— Лифт есть? — спросила я у врача.