Слава богу, не убили
Шрифт:
— Гусеневка… — подмигнул Юрка. — Это еще ладно. У меня в Латгалии знакомый был, водку на медведках настаивал. Говорил, в бошку бьет просто со страшной силой…
— О, Сергуня! — обернулся Игнат к высокому полноватому холеному парню лет тридцати, с беглой полуулыбкой ткнувшему его, проходя, в плечо. — Здорово, банкир! Чего я тебя тут не видел? Шкеришься от истории? Привет, Алена, — кивнул крашенной в рыжеватый цвет девке, что Сергуня придерживал за зад.
Алена обозначила ответный кивок, не меняя выражения брезгливой скуки на тщательно нарисованном неподвижном лице. Ее отсутствующий взгляд как бы непроизвольно, но довольно поспешно смещался подальше от Кирилла — в свою очередь откровенно вылупившегося на девку.
—
— Че за Алена? — спросил Кирилл, косясь через плечо, провожая ее глазами.
— О, злоебучая мача, — фыркнул Саяпин. — Какая-то студентка, не пришей кобыле хвост, в каком-то там банке стажировалась, познакомилась с Серым случайно совершенно. Он тогда начальник кредитного отдела был в своем управлении. И все — теперь держит его за яйца, работает в «Финстрое» (под Серегиным началом, естественно), хотя, по-моему, у нее еще даже диплома нет. Ездит на джипаре — Серж ей свой отдал, когда ему родители новый подарили…
— Молодец какая… — пробормотал Кирилл, с бессмысленной внимательностью отслеживая цветовую перекличку экранных бликов в собственном стакане.
— «Финстройбанк» — это же… — наморщился Хома.
— Леша Райзман, — подсказал Игнат.
— Знаю, знаю, — с ухмылочкой покивал Юрка. — Он у нас в Латвии персона грата.
— В Латвии? — удивился Саяпин.
— У него в Юрмале вилла, в дюнной зоне. Стоимостью лимонов двадцать. Евро. И у какого-то другого мудака из его же банка — зампредправления, кто он там… кореша его…
— У Лысаченки?
— Да, кажется… Да не только у них — еще лет десять назад российские миллионеры ломанулись Юрмалу скупать. Ну, не абрамовичи — но такие вот, райзманы. Отчего цены на недвижимость там приблизились к Лазурке. Русский олигарх, он же сущая обезьяна: один в Куршик — и все в Куршик. Один в Дубулты — и вся толпа туда же. Да и неплохо иметь запасной аэродром, в ЕСе, но поблизости — на случай, если здесь чекисты наедут… — он махом допил стакан, сморщился и требовательно выставил его на середину стола. — А про Райзмана вашего и этого его… лысого…
— Лысаченку.
— Да… такую историю у нас рассказывали. Они вдвоем возвращались однажды в Москву. На поезде — кто-то из них летать боится. Ну, прицепили к поезду «Латвия» какой-то там вип-вагон, Райзман загрузился, ждут отправления — а друга Лысаченки все нет. Он ему звонит, а тот: «Такое, слушай, дело — подъезжаю к вокзалу и вспоминаю, что паспорт в Юрмале оставил! Кричу шоферу, он разворачивается и по газам». Райзман ему: «Да не торопись!» А на часах уже — время отправления. Райзман идет к начальнику поезда: «Сколько будет стоить задержать отправление на десять минут?» Тот: «Да вы че, расписание, график, железная дорога, все дела…» Райзман: «Сколько?» Начальник поезда звонит своему начальству. «Ну, — говорит, — три штуки» (условно). Райзман открывает лопатник, лениво достает. Проходит десять минут. Звонит Лысаченко: «Я на обратном пути в центре Риги в пробку попал!» (У нас пробки почти как в Москве.) Райзман: «Не парься». И опять к начальнику поезда. «Сколько стоит задержать поезд еще на двадцать минут?» Снова все на ушах, весь «Латвияс дзелзцельш» — ну, «железка» наша… «Десять штук». — «Не проблема». Ждут опять, опять Лысаченко опаздывает. Райзман опять лопатник открывает. Короче, вывалил в итоге четверть годового бюджета нашего Минтранса… Не, ну понятно, что московские банкиры билеты не меняют. Но тут прикол вот в чем. Первую остановку московский поезд делает в Крустпилсе, это час от Риги. Причем там прямое скоростное шоссе, и если б Лысаченко с паспортом ехал не на вокзал, а туда — он бы поезд легко обогнал и сел бы там на него. Ну, Райзману, сдерживая хохот, это объясняют. Тот: «Да я знаю». Ему: «А чего ж тогда?!» И Райзман (на полном, говорят, серьезе, без
Тут Игната поднял Митя, его звукооператор. Они полубегом удалились в сторону сцены, на которой две средних лет тетки, чья степень опьянения определялась даже отсюда, под поощрительные вопли наблюдающих наперегонки стаскивали с себя платья.
— Че они, совсем допились? — подивился Кирилл.
— Любительский стриптиз, — хмыкнул Юрис, — старая офисная мода. Гера, фотограф знакомый, московский, говорит задолбался уже корпоративные календари делать со всеми этими главбухшами в нижнем белье.
…И они его таки раздербанили… Следователь Шалагин достал из шкафчика бутылку «Чиваса», подаренную лояльным коммерсом, брезгливо осмотрел грязноватый стакан, дунул в него, набулькал, чуть морщась, вискаря. «Крашеную водку» следователь недолюбливал, но статус требовалось блюсти.
Тылы в Латвии — как и прочим московским випам — нужны были Райзману, естественно, для отгона бабла с родины. Ему, полтора десятилетия занимавшемуся отмывкой, эта эсэсовская дыра, кормящаяся с банков-«сортиров», не могла не быть родной…
«У Райзмана этого банков было шесть, что ли, штук… — рассказывал Шалагин жене после тихого городского скандала с отзывом ЦБ лицензии у местного рязанского „Росеврокредита“ (пишется с имперскимъ еромъ), на который Райзман „закрывался“. — Правда, уставняк большинства — из векселей ЗАО и ООО, в которых гендиректора — Лешины и его корешей вахтеры и водители. Колят ДЭБовцы какого-то Мацука, личного охранника Лысаченки. По бумагам он, Мацук, — гендиректор трех фирм. При этом сказать про эти „свои“ конторы не может ничего. Где они находятся, не знает. Однако эти юрлица назаключали кучу договоров с фирмами, зарегистрированными в офшорах, и переводили им бабки за три месяца до „поставки товара“…» — он делал пальцами у ушей «кавычки».
Слили Лешу во второй половине прошлого сентября. Восемнадцатого числа одного Амарова зарезали на Старозаводской, девятнадцатого другого сожгли в Третьем Крайнем. А неделю спустя была отозвана лицензия у «Росеврокредита».
«…Ваш этот „…Кредитъ“ Леша на закрывашку купил, — с хозяйской развязностью человека, все знающего и контролирующего, делился боров Дрямов из Главного следственного управления, приехавший к ним в Рязань разбираться с двумя трупами одного человека. — Ты понял: банчок, через который качают бабки, пока его не хлопнут… Но закрывашечка-то оказалась паленая! Ей жизни было не больше месяца. А знаешь, говорят, при чьем настойчивом посредничестве Леше „…Кредитъ“ впарили?» — «Амарова-Моталина?» — прищурился Шалагин, и Дрямов сдержанно кивнул толстой щепотью лица.
Как тогда выяснилось, в день обнаружения трупа на Старозаводской «Росеврокредитъ» обналичил семь миллионов шестьсот тысяч долларов…
Шалагин задержал дыхание и одним махом влил в себя восемнадцатилетний бленд — как водяру-«катанку».
В четырехтысячном пгт [12] Верхний Кисляй, что в Воронежской области, у них, у молодежи, развлечений было ровно два: попилиться и обдолбаться. Дурью Алена Рябинина никогда не увлекалась, говорила, что это для быдла, — а вот резвое, хотя и однообразное поселковое блядство стало для нее в старших классах главным способом самоутверждения: некоторое выгодное внешнее отличие от толстоморденьких кривоногих одноклассниц и дружный успех у сексуально озадаченных гопарей с белыми тире и запятыми в серой щетине на прочных полых калганах годам к семнадцати развили в Рябе совершенно непрошибаемую уверенность в себе и собственном будущем топ-модели.
12
Поселок городского типа.