Славное море. Первая волна
Шрифт:
— Верю, потому и тревожусь.
Геннадий тоже разделял опасения капитана. Он-то осмотрел стенки баржи. Они, правда, сантиметров на десять выше уровня воды были мокрыми, но разве можно поверить, чтобы такие могучие насосы почти за два часа так мало убрали воды? Похоже, что вода совсем не убывала. А стенки баржи могло оплескать взволнованной водой, когда в баржу сбрасывали водоотливные трубы.
Он набрался храбрости в присутствии чужого начальства, но по-уставному чеканно обратился:
— Товарищ капитан, похоже, что вода не убывает.
— Я так и знал! — вырвалось у капитана.
— Что? Не может быть! — заторопился встревоженный начальник порта и машинально стал вытирать платком еще не успевшее вспотеть широкое, скуластое лицо.
— Серов, замерить уровень воды в барже и в море! — приказал капитан, на минуту забыв о начальнике порта.
Геннадий замерил высоту сухих бортов баржи изнутри и снаружи и, расстроенный, молча развел руками.
— Я не понимаю ваших жестов, — рассердился капитан. — Докладывайте!
— Уровень воды в барже и в море одинаков.
— Я так и знал, — качнув головой, теперь уже спокойно повторил капитан. Вынул из кармана трубку, не торопясь доложил табаку, закурил.
— Вот так поработали, — вырвалось у стоявшего у борта Сергея Алферова.
Начальник порта прижимал белый платок к уже густо вспотевшему лбу.
— Теперь вижу, не удалось дело. Баржу нам не поднять. Можно уходить, Сергей Петрович.
— Ну, нет…
Капитан пыхнул знакомыми колечками синего дымка из трубки и рукой разогнал их в разные стороны.
— Раз дело начато, надо довести его до конца.
Он тут же вызвал Юсупа Шадаева, отдыхавшего после вахты, а боцману приказал доставить водолазный костюм.
Пришел Юсуп; немного вытянув шею, выслушал капитана, осмотрел водолазный костюм, коротко сказал:
— Дайте с собой метр.
Сказал спокойно, как человек, которому, собственно, ничего особенного делать не придется — так просто, обычная работа.
Надел костюм, взял в руки складной металлический метр и медленно шагнул в воду. Когда в нее уже погрузились плечи, он остановился и неловко посмотрел вверх. Потом вода с плеском сомкнулась над ним.
Баржа лежит на небольшой глубине. И все же долго находиться под водой нелегко. Природный ум Юсупа помог ему не растерять этого времени без пользы. Водолазы порта обнаружили большую пробоину в носовой части правого борта. Они успокоились на этом и от дальнейшего обследования отказались. Пробоину заделали. Попытка отлить воду из баржи не удалась.
Ясно, есть другая пробоина. Но где? Юсуп решил, что она тоже с правого борта и, очевидно, у кормы.
Он на секунду представил себе возможную картину события. Баржа шла последней. Она вышла за пределы надежного фарватера, и ее ударило о банку. Не будь буксирного каната, корму занесло бы влево, то есть в фарватер. Но сильно натянувшийся канат сдержал баржу, и теперь корму стало заносить вправо. Баржа ударилась о банку второй раз, теперь уже кормой.
Такая картина объясняла многое. Значит, вторая пробоина могла быть только на корме.
Юсуп двинулся по правому борту прямо к корме.
Вскоре стоявшие в ожидании на палубе получили сигнал. Юсуп просил поднять его наверх.
Когда вышел из воды, с него сняли скафандр — твердый колпак, прикрывающий голову. Он стоял так с открытой головой, но еще в костюме и улыбался — как-то не широко, как бы только самому себе. Дышал он не обычно, а по-своему: три вдоха и один большой выдох, три вдоха и один большой выдох.
Увидев, с какой заинтересованностью и недоумением смотрел на него Геннадий, Юсуп сказал:
— Это физкультура и легким и сердцу.
— Так все водолазы дышат? — спросил Геннадий.
— Не знаю, а мне так приходится.
Боцман отодвинул плечом Геннадия и спросил:
— Что нашел?
— У кормы пробоина.
— Большая? Может, все разорвало?
— Нет.
Юсуп назвал длину и ширину пробоины.
— Готовьте пластырь! — приказал капитан. Боцман дважды, чтобы запомнить, повторил вслух размеры и пошел готовить пластырь.
— Думаешь, это единственная? — теперь допрашивал его капитан.
— С правого борта одна.
— А с левого?
— Там не должно быть. Левый борт уже в фарватере.
— А в днище?
— Этого сейчас не проверить. К барже нанесло много ила и песка.
Геннадий подумал, что капитан и сам понимал это и допрашивал Юсупа больше для того, что похвастаться перед начальником порта, какие у него расторопные матросы. Самому Геннадию вдруг показалось обидным, что им капитан ни перед кем не станет гордиться.
Сытые чайки, привлеченные долгой стоянкой корабля, снова прилетели из бухты, лениво покружились над ним, потом молча, чуть в стороне, сели на воду, поскрипели и затихли. Два низких длинных островка вдали будто приподнялись над водой.
Все это до мельчайших подробностей замечалось Геннадием. Но все это: и объевшиеся до немоты чайки, и голубое небо, и синяя вода, и приподнятые рефракцией над водой острова, и эта баржа, которую нужно поднять, — все это не настоящая Арктика. Ему сейчас не хотелось копаться здесь, а плыть скорей туда, в неведомые просторы, навстречу льдам, где, может быть, затерялись в тумане неизвестные острова.
Пластырь, к удивлению Геннадия, выглядел очень просто. Это была всего только новая доска, на одну сторону которой нашили брезент. С этой доской, молотком и гвоздями Юсуп снова ушел в воду.
Вернулся Юсуп измученный больше, чем в первый раз. Под усталыми глазами легли широкие синие полукружия. Доложил о выполнении задания, перешел на борт теплохода и лег на крышке трюмного люка, прямо под солнцем надежного фарватера, и ее ударило о банку. Не будь буксирного каната, корму занесло бы влево, то есть в фарватер. Но сильно натянувшийся канат сдержал баржу, и теперь корму стало заносить вправо. Баржа ударилась о банку второй раз, теперь уже кормой.