Сладкий перец, горький мед
Шрифт:
Сима по-прежнему училась в университете. В выбранной специальности давно разочаровалась — "океанограф" только звучит красиво, на самом деле не предполагает никакой особой романтики. После третьего курса "сходила на практику" — в самый настоящий морской рейс. Белый пароход, о котором мечталось, оказался маленькой ржавой посудиной, которую надо было ежедневно драить, как матрос-первогодок. Ни о каких научных исследованиях и мечтать не приходилось — на старой консервной банке не было ни единого научного прибора! При этом еще жуткая качка, выворачивающая душу своей монотонностью, да вычурная речь бывалых мореходов, щедро снабженная ненормативной лексикой. После трех месяцев такой романтики даже красивое слово "океанография" вызывало стойкую неприязнь. Но бросать учебу было поздно — жалко потерянных лет. Ведь уже так хотелось самостоятельности, а менять специальность — значит отодвинуть мечту покинуть дом родной и папашу-алкоголика еще на пять долгих лет.
В личной жизни у Симы
У Тани же жизнь ныне кипела. Правда, продолжительными романами она похвастать пока не могла, и периодически вновь оставалась одна, но опять-таки ненадолго. Спустя год после смерти отца она будто заново родилась — посвежела, ожили бесконечно печальные глаза, и она стала еще краше, чем была, расцвела, как лилия. Отбою от парней не было, частенько она даже встречалась одновременно с двумя, а то и с тремя воздыхателями. Естественно, ни один из них не знал о существовании соперников, а на гневные Симины реплики, что, мол, непорядочно это, Таня со смехом отвечала, что это — так, лишь "запасные аэродромы" на случай непредвиденного одиночества. Парням лишь позволяла ухаживать за собой, сама же не чувствовала ни к кому из ухажеров ни малейшей душевной привязанности. Изредка, раз в три-четыре месяца, иной раз и в полгода, позволяла прийти в гости Патычу. Естественно, для таких встреч она выбирала время, когда мать отправлялась на дачу или к сестре с ночевкой, а Серега уходил в очередной загул. Поэтому Лешке иногда дозволялось даже остаться на ночь у любимой. Таня давно простила ему женитьбу и теперь наличие у любовника жены ее даже устраивало. Она, конечно, к Лешке привыкла, иногда скучала без него, и даже где-то любила, но в душе чувствовала, что главная песнь ее жизни, тот самый принц еще на горизонте не появился, что надо просто набраться терпения и ждать. А чтобы ожидание не тянулось столь монотонно, Карпов — самый подходящий вариант, чтобы время скоротать. Лешка был ей очень дорог, но, опять же, она считала его скорее другом и братом, нежели мужчиной в полном смысле слова. Хотя как раз как мужчина он ее более чем устраивал. Больше того, она мечтала, чтобы будущий принц оказался хотя бы на половину так нежен и ласков, как Лешка. Правда, сравнивать его Тане пока было не с кем, да, честно говоря, и желания такого у нее не возникало. Только с Лешкой она могла расслабиться и ни о чем не думать — думать и заботиться о безопасности их "встреч" должен был он сам. А Тане оставалось лишь получать удовольствие. Когда Карпов был рядом, Тане вообще не нужен был еще кто-либо. Он ей был и за брата, и за друга, и за отца, и, пожалуй, даже за мать. С ним было так удобно, спокойно и уютно, так приятно было прижаться к его мускулистой груди и чувствовать себя маленькой девочкой, защищенной от жестокого мира его крепкими и такими ласковыми руками. Вот только мужа в нем она упорно не видела. И когда Алексей уходил — странное дело, Таня совершенно не ощущала потребности в нем. И могла даже не вспоминать о нем несколько месяцев, пока вдруг почему-то не начинало постанывать сердце: Лешка, где ты, дорогая моя пропажа…
Все изменилось, как водится, вдруг и совершенно неожиданно. На праздничной вечеринке, посвященной торжественному обмытию долгожданного диплома экономиста, Таня, наконец, нашла своего принца. Звали принца Андреем и выглядел он точь-в-точь таким, каким она его себе придумала: высокий, стройный брюнет с совершенно голубыми глазами ангела. Андрей тоже только что получил диплом журналиста, и совершенно случайно их группа праздновала это событие в том же ресторане "Северное сияние", где и группа новоявленных экономистов. Взглянув в его бездонные глаза, Таня сразу в них утонула и поняла, что ждала Андрея всю свою сознательную жизнь. Андрей тоже влюбился без памяти. Была ли это та самая, редкая, воспетая поэтами любовь с первого взгляда, или же в голову молодым людям ударило шампанское, принятое в изрядном количестве по столь знаменательному поводу, как получение диплома, к которому тщательно готовились долгих пять лет — неизвестно, но головы счастливых влюбленных закружились основательно.
Роман был стремительным и пылким, и, не узнав друг друга толком, не познакомившись даже с ближайшими родственниками избранника, Таня с Андреем подали заявление в загс уже через две недели после встречи. Ада Петровна, узнав о легкомысленном поступке дочери, пришла в неописуемый ужас, ведь после похорон мужа так надеялась на то, что ее зятем все-таки станет Дрибница. А тут вместо давно знакомого, надежного, богатого и уже почти родного Вовы на горизонте появился молодой, можно даже сказать зеленый, невесть откуда взявшийся и что из себя представляющий Андрей. Кто его родители, чем занимаются, где живут и насколько они со своим сыночком смогут обеспечить Татьяну, ее гордость и надежду? Ведь Серега, горячо любимый, с детства взлелеянный сверх меры сынок, вырос оболтусом и пьяницей, от него на старости лет стакана воды не допросишься. А Татьяна, выросшая, практически, без материнской ласки и внимания,
Однако никакие материны уговоры не могли повлиять на решение непокорной дочери. Татьяна уперлась на своем — "Я его люблю и жить без Анрюшечки не хочу". День свадьбы, назначенной на конец июня, неумолимо приближался. После долгих раздумий — говорить или нет Вове о безумном поступке дочери, Ада Петровна все же решилась открыть ему страшную правду. При очередной встрече с несостоявшимся зятем Ада Петровна, потупив глазки, призналась:
— Не знаю, как и сказать тебе такое, Вова. Представляешь, что Татьяна моя удумала? Влюбилась в первого встречного да замуж за него собралась. Что делать, прямо и не знаю. Может, ты чего-нибудь придумаешь?
Дрибница побледнел, сжал кулаки, только глазки-буравчики продолжали сверлить собеседницу с немым укором: мол, как же так, как вы допустили такое, за что ж я вам плачу столько лет. Через несколько долгих мгновений, когда первый шок прошел, спросил, сдерживая эмоции:
— Кто такой?
— Да журналист какой-то. Вернее, пока не журналист. Еще не работает, только-только институт закончил. Вот я и говорю — какой он муж для нашей Татьяны? Для того ли мы ее холили, лелеяли…
Дрибница перебил бесцеремонно:
— Вы вот что, Ада Петровна. Пусть она по-прежнему не знает, что мы с вами иногда видимся. И об этом разговоре тоже. Пусть думает, что я пребываю в счастливом неведении.
Ада Петровна закудахтала:
— Как же так, Вова, неужели ты позволишь ей наделать глупостей? Надо же что-то делать, что-то предпринимать…
— Что предпринимать? Она взрослый человек, способна сама принимать решения.
— Да какой же взрослый, что ты такое говоришь, Володенька? Она сама нарешает, напредпринимает. Неужели ты позволишь какому-то выскочке…
— Ада Петровна! — снова перебил Дрибница. — Я вам уже сказал: мы с вами не встречались и я ничего не знаю!
— Так что же это, мне к свадьбе готовиться?
— Готовьтесь. И она пусть готовится. И вот еще что, — потер подбородок, словно обдумывая что-то. — Вы уж проследите, чтобы она была самой красивой невестой. Не экономьте на ней.
— Как же так, Вова, неужели ты даже не попробуешь…
— Я все сказал, Ада Петровна! До свидания.
***
Первые месяцы после родов Люба сейчас вспоминала с улыбкой. Тогда ей казалось, что жизнь закончилась, никому она теперь не нужна и никогда уже у нее не будет ничего хорошего и нет выхода из этого тупика. Смешно, честное слово! Как в том анекдоте — "из любой ситуации есть как минимум два выхода", — думала муха, попав корове в желудок". Вот и Люба нашла свой выход. Она таки умудрилась привести себя в порядок, экономя на еде и фруктах для себя и маленького Коли, но уже через три месяца после принятия решения была стройна, свежа и приятна мужскому глазу. Вот такую Елисеев принял ее без разговоров. Правда, теперь приходилось объем работы делить не на двоих с Галкой-экзоткой, а на троих, так как Елисеев категорически отказался увольнять Леночку, занявшую некогда Любашину вакансию. Но так получилось даже лучше — ведь часть немощных старцев теперь приходилось обслуживать Леночке. С доходами тоже все было нормально — предприимчивый Елисеев "приватизировал" сауну еще и на субботу. По четвергам, как и прежде, девочки "угощали" молодыми телами влиятельных отцов города, по субботам же оттягивались на полную катушку не столько административные, сколько финансовые хозяева города.
И субботы теперь нравились Любаше гораздо больше, чем четверги. Сначала она переживала, как бы на огонек не заглянул Дрибница, да быстро успокоилась — нет, он по этой части не силен. Этот не ходок, так что встретить его в женском туалете управления пожарной безопасности было более вероятно, чем здесь, в райском уголке для нуворишей. Уголок был закрыт для простых и не совсем простых смертных. Пускал в этот закрытый клуб Елисеев после тщательной медицинской и финансовой проверки, так как оба показателя были для него крайне важны — как ни крути, а оба мужских клуба пользовались одними девочками. Что ни говори, а организатором Елисеев был, так сказать, от Бога, насколько уместно столь высокопарное выражение в данной ситуации. Благодаря тому, что по четвергам в клубе парился главный медик города, медицинское обследование девочки проходили каждый месяц по полной программе, в спецклинике и без очереди. Так что за здоровье свое Люба была спокойна, оставалось только по совету дорогого супруга избегать беременности. Ну, с этим сейчас тоже особых проблем нет — были бы деньги, а уж противозачаточных таблеток в аптеках валом.
И жизнь Любашина потекла, как в сказке. Домработница Валя и в квартире приберет, и продукты купит, и обед приготовит, и постирает, и маленького Коленьку понянчит, а оплачивает это удовольствие Дрибница. А Люба дважды в неделю совмещает приятное с полезным, зарабатывает денежку и тратит на себя, ведь Леночка — настоящая соперница, молодая шалава, так и норовит самых приятных мужичков на себя оттянуть, гадюка юная. Попробуй-ка с ней потягайся, когда уж тридцатник остался позади… Хорошо, хоть Галка-экзотка им не конкурентка, та тихонечко делает свою работу и уматывает домой, обслужив троих положенных клиентов. А потом уж им с Ленкой полное раздолье!