Славянские древности
Шрифт:
Однако, несмотря на то, что описанные выше примитивные формы славянских построек сохранились и по нынешнее время, было бы ошибкой полагать, что жилище славянина в своем развитии не пошло к концу первого тысячелетия далее примитивных землянок и шалашей. Во-первых, раскопки, которые произвел в последние годы своей жизни хранитель киевского музея В. В. Хвойко в Киеве и Белгородке, раскопки Н. Макаренко в Монастырище у Ромен, а в меньшей мере и западнославянские находки у Гасенфельда [886] , относящиеся отчасти уже к X веку, показывают, что как конструкции славянского жилища (сени, верхний этаж), так и его внутреннее устройство (печь вместо открытого очага) получили дальнейшее развитие. Во-вторых, исторические известия и ряд древних общеславянских терминов, сопоставляемых с основными формами современного и древнего славянского жилища, также подтверждают, что славянское жилище в IX–X веках, если хозяин его располагал достатком (не говоря пока о князьях), действительно достигло значительного развития. Жилище бедных славян, разумеется, еще долго оставалось примитивным и простым, а местами оно даже и теперь сохранилось в том же виде [887] , в то время как развитие обычного дома пошло по совершенно иному пути [888] .
886
Об этих находках см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 700–702. Хотя раскопками славянского жилища в Гасенфельде (окр. Лебус) вскрыт только очаг, но и здесь сени уже отделены стеной (Praehist. Zs., III, 287).
887
С подобными примитивными однокамерными постройками, в которых расположен очаг и местами вместе с людьми находится и мелкий скот и птица, мы встречаемся и до сих
888
Обзор литературы о современном славянском доме см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 711. Основными работами, имеющими аналитический и исторический характер, являются следующие: M. Murko. Zur Geschichte des volkst"umlichen Hauses bei den S"udslaven (Mittheil. Anthr. Gesch. in. Wien, XXXV–XXXVI, 1906); R. Meringer, Das volkst"uml. Haus in Bosnien und Herzegowina (Wiss. Mittheil. aus Bosnien, VII, 1900, Wien); K. Rhamm. Altslaw. Wohnhaus (Ethnol. Beitrage zur germ. slaw. Altertumskunde, II, Braunschweig, 1910). Для сравнения см. также U. Strelius. "Uber die primit. Wohnungen der finn und obugrischen V"olker, Helsingfors, 1910.
Первым этапом в развитии славянского жилища явилось новое небольшое помещение у входа, служившее одновременно и для защиты жилой комнаты от непосредственного воздействия дождя, снега и мороза. Это небольшое помещение, называемое ныне сенями, возникло либо как результат того, что жилище было разделено внутри стеной, отделявшей жилое помещение с очагом от сеней, либо в результате того, что у входа в землянку и колибу делалась крытая, в местностях с суровым климатом глухая, пристройка, в результате чего и возникли сени снаружи жилища. Для древних славянских жилищ X и более ранних веков (Гасенфельд) характерны крытые сени обоих типов, и оба эти типа мы можем проследить и в современном славянском доме. Мы можем всюду предполагать, что эти два вида сеней появились в славянских постройках самостоятельно и скорее всего уже в течение первого тысячелетия н. э. Двумя древними славянскими названиями для них были сени (от слова сень) и притворъ (от слова притворити). Оба термина засвидетельствованы в письменных источниках уже с X века [889] .
889
„Ziv. st. Slov.“, I, 718–719.
Таким образом, оба типа сеней имелись уже в землянке. Как только славянское жилище поднялось над землей, изменились и сени обоих типов и их прежнее назначение, когда они были лишь несущественной, имевшей подчиненное значение частью жилища, служившей для защиты внутреннего помещения жилища от непогоды. Сени превратились в большое, имеющее самостоятельное значение помещение для хранения вещей, содержания скота и даже для пребывания в нем человека в летнее время.
В древней Руси уже в X–XI веках сень (обычно во множественном числе сени) являлась большим помещением, так как в сенях ели, принимали в них гостей, и они были соединены с каким-то помещением вроде галереи на втором этаже, куда можно было взобраться по лестнице [890] . Упомянутые уже раскопки В. В. Хвойко, в результате которых были вскрыты лишь небольшие жилища, все же показывают, что сени являлись большим помещением внутри дома. При этом письменные источники определенно отличают холодные сени от другого помещения — истбы (см. о ней дальше), в которой имелся очаг и печь. Таким образом, отличительной чертой сеней является отсутствие очага, и этот признак славянских жилых построек остался для них характерным и по нынешний день. Такие сени имеются в славянских жилищах на западе и на севере, включая земли словаков и словинцев. Древний термин сень, как правило, сохранился. В отдельных местностях он, однако, заменен новыми названиями, как заимствованными главным образом из немецкого, так и местными, из которых наиболее интересным является загадочная вежа [891] . Только древние жилища хорватов, сербов и болгар не знают сеней, а перешедшие к ним новейшие формы их заимствованы, а вместе с ними перешли чужеземные, главным образом тюркские, названия. Я объясняю это тем, что южные славяне ушли со своей северной прародины еще до того, как сени и горница развились там в значительную и необходимую часть жилища. А до тех пор, пока славяне находились в постоянном движении, пока они не начали строить больших прочных и постоянных жилищ, эти части жилой постройки надлежащего развития получить не могли. Небольшое древнее крыльцо могло развиться в сени лишь позднее (а переход к прочной оседлости падает главным образом на VI–IX века), однако к этому времени, а в ряде случаев и задолго до него южные славяне отошли к Дунаю и за Дунай. Только этим можно объяснить, почему древний тип южнославянских землянок не развился в дом с большими сенями, а остался лишь «кучей» с небольшими перегородками или чердаком.
890
Лаврентьевская летопись под 983, 1097, 1147, 1175 годами и Ипатьевская под 1150 годом. Я представляю их себе в том виде, как они сохранились в примитивных формах великорусских домов. См. рисунок дома в Боровичах (Новгородская губ.) в „Ziv. st. Slov.“, I, 722 (рис. на стр. 354) или дома в Архангельской губернии на табл. LI.
891
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 718.
Так выглядело славянское жилище, когда из врытой в грунт землянки оно развились в наземную постройку, и первой ступенью в этом его развитии и было помещение с очагом посередине, а впереди — отделенные от него большие просторные сени. А. А. Харузин предполагает, что первоначальное название жилища такого типа было у славян куча, коча (от праславянск. ktja, древнеболг. кшта). Доказать предположение А. А. Харузина нельзя, но возможно, оно и правильно.
Наряду с сенями в доме вскоре появляется также и навес, который пристраивался к дому снаружи у входа и, следовательно, означал лишь закрытый вход в жилище, а не помещение, отделенное изнутри. Этот тип постройки мы также можем проследить в южнорусских землянках, вскрытых В. В. Хвойкой. Когда сени славянского жилища развились во внутреннее обитаемое помещение, то снова и в еще большей степени появилось стремление защитить вход в сени крытым навесом и дополнить жилище новыми сенями (передней) или крыльцом. Однако такая пристройка — результат уже позднейшего развития, и хотя не следует полагать, что она возникла под чужеземным влиянием, поскольку причины возникновения ее были вполне естественны, все же примечательно, что древний славянский термин притворъ, как правило, исчезает, а эта пристройка у северных славян часто получает немецкие, а на Балканах — турецкие названия. Время возникновения этих названий, за некоторым исключением, пока не известно [892] , но нет сомнений, что, по крайней мере, русское крыльцо у сеней существовало уже в XI веке, и поэтому весьма вероятно, что удлиненный скат крыши и поддерживавшие ее столбы — довольно древний мотив славянского дома. Сюда же, вероятно, относится и балканский trem.
892
„Ziv. st. Slov.“, I, 725. Из них наиболее интересным является латинский solarium, который упоминается как веранда у дома в эпоху Карла Великого (Monum. Germ., Leges, I, 179: casa solarus tota circumdata) и который мы находим уже в чешских и древнеболгарских глоссах, в диалогах Григория I, в рукописи XII века в форме zole (соответствует Zoler?), позднее в чешском языке в форме zol'er, zel'er, zoldr, от немецкого S"oller, ныне zudr в Моравии.
Следующее значительное превращение славянского жилища произошло уже накануне X века, и на этот раз под чужеземным влиянием. Это было образование внутри жилого дома избы с печью, а вскоре затем и кухни.
Первоначально в праславянском жилище огонь разводился только в открытом очаге, находившемся в жилом помещении, а присоединенные к этому помещению сени, как мы видели, были холодными, без очага. Однако наряду с этим необходимо отметить, что в русских жилищах, вскрытых Н. Макаренко (рис. 39) и В. В. Хвойко, над когда-то открытым очагом уже имелся глиняный свод, под которым и разводился огонь. «Печь», построенная таким образом, могла служить не только для равномерного обогревания жилища, но и для выпечки хлеба [893] . Одновременно мы читаем в источниках, что русские славяне помещение с печью в X–XI веках называли истъба, изба или уменьшительным истобъка. То же относится и к западным славянам. Правда, археологически она у них пока не засвидетельствована, но зато дошедшие до нас письменные источники X века свидетельствуют, что подобная истба (чешск. jizba) была уже известна. То же можно сказав и о современных им болгарах [894] .
893
Отсюда древнее славянское название пец (pec), старославянское пештъ от слова пекти (peci) („Ziv. st. Slov.“, I, 845).
894
О
Эта истъба — изба древнеславянского жилища, по общему мнению лингвистов [895] , — является не чем иным, как верхненемецкой stube, скандинавской stofa, которая, как мы знаем из источников, была известна в Германии еще до X века в качестве помещения для бани, где находилась крытая печь, разогревавшаяся и поливавшаяся водой для получения горячего пара. Если потом и у славян появляется также название stube > истъба в смысле печи для бани и вообще теплого помещения, то есть появляется не только новое название, но и новая вещь, то можно не сомневаться, что оба они — вещь и название — были заимствованы славянами и на этот раз, пожалуй, у своих соседей, немцев и скандинавских германцев, причем заимствованы еще до X века, так как в X веке они засвидетельствованы уже у трех славянских народов: у чехов, русских и болгар. Германская stube была известна славянам, по-видимому, еще до X века; сначала они знали ее как баню, а затем и как теплое жилое помещение, которое и получило распространение во всех славянских землях. Подтвержденная источниками, относящимися к X веку, значительная распространенность избы — от Чехии на западе вплоть до Киева на востоке и Болгарии на юге — показывает, что славяне знали ее задолго до X века, и я полагаю, что изба появилась в славянском жилище не позднее чем в V веке, когда славяне уже засвидетельствованы на границах франкской державы. У западных славян наряду с появлением избы с печью мы наблюдаем еще одно новшество: печь в новой избе затапливается не из самой избы, а из сеней, через специальное отверстие. У этого печного отверстия, через которое закладывались дрова и выбиралась зола, естественно, возник на специально возведенном основании новый очаг. Одним словом, рядом с печью в избе возникает новый очаг также и в сенях, и тем самым сени превращаются в кухню. Вместо первоначального славянского жилища с холодными сенями и теплым жилым помещением возникает дом с двумя очагами.
895
Подробности см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 738. Германская stuba возникла из лат. extufa, как и франц. 'etuve, итал. stufa.
Немецкие этнографы объясняют все эти изменения германским влиянием: на Руси — скандинавским (Рамм, Лютш), а у западных славян — франкским (Геннинг, Мейтцен и чех Мурко). Отсюда возникли и обычно употребляемые термины для определения характера жилища: «франкское», «верхненемецкое», затем «zweifeuriges Haus» или «K"uchenstubenhaus» [896] . Только балканские славяне в Далмации, Герцеговине, Черногории и в части Македонии, то есть в западной части Балканского полуострова, переняли романский тип дома с одним очагом у стены и дымоходом, подымающимся над крышей.
896
Наряду с упомянутой книгой Рамма и Мурко сюда относятся более старые работы Р. Геннинга: Das deutsche Haus in seiner hist. Entwieckelung, Strassburg, 1882; см. также Meitzen, Das deutsche Haus in seinen volkst"umlichen Formen, Berlin, 1882. Остальную литературу см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 730.
Немецкие исследователи полагают, что изба и кухня образовались в результате того, что в славянском жилище к сеням в качестве новшества присоединена была готовая франкская stuba. Таким образом, основным помещением, где находится очаг, они считают сени. В принципе можно согласиться с тем, что возникновение избы и кухни связано с франкским влиянием, на что указывает территориальное размещение видоизмененных жилищ, затем немецкие названия stube > истъба, chukh^ina (из средневековой латыни coquina) > кухня, kammer (лат. camera) > комора, а также ряд названий для архитектонических деталей внутри жилища и новых кухонных принадлежностей [897] . Однако в отличие от немецких исследователей происшедшие изменения я объясняю совершенно по-иному. Я полагаю, что немецкое влияние на развитие жилища следует разбить на две стадии. На первой стадии славяне познакомились с немецкой избой, с печью, служившей баней [898] , но они не присоединили ее к сеням с очагом — сени первоначально были без очага, — а лишь перестроили и изменили по ее образцу свое жилое помещение с очагом, свою «кучу». Эти изменения по указанным уже выше соображениям должны были произойти задолго до X века, как я думаю, не позднее чем в V веке. Кухня у западных славян стала появляться лишь на второй стадии, а имении с X века, в результате того, что в холодных сенях под влиянием франкских образцов славяне начали строить новый очаг, а печь в избе они начали строить из кафеля и затапливать ее из сеней с нового очага, что и придало ей франкский характер. Но это превращение сеней в кухню произошло не ранее XI века, причем оно имело место уже не у всех славян; в частности, оно не произошло у русских и у части поляков и словаков, у которых сени остались холодными [899] .
897
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 737–738.
898
При этом я допускаю, что с самой печью славяне могли познакомиться самостоятельно и раньше — у римлян или в греческих городах Причерноморья.
899
„Ziv. st. Slov.“, I, 746. На Балканах влияние франкского дома относится уже к новому времени (присоединение собы к куче). Однако это изменение наступило уже в XIX в.
Скандинавское влияние на великорусское жилище сказалось не только в том, что с ним пришла stofa, но и в другом важном изменении: жилая постройка поднялась над нижним этажом (так называемым подпольем) до второго этажа. Насколько сильным было при этом скандинавское влияние на древнерусские жилище, указывает ряд новых деталей и названий, о которых дальше еще будет речь. Заслугой Карла Рамма является то, что он установил это влияние [900] .
Последним большим изменением в плане славянского дома, также начавшимся в конце языческого периода, является присоединение еще одного, то есть третьего, помещения к жилому дому, уже имевшему сени + избу, а именно помещения, которое не имело очага и служило как в качестве хлева и места для хранения необходимых в хозяйстве вещей, так и места для сна, особенно для молодежи и новобрачных. Проблема создания такого помещения древними славянами была разрешена таким путем, что рядом с собственно жилищем строили меньшее помещение, без очага; древнеславянским названием этого помещения была клеть [901] . С течением времени эту клеть стали пристраивать к жилищу, но не со стороны избы, а со стороны сеней таким образом, что позднее возникла новая, ставшая основой, трехчленная схема славянского дома, включившего в себя три смежных помещения: клеть (позднее называлась коморой) + сени + изба.
900
На стр. 264 цитированной выше книги.
901
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 748. А. Шахматов считал слово клеть заимствованием из кельтского.
Первоначально двери в клети делались на любой стороне, но позднее, когда клеть была пристроена к жилищу, в клеть вели двери из сеней. Вскоре клеть была разделена и в горизонтальной плоскости — на два этажа; на верхний этаж можно было взобраться по приставной лестнице. Описанное здесь развитие клети подтверждается большим распространением среди славян аналогичных построек на различных стадиях их развития [902] , а также и древними известиями. В частности, на Руси клеть засвидетельствована в Киевской летописи под 946 годом, где она упоминается впервые, затем в «Житии св. Феодосия», пандектах Антиоха, ряде других источников XI века и, наконец, в «Русской правде», в которой перечисляются наказания за воровство из клети и т. п. [903] Эти свидетельства показывают, что клеть возле дома служила кладовой, хлевом и жилым помещением и что в ней появился затем верхний этаж для складывания сена и зерна, в то время как другие вещи и скот находились на первом этаже. Верхнее помещение в клети, куда взбирались по приставной лестнице, уже тогда называлось горницей [904] .
902
„Ziv. st. Slov.“, I, 750 след.
903
Подробности см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 750 след.
904
См. там же, 751.