Сладкий грех. Падение
Шрифт:
— Нет, прошу. Не надо лезть в мою душу. Не так я себе представляла этот день. Не так. И я не собираюсь с тобой ссориться, Слэйн. Ты не любишь, когда люди видят твоих эмоций. Я не люблю, когда люди видят мои слабости. Я ненавижу это. Поэтому сделаем вид, что всё в порядке. Наша договорённость не включает в себя разговоры по душам каждый раз, — отрезаю я и тащу на стол поднос. Я ударяю им по столу и возвращаюсь за чайником.
— На самом деле включает. Суть двадцати одного дня в том, чтобы всё было по-настоящему, — замечает
— Окей. Хочешь по-настоящему? Вот тебе, — показываю ему средний палец. — И вот ещё одно по-настоящему, — показываю второй средний палец. — Достаточно? Или ещё хочешь обсудить что-то?
— Почему ты так злишься, Энрика? Я не понимаю.
— Потому что, — фыркаю я, плюхаясь на стул.
Слэйн садится, как чёртов аристократ. Меня бесит это. Бесит, что я не подхожу ему. Что он будет с другой. Что он не мой. Что всё это дерьмо собачье. Всё это грёбаная ложь!
— Скажи мне, — требует он.
Глубоко вздыхаю и зло смотрю на него.
— Это мои дела, не твои. Это моя свобода, не твоя. И дело в том, что ты связал меня, прекрасно зная, что я ненавижу это, — рычу я.
— Это ложь.
— Нет, — ударяю ладонью по столу.
— Ты очень психуешь из-за чего-то другого. Ты злишься на себя, а говоришь, что я в чём-то виноват. Наручники здесь ни при чём.
— Да пошёл ты на хрен, Слэйн! — Кричу я, подскакивая со стула.
— Сядь, — равнодушный голос меня выводит из себя. Ненавижу его.
— Иди в задницу, — шипя, вылетаю из-за стола и громко топаю к лестнице.
— Энрика, немедленно вернись.
— Иди на хрен.
— Энрика.
— На хрен!
Я хлопаю дверью в спальне и жмурюсь от того, как меня трясёт. Я не знаю, что такое со мной. Я веду себя снова безобразно. Господи, да что такое? Да, я могу ревновать его. Да, я мечтаю о большем. Да, я влюбилась. Но почему я веду себя так отвратно?
Дверь в спальню открывается и на пороге стоит Слэйн.
— Или я привяжу тебя и буду снова изводить, чтобы добиться правды. Или ты мне говоришь сама, — ставит условие он.
— Только рискни, я уйду отсюда.
— Если ты будешь привязана, то никуда не уйдёшь.
— Тогда я сейчас же уйду. Не приближайся ко мне! Слэйн, стой на месте! — Я визжу и запрыгиваю на кровать. Но он наступает на меня. Он забирается на кровать, а я спрыгиваю с неё.
— Энрика, не выводи меня из себя, — рычит он.
— Оставь меня в покое! — Выкрикивая, выбегаю из его спальни и несусь по лестнице.
— Энрика!
— Отвали!
Я бегу к входной двери и поворачиваю замки.
— Не смей! — Его крик бьёт меня по вискам, но я упрямая дура. Я открываю все замки и распахиваю дверь. Меня дёргают за талию назад, и я визжу, но не потому что больно, а потому что на пороге стоял Каван.
— Слэйн!
— Я предупреждал тебя? Я говорил тебе, не стоит меня злить! — Он тащит меня назад, а я с ужасом смотрю на Кавана, удивлённо
— Слэйн, да мы…
— Да, мы! Вот, в чём причина! Тебе так дерьмово от того, что мы вместе! Ты ни хрена ни во что не веришь! Ты бесишься, потому что тебе чего-то хочется, а ты не говоришь мне! — Слэйн бросает меня на диван. Я подпрыгиваю и с визгом падаю на пол. Рубашка поднимается и оголяет мои бёдра.
— Ты доигралась, Энрика. Ты, мать твою, доигралась, — рыча, он хватает меня за волосы и поднимает. Его рот впивается в мой, и я задыхаюсь. Слэйн опускает руку вниз, ударяя больно меня по ягодице. Я визжу в его рот.
— Хм, мне, конечно, очень приятно наблюдать такую идиллию, но, может быть, не стоит так жестоко мне мстить. У меня набегают кровавые слёзы, — раздаётся насмешливый голос Кавана.
Слэйн весь напрягается и отстраняется от меня.
— Я хотела о нём предупредить, псих, — шепчу я.
— Пошёл на хрен отсюда, — низко цедит Слэйн.
— Но мне нужно…
— Тебе сейчас нужно свалить из моей квартиры или тебе будет нужно срочно искать врача, чтобы зашить свою задницу, в которую я воткну что-то очень острое, — перебивает его Слэйн.
— Ладно, понял. Я же не идиот. Я всё понял. Позвони мне, как освободишься. Дело срочное, — входная дверь хлопает.
— А что я? Я ничего. Не смотри так на меня, Слэйн. Это ты взбесился, а не я. Я пыталась предупредить тебя, — быстро бормочу я и натягиваю улыбку.
Но он рычит, как зверь, и сильнее хватает меня за волосы, отчего я кривлюсь.
— Больно…
— Хорошо. Так и должно быть. А теперь, мать твою, говори, — шипит он мне в лицо.
— Не хочу, — зло цежу я.
— Говори, это приказ.
— Засунь его себе в задницу.
— Я засуну кое-что тебе в задницу прямо сейчас.
— То есть ты угрожаешь мне? Ты врал о том, что не причинишь мне боль? — Прищуриваюсь я.
— Энрика, не перевирай мои слова и не делай из них то, чего нет. Тебе не так больно, как ты показываешь мне. Я хочу знать, что чёрт возьми творится в твоей голове. Мне нужно это знать. Ты злишься и ненавидишь меня. За что?
— За то, что ты, вообще, появился в моей жизни. Ненавижу тебя, ты прав. Ненавижу, что ты весь такой идеальный. Весь такой джентльмен. Весь такой умный и романтичный. Весь такой прекрасный. Ненавижу тебя за это, — говорю чётко я.
Слэйн хмурится и отпускает меня. Я дёргаю головой и поправляю волосы. Он садится на диван и тяжело вздыхает.
— Я неидеальный, Энрика. Посмотри на меня, у меня сносит крышу, когда ты пытаешься уйти. Я готов, правда, тебя приковать к своей постели, только бы не бояться этого. Люди считают меня больным. Я робот. Для всех я робот. У меня паршивая жизнь в собственном аду, и никто этого не мог изменить, кроме тебя. Я дерьмо, Энрика. Я дерьмовый человек, потому что я маньяк, — тихо говорит он.