Сладкие папики

Вест Джейд

— Я много плакала, потому что была молода, Кэтти. И плакала из-за многих вещей. Скучала по твоему отцу, ведь он оставил меня в полном одиночестве, чтобы вернуться домой к своей жене. Скучала по жизни, которую он мне обещал. По всему тому, что как я думала, мы будем иметь вместе. Плакала из-за людей в доме престарелых, милая, из-за людей, у которых ничего не было, ни семьи, которая бы их навещала, ни причин вставать по утрам. Плакала из-за людей, которые умирали в одиночестве, из-за людей, достигших конца своей жизни и не имевших никого, с кем можно было бы ее разделить. Я плакала от отчаяния, что больше не могу помогать этим людям, что не могу брать

больше часов, чтобы помогать им, что не могу просто уйти на ночь и забыть о том, что видела. Я плакала по многим причинам, по стольким причинам, что не могу вспомнить их все. Но ни одной из них ни разу не была ты.

У меня скрутило живот. Было так же больно, как когда я была маленькой девочкой.

— Я думала…

Мама покачала головой.

— Ты — самое лучшее, что когда-либо случалось со мной с того самого момента, как я поняла, что ты есть у меня. Ты была самой лучшей вещью в мире. Я так горжусь тобой, и всегда гордилась. Каждую минуту каждого дня.

— Не надо… — сказала я.

Она выглядела испуганной. Я никогда раньше не видела ее такой испуганной.

— Не надо ненавидеть меня, Кэтти, пожалуйста, не надо. Может быть, я приняла несколько плохих решений, но я сделала их с самыми лучшими намерениями. Я делала для тебя все, что могла, и иногда этого было недостаточно. Знаю, что этого было недостаточно, но все равно делала все, что могла.

— Этого всегда было достаточно! — Ее боль отзывалась в моем животе, я чувствовала ее, как свою собственную. — Ты научила меня быть сильной и верить в себя. Научила меня тому, что ценность человека находится внутри, в его сердце и душе. Научила меня сосредотачиваться на том, что важно, и не обращать внимания на то, что неважно. Ты научила меня упорно трудиться и тому, что нужно прикладывать усилия, если хочешь получить результат. — Я сжала ее руки. — Я именно такая, какая есть, благодаря тебе, мам. Как я могу ненавидеть тебя? Ты верила в меня, несмотря ни на что.

— Но я удерживала тебя от твоего отца, который мог бы предложить тебе так много. — Она всхлипнула. — От возможностей, которые могли бы быть у тебя, как и у Верити. Школы, и каникулы, и лошади. Я ненавижу себя за это. Как я могла оставить тебя без этого? Только потому, что мне было страшно? Только потому, что это был слишком большой риск? Потому, что ты казалась такой молодой?

— И я не хотела этого, ничего из этого. И вовсе не поэтому мне так грустно. — Я закрыла глаза. — Мне грустно из-за того, что я провела все свое детство, думая, что он не хотел меня. Мне грустно, потому что, возможно, я не дала ему шанса узнать меня, а не потому что упустила что-то из этих вещей. Все это ничего не значит.

— Мне жаль, милая. Мне так жаль.

Я покачала головой.

— Я не злюсь, мама. Не могу злиться. — Я вздохнула. — Это не только твоя вина. Он тоже должен был сказать мне. Но ничего не сказал, просто отвез к себе домой и попытался впихнуть не на мое место. Он мог бы мне все рассказать. Он должен был мне рассказать.

— Мы оба должны были рассказать тебе.

— Но теперь это в прошлом. Дело сделано, то сделано. К тому же, ты научила меня и тому, как сосредотачиваться на самом важном, что не нужно плакать над пролитым молоком или тем, что мы не можем изменить.

— Я старалась учить тебя всему, что знала. Не

то, чтобы мне было чему тебя учить, малыш. Я и сама была не так уж мудра, знаешь ли. — Мама откинула волосы с лица и выглядела такой подавленной.

— Но ты была! Ты научила меня быть той, кто я есть. Я сильная, счастливая, я стараюсь изо всех сил. Всегда. Как ты и учила меня.

— Но я же не была честна! Я не научила тебя этому. — Она все еще была бледной. Все еще печальной. — У нас не должно было быть никаких секретов, Кэтти. Секреты всегда выходят наружу, и они всегда разъедают людей изнутри. Секреты разрывают семьи на части, вызывая трещины, которые невозможно залатать. Это может случиться сейчас, и это будет только моя собственная вина. Это то, чего я заслуживаю. Это всегда было бомбой замедленного действия, ожидающей своего часа, чтобы взорваться. Я только успокоилась. Спустя столько лет, казалось, что самое страшное уже миновало.

Секреты.

Иногда их легче оставлять таковыми.

— И что теперь? — спросила мама. — Что будет теперь?

Я пожала плечами.

— Я подумаю. А потом подумаю еще. — Я вздохнула. — Не знаю, мам. Но я с этим разберусь.

— Мне так жаль, Кэтти. Может быть вы еще сможете навести мосты… может быть, еще не слишком поздно.

— Я в замешательстве, мам, и все равно думаю, что он придурок. Это ничего не меняет. Он все равно обращался с тобой как с дерьмом. Его дети все еще остаются отвратительными для меня. И я все еще чувствую себя никем в его шикарном, роскошном поместье.

— Не надо ненавидеть его, милая. Он не такой уж плохой человек. И никогда не был плохим человеком. Просто жизнь иногда бывает… сложной. Не все всегда идет по плану, не все получается так, как ты ожидаешь или хочешь… Все не так просто. Люди не так просты.

Я прочистила горло.

— Секреты, — проговорила я. — Так много секретов.

Мама кивнула.

— Слишком много. Их было слишком много. Но больше ничего нет, обещаю. Больше никаких секретов. С меня хватит секретов. Мне надоело прятаться, бояться правды. Всегда лучше знать, даже если это трудно. Даже если говорить правду пугает тебя.

Я посмотрела в окно, сквозь шторы была видна большая часть Range, и мое сердце внезапно заколотилось.

Слова просто вырвались наружу.

— Говоря о секретах, — начала я. — Пора рассказать тебе один из моих.

Глава 27

Карл

Я не спускал глаз с окна в гостиной, хотя сквозь шторы почти ничего не было видно. Мои ладонь вспотели, в горле пересохло, и я испугался, что мое откровение принесло больше вреда, чем пользы. И все же я не мог спорить со своей интуицией, с той непреклонной частью меня, которая настаивала на том, чтобы говорить правду, говорить ее такой, какая она есть, черт бы побрал последствия.

Черт бы побрал мой длинный гребаный язык.

Я закрыл глаза и позвонил Рику, готовясь получить по заслугам. Его голос был бодрым, блаженно веселым, пока я не рассказал ему, что сделал.

Долгий вздох, и я представил себе, как он качает головой, ходит туда-сюда, вполголоса проклиная меня.

— Мистер «Длинный гребаный язык» снова наносит удар. Господи, Карл.

— Ей нужно было это знать. Это было несправедливо, ни для кого. Ни для нее тем более.

— Я чертовски надеюсь, что она думает также.