Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник
Шрифт:
И тот, и другой поблагодарили гостеприимного хозяина, но к плодам на столе никто не притронулся.
Матфания извлек из-за пояса дорогой пергамент, заботливо перевязанный шелковой лентой, положил его справа от себя, а на левую сторону стал выкладывать восковые таблички, формируя их в аккуратную стопочку, которую после каждой извлеченной таблички старательно поправлял.
— Давай, Матфания. Не томи душу. Докладывай, — поторопил его Иоиль, пережевывая финики.
— Сегодня ночью по вашему указанию, достопочтенные руководители и главные учителя, было проведено заседание
— Знаем, знаем. Сами, чай, создавали… К делу переходи, к делу.
— Слушаюсь. К делу перехожу, — сказал Матфания и принялся развязывать ленту на пергаменте. — В ходе заседания были последовательно и тщательно рассмотрены и изучены действия и поступки Назарея… прошу прощения, Иисуса из Назарета, эпизод за эпизодом, и по каждому из эпизодов были высказаны различные суждения…
— Это тоже не надо, — как бы между прочим и очень приветливо остановил его Иоиль. — Результаты давай. То есть какие были высказаны мнения, какие приведены аргументы и главное — на чем согласились. И коротко, очень коротко.
— Коротко. На чем согласились, — повторил Матфания и развернул перед собой пергамент, покрытый старательно выписанными, почти каллиграфическими письменами. — Можно, учитель, я буду называть его Назареем? Для краткости…
— Для краткости можно, — разрешил Иоиль.
— Спасибо… Оценивая действия Назарея касательно так называемых исцелений людей, товарищ Руввим охарактеризовал его как фокусника и шарлатана, а товарищ Ариэль, со своей стороны, назвал его выдающимся врачом и целителем.
— Позвольте мне уточнить, — смиренным голосом и с потупленным взором произнес Руввим. — Я, в частности, имел в виду…
Он не договорил, так как Левий Мегатавел вдруг слегка повернул голову и не то чтобы посмотрел на Руввима — нет, скорее, направил в его сторону глаза. И в этих, прежде потухших глазах вдруг что-то возникло и зажглось.
— Если потребуется, тебя спросят. Сейчас слушаем Матфанию, — прозвучал над столом треснутый юношеский дискант.
— Прошу прощения, — быстро сказал Руввим и несколько раз кивнул головой.
— С одной стороны, шарлатан, а с другой — великий целитель, — с интересом повторил Иоиль. — Ну, и на чем вы договорились?
— Было записано так: Назарей действительно лечит людей и, вероятно, воскрешает мертвых, но от этих исцелений люди не становятся счастливее и здоровее, так как не укрепляются в правильной вере, а некоторые из них, напротив, отдаляются от Закона.
— Вероятно, воскрешает мертвых? — переспросил Иоиль. — А слово «вероятно» откуда взялось?
— Товарищ Руввим настоял и убедил группу, сославшись на два случая, в которых могла иметь место летаргия, — доложил Матфания.
Иоиль сперва задумчиво покачал головой, затем взял из блюда и отправил в рот два беленьких баккурота, а потом сказал:
— «Шарлатана» вы правильно выкинули. В том, что касается лечений, Иисус так же похож на шарлатана, как я — на римлянина… И слово «вероятно» перед словом «воскрешает» я тоже предлагаю убрать. Лазаря он воскресил, когда покойник натурально уже провонял… Подлинное было воскрешение. И товарищ Левий тогда справедливо обратился в синедрион, чтобы, так сказать, юридически рассмотреть этот случай и задать Назарею парочку вопросов.
Иоиль участливо посмотрел на своего соратника и соседа, но тот хранил неподвижность и молчание.
— Хорошо. Пойдем дальше, — улыбнулся и велел Иоиль.
— Товарищ Руввим, — продолжал докладывать Матфания, — обратил внимание на то, что исцелениями Назарей пытается привлечь на свою сторону влиятельных людей среди иудеев, иродиан и римлян и тем самым настроить их против партии и правоверных иудеев, защитников Закона. Товарищ Ариэль, вернее, его младший соратник, товарищ Фамах…
— И кого это он привлек на свою сторону? — перебил Иоиль.
Матфания заглянул в пергамент, но не нашел в нем ответа и взял одну из восковых дощечек.
— Назывались следующие имена: царедворец Ирода Антипы Хуза, римский сотник Корнилий, настоятель капернаумской синагоги Иаир, а также…
— Нет, нет, — снова перебил его Иоиль. — Это пустое. К тому же дело давнее. И если были какие-то по пытки с его стороны, то партия их давно уже пресекла. С тетрархом мы переговорили, и он отстранил Хузу от должности главного царедворца. Иаир одумался, признал свои ошибки и перестал поддерживать Иисуса. Сотник Корнилий — ну, это вообще смешно: брать в расчет какого-то сотника… Ты согласен со мной, Левий? — предупредительно обратился Иоиль к главному шаммаисту.
В пустых и белесых глазах опять что-то ожило и зажглось, и голос проскрипел:
— Ханну он совершенно не интересует. Антипа его остерегается и хочет задержать. Мы внушили тетрарху, что Назарей может быть воскресшим Крестителем… Пилату о нем известно?
— Не думаю, — покачал головой Иоиль.
— Ну и хватит об этом, — сказал Левий Мегатавел.
— Обвинение в нарушении Закона, — объявил Матфания, переходя к следующему пункту. — Товарищ Руввим обвинил Назарея в многократных покушениях на Закон, и особенно — в злонамеренных и тенденциозных нарушениях святой субботы. Товарищ Ариэль возразил, что эти нарушения либо вовсе нельзя считать нарушениями, либо Назарей приводит довольно убедительные аргументы.
— Аргументы в пользу чего? — быстро спросил Иоиль.
— Виноват. У меня тут не конкретизировано, — ответил Матфания.
— А какова согласительная формулировка? — спросил Иоиль.
— По этому вопросу стороны не достигли согласия.
— А почему не согласились? — спросил Иоиль и впервые сурово посмотрел на Ариэля, словно именно он был виноват в отсутствии согласия.
— Потому что Закон не сводится к соблюдению субботы, — устало и безразлично начал отвечать Ариэль. — И некоторые правила из Закона Иисус не нарушает, а исполняет, иногда даже более ревностно, чем члены фарисейской партии. Напомню, что два года назад он, например, изгнал из Храма торговцев, чем заслужил одобрение учителя Левия Мегатавела…