Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Шрифт:
«Дружину твою, княже,
птиць крилы приоде,
а звери кровь полизаша».
Не бысь ту брата Брячеслава
ни другаго - Всеволода;
един же изрони жемчюжну душу
из храбра тела чрес злато ожерелие;
уныли голоси, пониче веселие,
трубы трубят городеньскии.
Ярославе и вси внуце Всеславли [58] ,
уже понизить стязи свои,
вонзить свои мечи вережени,
уже бо выскочисте из дедней славе,
вы бо своими крамолами
начасте наводити
поганыя
на жизнь Всеславлю, -
которое бо беше насилие
от земли Половецкыи»?
ПЕСНЬ 14
На седьмом веце Трояни
връже Всеслав жребии
о девицю себе любу [59] ;
тъи клюками подпръся окони,
и скочи к граду Кыеву,
и дотчеся стружием [60]
злата стола киевскаго.
Скочи от них лютым зверем
в плъночи, из Белаграда,
обесися сине мьгле.
Утр же воззни стрикусы,
отвори врата Новеграду [61] ,
расшибе славу Ярославу,
скочи влъком до Немиги с Дудуток.
На Немизе
снопы стелют головами,
молотят чепи
харалужными,
на тоце живот кладут,
веют душу от тела.
Немизе
кровави брезе
не бологом
бяхуть посеяни,
посеяни костьми
руских сынов.
ПЕСНЬ 15
Всеслав князь людям судяше,
князем грады рядяше,
а сам в ночь влъком рыскаше, -
из Кыева дорискаше
до кур Тмутороканя [62] ,
Великому Хръсови
влъком путь прерыскаше.
Тому в Полотске
позвониша заутренюю рано
у Святыя Софеи в колоколы,
а он в Кыеве звон слыша [63] .
Аще и веща душа
в дръзе теле,
но часто беды страдаша.
Тому вещеи Боян
и пръвое припевку,
смысленыи, рече:
«Ни хытру, ни горазду,
ни птицю горазду,
суда Божиа
не минути» [64] .
О! стонати
Рускои земли,
помянувши пръвую годину,
и пръвых князеи;
того стараго Владимира
не льзе бе пригвоздити к горам Киевским.
Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы,
а друзии Давидовы;
но розино ся им хоботы пашут,
копиа поют на Дунае [65] .
Владимир Старый, прижизненный портрет. (Золотая монета Владимира Святославича. Тип 1)
Ярославнын глас «стена» слышит [66] ,
зегзицею незнаемь рано кычеть:
«Полечу, рече, зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрян рукав в Каяле реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцем его теле» [67] .
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале [68] , аркучи:
«О ветреветрило!
чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хиновьскыя стрелкы
на своею нетрудною крыльцю
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горе
под облакы веяти,
лелеючи корабли на Сине море?
Чему, господине,
мое веселие по ковылию развея?
Ярославна рано плачет
Путивлю городу на забороле, аркучи:
«О Днепре Словутицю [69] !
ты пробил еси каменныя горы
сквозе землю Половецкую,
ты лелеял еси на себе
Святославли насады до плъку Кобякова,
възлелеи, господине, мою ладу к мне,
абых не слала к нему слез
на море рано.
Ярославна рано плачет
к Путивле на забрале, аркучи:
«Светлое и тресветлое слънце!
всем тепло и красно еси,
чему, гсподине,
простре горячюю свою лучу
на ладе вои?
В поле безводне
жаждею им лучи съпряже,
тугою им тулии затче».
ПЕСНЬ 16. Побег Игоря из плена
Прысну море полунощи,
идут сморци мьглами;
Игореве князю Бог путь кажет
из земли Половецкой на землю Рускую,
к отню злату столу.
Погасоша вечеру зари,
Игорь спит, Игорь бдит,
Игорь мыслию поля мерит
от Великаго Дону до Малаго Донца.
Комонь в полуночи
Овлур свисну за рекою,
велит князю разумети:
князю Игорю не быть [70] .
Кликну, стукну земля,
въшуме трава,
вежи ся половецкии подвизаша,
а Игорь князь
поскочи горнастаем к тростию,
и белым гоголем на воду;
въвръжеся на бръз комонь,
и скочи с него босым влъком [71] ,
и потече к лугу Донца,
и полете соколом под мьглами,
избивая гуси и лебеди
завтраку, и обеду, и ужине.
Коли Игорь соколом полете,
тогда Влур влъком потече,
труся собою студеную росу,
претръгоста бо своя бръзая комоня.
Донец рече: «Княже Игорю!
не мало ти величия,
а Кончаку нелюбия,
а Рускои земли веселиа».
Игорь рече: «О Донче!