Слава России
Шрифт:
– Неужто новый поход?
– В каком-то смысле… В родные края твои поедем, в ростовскую землю.
Вздрогнул Ратмир:
– Для какой же надобности?
– Для двух сразу, сын мой. Князь Святополк, получив по загривку за свою гордыню, ныне весьма смирил ее и заключает с половцами мир.
Оруженосец не сдержал досады:
– Который теперь будет позорен трижды!
– Обожди! Мы еще поставим половецких собак на место, всему свое время. А пока нам нужен мир, чтобы собраться с силами. А для мира нужен выкуп. Поэтому мы едем собирать дань.
– Не самое веселое занятие…
– Ты прав, – кивнул Вышатич. – Но не горюй,
– Страсти-то какие, Господи помилуй! – перекрестился Варлаам.
– Так что ж самих их не побьют? Родственники этих баб? – удивился Ратмир.
– Тут, видишь ли, дело сложнее. За разбойниками теми беднота гурьбой идет, с которой они добычею делятся. Иных подробностей не ведаю! Как раз за тем и поедем, чтобы разобраться, что там за бесовщина (прости Господи!) творится, да и унять ее. Не то эти волхвы больших бед понаделают! Ну, так что, готов ли ты ехать со мной? Или раны твои требуют покоя?
– Он еще очень слаб для походов, – покачал головой игумен.
– Сегодня, пожалуй, – согласился оруженосец. – Но его милость сказал, что день-другой у меня еще есть. А на третий я буду готов следовать за ним хоть на другой конец света.
– Люблю тебя за такой ответ! – довольно воскликнул воевода. – Крепись, дружище! Скоро наведем мы порядок в твоей отчине, так что вся нечисть прочь разбежится!
– И да поможет вам Бог! – благословил отца Варлаам.
***
Чем ближе к родной глуши, тем тоскливее сердцу… Эти гиблые для человека дремучие леса и болота снились Ратмиру в стольном Киеве – иной раз кошмарами мучительными, другой – ясным видением детства. Детства, в котором ходили они с матерью в чащобы по грибы да ягоды, не боясь ни лесной нечисти, ни лютого зверя. Это она, незабвенная родительница, научила сына слышать и понимать лес. В самую глушь мог уйти он и не потеряться, найти обратный путь. Лес был ему домом, не страшил, а укрывал своими хвойными лапами от опасностей…
– Верно ли, что ты всякого зверя заговорить можешь? – спросил Ян Вышатич, когда дорога окончательно сделалась похожа на звериную тропу.
– Ты видел, что кони послушливы мне, даже дикие и необъезженные, – отозвался Ратмир.
– Конь не зверь, – улыбнулся воевода, похлопав по шее своего прекрасного белого скакуна. – Конь почти человек…
– В детстве случалось мне в лесу встречать медведя, расходились миром.
– А волков случалось встречать?
– Случалось и волков. Конь лучше человека, воевода… А человек злее волка. Моя мать со всяким зверем умела ладить, научила тому и меня. Так что, если встретятся нам волки, я, пожалуй, лучше сговорюсь с ними, чем наши князья меж собою, а наши послы с половцами.
Хохотнули ехавшие рядом дружинники этой шутке. Улыбнулся и Ян, одобрительно хлопнув по плечу верного оруженосца. Дорога, по которой ехал их отряд, наконец вырвалась из чащобы на широкий простор. Эти края уже совсем хорошо были знакомы Ратмиру – здесь вырос он, здесь прошло его отрочество, здесь потерял он всех, кого любил.
Внезапно на дорогу, чуть не под копыта лошадей, выбежала девочка лет восьми. Вздыбился конь оруженосца, едва-едва удержал он его, чтобы не затоптал ребенка. Отряд остановился. Насмерть перепуганная девочка, упав на колени, плакала навзрыд, и лишь одно слово можно было разобрать в ее рыданиях:
– Спасите!
Ратмир соскочил с коня и поднял ребенка на руки:
– Что с тобой, милушка моя? Кто тебя напугал-обидел?
– Там… – девочка показала рукой в сторону едва видневшейся за полем деревни. – Матушку убить хотят! Спасите!
Ратмир взглянул на воеводу. Тот нахмурился:
– А ну-ка возьми людей и поезжай с нею, разберись, кто там кого убивает. Может статься, что это наши разбойники.
Оруженосец вскочил на коня и, посадив девочку перед собой, сделал знак дружинникам следовать за собой. Внезапно он заметил, выпавший из-под рубашонки ребенка крестик. Девочка была христианкой! Еще мгновение, и словно огнем опалило сердце…
– Откуда у тебя этот крест? – хрипло спросил Ратмир. Работу рук своих он узнал бы из тысячи других… Ему хотелось закричать, но он боялся испугать девочку.
– Матушка надела… – робко отозвалась та.
В глазах оруженосца потемнело и он, пришпорив коня, помчался к деревне прямо через поле, срезая так длинный кружной путь. Дюжина ратников следовала за ним.
Когда отряд въехал в село, то несколько оборванцев, заголосив, бросились врассыпную. Ратмир тотчас заметил уже выехавшие за околицу и быстро удаляющиеся прочь повозки, едва различимые в поднятых клубах пыли.
– Преследуйте их! – велел он ратникам, и те бросились догонять подозрительный караван.
– Где твой дом?! – обратился оруженосец к девочке, и так указала богатую избу выше по улице. То, что в это жилище совсем недавно пришла беда, было видно сразу. Ворота были настежь распахнуты, а дверь сорвана с петель…
– Матушка! – жалобно вскрикнула девочка и, спрыгнув на землю, бросилась в избу. Ратмир, не помня себя от тревоги, последовал за ней. Он еще не мог, не хотел верить страшной догадке, невозможному совпадению… Истошный визг ребенка возвестил о несчастье. Ворвавшись в горницу, оруженосец увидел лежавшую в крови женщину, которую злодеи ударили ножом в спину. Над ней голосила, ломая руки, девочка.
Ратмир, содрогаясь, склонился над женщиной, перевернул ее и отчаянно взвыл, ударив кулаками о пол и до крови рассадив их. Это была Санда, его Санда…
– Нет! Нет! Господи, Ты не можешь отнять ее второй раз! – возопил оруженосец. – Возьми мою душу, слышишь?! Предай меня вечной муке, но спаси ее!
Девочка испуганно затихла и попятилась в угол от странного и страшного в своем отчаянии человека, звавшего то ее мать, то Бога…
Вдруг едва уловимый стон слетел с уст Санды. Ратмир на миг замер, боясь, что ему почудилось. Но нет, несчастная еще дышала… Быстро подхватив ее на руки, оруженосец выбежал из дома. К воротам его как раз подъезжал отряд во главе с Яном Вышатичем. Ехал в отряде и поп Афанасий, служивший ратникам также за лекаря. Ратмир бросился прямо к нему:
– Отче, Христом Богом заклинаю, спаси ее! – крикнул он. – Не спасешь – мою душу адскому пламени обречешь, навеки-вечные погубишь!
– Окстись, – хмуро отозвался Афанасий, слезая с седла. – Бог спасает, а не я, грешный. Неси-ка ты ее в дом, а я, что сумею, сделаю.
Ратмир отнес Санду назад, уложил на постель. Поп, меж тем, поманил к себе девочку:
– Тебя как звать, радость моя?
– Агафьей…
– Хорошее имя. Значит, Агаша, будешь мне сейчас пособлять матушку лечить. Справишься?