Сладкие папики
Шрифт:
— Значит, он ничего не знал? Он даже не знал, что я родилась? Ты не сказала ему, что я существую?!
Мама покачала головой.
— Он знал, что я была беременна. Он сам как-то это выяснил. — Она смахнула слезы, и у меня снова заныло в животе. — Он нашел меня раньше, чем это стало заметно. Спросил правда ли это, каковы мои планы, и я разозлилась. Сказала первое, что пришло в голову. Сказала, что тот опоздал, и я сделала аборт.
По моей коже пробежал холодок.
— Ты сказала ему, что избавилась от меня?!
Она кивнула.
— Не думай, что я сделала это
Я сморгнула слезы.
— Это то, что ты планировала? Избавиться от меня? Ты хотела избавиться от меня, мама?
Она взяла меня за руку и крепка сжала.
— Нет, конечно, нет. Я так сильно хотела тебя, Кэтти. Ты была для меня всем, с самого первого момента, как я узнала, что беременна. — Мама улыбнулась, но это была грустная улыбка. — Я не хотела нуждаться в нем, ни тогда, когда была беременная, ни потом, когда ты была маленькой. Думала, что расскажу тебе, когда ты немного подрастешь, но подходящий момент так никогда и не подворачивался. Мы были счастливы вдвоем, милая. Разве мы не были счастливы? — У нее потекли слезы. — Мы были счастливы. Ты была счастлива. Мы ни в чем от него не нуждались. Не единой мелочи.
Я покачала головой.
— Нет, нам ничего было не нужно. Я была счастлива. Но, мама, он был моим отцом. Он был моим папой.
Она кивнул.
— Я знаю. Знаю, Кэтти. Поверь мне, я знаю.
— Я думала, ему все равно. Думала, что он не хотел меня! — Я обхватила голову руками, борясь с тошнотой.
— Мне жаль, — произнесла она, будто это было так просто.
Я почувствовала, что у меня дрожат губы.
— И все? Тебе жаль? Вот к чему все сводится?
У меня были такие же голубые глаза, как у нее, и такие же веснушки на носу.
— Ты возненавидела то место с самого первого дня. Возненавидела его дом и возненавидела его детей. Ты не желала ходить с ним, и мне приходилось уговаривать тебя каждые выходные.
— И что?
— И поэтому я не сказала тебе. Не хотела делать еще хуже.
— Как это могло сделать еще хуже?! Как знание того, что он не ненавидит меня с самого рождения, мог сделать что-то хуже?!
Мама успокоила дыхание, взяла себя в руки.
— Я боялась, что меня ты тоже возненавидишь. Возненавидишь за то, что соврала тебе…
— Я бы никогда не возненавидела тебя!
Она сделала глубокий вздох.
— … Двое родителей, которые тебя подвели, двое родителей, которым ты не могла верить, двое родителей, с которыми тебе не хотелось бы быть рядом. Насколько это было бы хорошо для маленькой девочки, которая уже и так страдала?
— Но ведь он был моим папой, — снова сказала я. — Может быть, если бы я знала…
— Может быть, все было бы по-другому? Ничего не было бы по-другому, Кэтти, ты ненавидела находиться там. Ты ненавидела все это.
— Но если бы я знала, мам… у меня был бы
Она покачала головой.
— Верити была злобной, как и ее мерзкая мать. Ты говорила, что не хочешь отца, не хочешь этого отца. Сказала, что счастливее, когда только мы с тобой.
— Мне было десять! Я сама не знала, чего хочу!
— И я приняла решение. Возможно, это было неправильное решение, но ведь прошло уже так много времени, Кэтти. — Ее голос сорвался. — Я воспитывала тебя совсем иначе, чем они. У нас было не так много всего, у них же было все. Ты была вежливой, доброй и воспитанной. Ценила все, что у нас было, они же не ценили ничего. Тебе не нужны были его деньги, тебе ничего от них было не нужно. Я не видела ничего, что он мог бы предложить, чего бы ты хотела, что стоило бы той боли и душевных страданий, не в тот момент.
— Отца, — сказала я, и мой голос тоже сорвался. — Я хотела отца.
— Не этого отца, — плакала мама. — Ты же не хотела быть там с ним! Если бы я сказала тебе правду, это бы не имело никакого значения, по крайней мере, не тогда, Кэтти. Было уже слишком поздно!
Мне нечего было сказать, в голову не приходило никаких подходящих слов.
Она всхлипнула.
— Не надо меня ненавидеть, Кэтти. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Я была просто ребенком. Моложе, чем ты сейчас.
— Я не смогу ненавидеть тебя, мама! Никогда! Я просто…
— Знаю, что тебе уже поздно об этом узнавать. Я знаю, это…
— Просто… — Я покачала головой. — Я так запуталась. И не знаю, что это значит. Не знаю, что это должно значить. Не знаю, изменило бы это что-нибудь… Я имею в виду, ты права, там была Верити… и Оливия… и я даже мальчикам не нравилась…
— Ты не была похожа на них… они так отличались от тебя…
— Но возможно, если бы я знала правду, если бы я была моложе, если я бы дала ему больше шансов…
— Ты все равно не была бы такой, как они, — возразила мама. — Кэтти, ты совсем на них не похожа!
Я подавила всхлип.
— Знаю, мам. И это все из-за тебя. Потому что ты научила меня быть доброй, радоваться тому, что у нас было, а не горевать о том, чего у меня не было. — Я смахнула слезы. — Но ведь ты могла получить больше! У тебя могло быть больше времени, больше денег. Ты бы так много не работала, мам, а ведь ты работала так много. Все время! И это заставляло тебя грустить, я заставляла тебя грустить, а он мог бы помочь тебе! Он мог бы помочь нам!
Она встретилась со мной взглядом.
— О Боже, Кэтти, ты никогда не заставляла меня грустить. С чего ты взяла, что заставляла меня расстраиваться?
Нужно было оттянуть момент.
— Я часто слышала, как ты плачешь, мам. Каждую ночь, иногда неделями. Я привыкла слышать, как ты расстраиваешься, и знала, что это из-за меня, потому что ты должна была все для меня делать. Он мог бы остановить это! Он мог бы помочь!
Мама взяла меня за обе руки и притянула к себе.