Славянские древности

Нидерле Любор

Древние кладбища были различны по размерам, начиная от кладбищ всего лишь в несколько могил и кончая кладбищами, на которых находилось до нескольких сот могил. В частности, на Руси нам известны могильники, насчитывающие тысячу и больше курганов. Древние кладбища ничем не ограждались, разве только валом, если они были расположены на городище.

Глава IV

Одежда и украшения

В праславянский период одежда славян была простой и однообразной. Именно такой и должна была быть одежда народа, жившего вдали от торговых путей и не располагавшего средствами для покупки себе у купцов, на протяжении тысячелетий проезжавших через Центральную Европу, южных и восточных товаров, будь то украшения, новые дорогие ткани или уже готовые одежды иноземного покроя. Эта простота и однообразие славянских одежд являлись также неизбежным следствием качества местного производства тканей, производства довольно трудоемкого, тяжелого и притом, естественно, как технически, так и эстетически несовершенного.

Поворот наступил только в начале нашей эры. В течение периода начиная от римской эпохи и до конца язычества во всей Центральной Европе постепенно изменялся вкус, что оказало влияние не только на характер украшений, но и на покрой одежды, которая к концу языческого периода под чужеземным, главным образом греко-римским и восточным влиянием, стала в Центральной и Северной Европе значительно разнообразнее и богаче. Поэтому и славяне обладали в конце первого тысячелетия, я бы сказал, довольно богатым гардеробом, несомненно, более богатым и нарядным, чем в период их первоначального единства.

Однако в этом гардеробе, как мы дальше увидим, было уже, разумеется, много заимствованного, особенно в гардеробе свободных и имущих классов.

Материалы. Первоначально главным материалом для производства одежды повсеместно была соответственно обработанная шкура убитого зверя, и этот основной материал удержался повсюду, где климатические условия требовали теплой одежды, которая служила бы защитой от холода, а следовательно, он удержался и на территории Центральной Европы. В суровом климате славянских земель теплая одежда, несомненно,

необходима была большую часть года, и поэтому мы видим, что и позднее, когда славяне уже умели изготавливать другие материалы, меха пользовались у них особой любовью. В славянских землях, как нам известно, меха выделывались не только для собственных нужд, но даже и для экспорта в южные страны и на Восток, где их ценили не только как материал, идущий на изготовление одежд, но и как предмет роскоши и украшения. О славянской торговле мехами мы будем говорить в другом месте, в главе X. Здесь же достаточно упомянуть, что для изготовления одежды, и в первую очередь верхней, шли прежде всего шкуры крупных животных; из домашних использовались для этой цели шкуры баранов, из диких зверей — шкуры волков и медведей. Однако в источниках упоминаются меха и мелких хищников, в особенности куницы, соболя, горностая, лисицы и выдры, а из грызунов — бобра и белки, которые служили отличным материалом для подшивки, оторочки, а также для головных уборов. Искусные римские и византийские, а позднее и славянские портные умели сшивать такие меха для изготовления одежд большего размера. Уже самый переход названия белки (veverka) из славянского языка в латинский (viverra) и куницы — в греческий ( или ) свидетельствует о такой торговле и древних связях славян с югом Европы. Эти меха экспортировались в первую очередь. Местами их значение в торговле было столь велико, что шкурки куниц, белок, соболей становились даже денежной единицей при меновой торговле или сборе дани. Так, мы знаем, что в IX–XII веках восточнославянские племена платили дань — как чужим, так и своим собственным князьям — по одной куньей или беличьей шкурке с каждого двора и что и в других случаях уплата производилась куницами [796] . Поэтому наличие запасов этих шкурок означало богатство. В княжеских или городских сокровищницах лежали запасы шкурок куниц и зимних белок, и когда русские князья раздавали подарки своей дружине, своему народу или чужеземным правителям, то среди этих даров мы снова видим меха и особенно редкие меха соболей, бобров, чернобурых лисиц или горностая [797] . Как при изготовлении одежды эти меха использовались для подшивки или отделки ее, что для славянского костюма стало даже типичным, мы увидим дальше. Древние кожевники и скорняки упоминаются в источниках с XI века [798] .

796

Лаврентьевская летопись, 18, 23, 57 (ПВЛ, 156, 86, 95, 97, 115). Сначала хазары брали дань с русских племен по белке, затем варяги — по черной кунице; древляне также платили Ольге дань мехами. То же было и в Польше (Dlugosz, ed. Przedziecki, I, 56), и у франкских славян (Ketrzy'nski, О Slowianach, 37), и у сербо-хорватов (Klai'c, „Rad“ sv. 157, 1904; Jirecek, Gesch. d. Serb., I, 151).

797

Летопись под 945, 955, 1068, 1115 годами. To же мы читаем и о чешском и польском князьях в 1135 г. (Annales Pegavienses, Mon. Germ., Ser. XVI, 257).

798

В чешских грамотах от 1046, 1057, 1088 гг. (pellifices albi et nigri, sutores mardurinarum pellium — koselug; см. Friedrich, Codex dipl., I, 56, 360, 384) и у Козьмы I, 5 (coriorum sutores), II, 11 (sutores pellium diversarum).

Наряду с выделкой мехов рано возникает и местное производство тканей, плетеных или изготовляемых на примитивных ткацких станках из льняных, конопляных или шерстяных волокон.

Платъ, платьно, сукно, ткань, тканина — древнейшие славянские понятия [799] , а производство их исторически засвидетельствовано с конца языческого периода. Лен является древнейшим индоевропейским культурным растением [800] , и Ибрагим Ибн-Якуб сообщает о чехах, а Гельмольд о балтийских славянах, что они умели ткать из льна весьма тонкие ткани, которые в торговле заменяли деньги (в Праге за одну серебряную монету им давали 10 небольших платков) [801] . Упоминается также дань, которую франкские славяне выплачивали в IX–X веках льном и полотном [802] , а у Зонневальда (окр. Луцкау в Лужицах) найден относящийся примерно к тому же периоду льняной мешочек с рубленым серебром.

799

Подробнее см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 409. Термин для обозначения войлока (церковнославянское — плъстъ) также является древним общеславянским словом. Однако для периода до XIV в. ни литературными, ни археологическими данными его засвидетельствовать пока не удалось („Ziv. st. Slov.“, I, 411).

800

Ср. греч. , латин. linum, иранск. l^in, кимр. lliain, бретон. lien, старонемецк. l^in, литовск. linai, славянск. льнъ.

801

Jbr^ah^im (ed. Westberg), 54; Helmold, I, 12, 14, 38.

802

Подтверждения см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 409–410; III, 333 (libra lini, toppus lini). Славянское полотно, которым выплачивалась дань, чаще всего обозначалось терминами paltena, palta, phalta, а также выражениями pannus de lino, lodex lini.

Шерсть и шерстяные ткани также упоминаются уже в древнейших переводах Библии и в русских текстах XI века [803] . Находки остатков шерстяных тканей довольно часты в могилах [804] . Что касается конопли, то эту культуру славяне заимствовали у иранцев, скорее всего у скифов, которые хотя и употребляли коноплю главным образом как наркотическое средство, но вместе с тем, несомненно, изготовляли из ее волокон и ткани, так как мы знаем от Геродота, что такие ткани производили фракийцы [805] . В восточной Германии конопляные семена археологически засвидетельствованы находками у Вильмерсдорфа уже в период, предшествовавший началу новой эры. В исторических памятниках конопля наряду с льном упоминается у славян впервые только с XI века в церковном уставе князя Ярослава (§ 24).

803

Изборник князя Святослава, „Житие Феодосия“ Нестора и Летопись под 980 годом („Ziv. st. Slov.“, I, 410).

804

„Ziv. st. Slov.“, I, 410–411.

805

Herod., IV, 74.

Упомянутые выше ткани и меха, как об этом свидетельствует в X веке общий источник Персидского географа и Гардизи [806] , являлись основным материалом, из которого славяне изготовляли себе одежды. Поэтому основным цветом славянской одежды был белый или, при недостаточной отбелке, серый тон. Все цветные ткани, особенно красные, так же как и различные роскошные пестрые ткани, славяне получали в результате торговли с другими странами, прежде всего с Византией и Востоком. Но такие ткани могли, разумеется, купить или выменять только князья или богатые люди. Это был прежде всего шелк, который в конце языческого периода пошел в домашний обиход славян, что подтверждают названия hedvab и svila, являющиеся древними и общеславянскими [807] . Кроме того, мы читаем в источниках, что уже в VIII веке балканские славяне обменивали греческих пленников на шелковые одежды, а в 907 году мы имеем известия и о шелковых парусах на русских ладьях [808] .

806

А.Г. Туманский. О неизвестном персидском географе. Зап. Вост. отд. И. Р. арх. общ. X, 135 и изд. В. Бартольда, 123.

807

Название hedv'ab, церковнославянское годовабль, перенято от германского godawebbi, gudawebi, в то время как svila является местным названием („Ziv. st. Slov.“, I, 412–413). Другое славянское название, а именно шелкъ (с XII в.), скорее всего, восточного происхождения.

808

Nikeph., Breviarum. ed. Boor, 76; Лаврентьевская летопись, 31 (ПВЛ, I, 25).

Наряду с шелком к славянам поступали и различные сорта тяжелой золотой парчи и аксамита — золотой или серебряной ткани с разводами, а также легкие и прозрачные ткани, искусно и пестро окрашенные, древнеславянское название которых засвидетельствовано частью уже в конце языческого периода, частью же в последующие столетия. Сага о Книтлинге упоминает среди богатств славянских храмов в Коренице на Руяне sericum, bombyces et purpurum [809] . Незначительные остатки роскошных тканей сохранились также в могилах, в частности, в курганах юга Киевской, Черниговской и Полтавской губерний, однако материалы по истории импорта этих тканей в достаточной степени еще не собраны; вопрос этот изучен

плохо, и освещение его должно будет явиться задачей будущих работ [810] . Экспорт тканей в IX–XI веках в основном шел из Византии, Трапезунда, а также из греческого Херсонеса в Крыму, но вместе с тем много тканей купцы привозили непосредственно из Азии по торговому пути, шедшему по Хвалынскому (Каспийскому) морю и Волге.

809

Mon. germ. Script., XXIX, 314.

810

„Ziv. st. Slov.“, I, 412–417.

Одежда. Одежда славян как общим своим видом, так и в отдельных ее деталях значительно отличалась от одежды соседних народов, причем не только восточных, что при глубоком различии культур обоих народов было вполне естественно, но и от одежды западных соседей — германцев [811] . Это подтверждается имеющимися в нашем распоряжении прямыми историческими свидетельствами. Когда в 631 году немецкий король Дагоберт направил к Само, правившему Чехией, посла Сихария, то Само не допускал последнего к себе до тех пор, пока этот посланник Дагоберта не переоделся и не появился перед ним в славянской одежде [812] . Аналогичное известие, относящееся к концу языческого периода, мы имеем и о поморских славянах. В 1124 году помощник епископа Оттона немец Гериманн, для того чтобы попасть в святилище Триглава в Щетине, надел славянское одеяние: какую-то шапку и плащ [813] . Уже из этого видно, что одежда немцев, пришедших в Поморье, отличалась от одежды местных славян, а в еще большей степени отличалась от нее одежда чужестранцев, прибывавших с Востока.

811

Древними славянскими наименованиями для обозначения одежды, помимо других местных названий, были: рухо, одежда, робы, порты („Ziv. st. Slov.“, I, 436).

812

Fredegar, Chron., IV, 68.

813

Ebbo, II, 13; см. также, как в 1138 г. немецкая княжна Христина высмеивала польскую одежду (Boguchwal, II, 31; Bielowski, Mon. Polon. Hist., II, 519).

Однако известия, имеющиеся в нашем распоряжении о характере славянской одежды, не дают возможности описать ее более подробно.

Первым является сообщение Прокопия, который говорит, что некоторые славяне не носят ни хитона, ни грубых плащей и что они ходят в одних лишь коротеньких штанах , которые доходят им только до бедер, и что в такой одежде они идут в бой против врагов [814] . После Прокопия о славянской одежде долгое время никаких известий не было, пока о ней не появились сведения в восточных источниках X и XI веков. Однако эти известия иногда противоречивы, а иногда восточные славяне подменяются в них скандинавскими русами, и поэтому, несмотря на то что в X веке одежда славян и русов по своему покрою должна была значительно сблизиться, пользоваться такими известиями нужно весьма осторожно. К этим известиям относится и пространное сообщение Ибн-Фадлана об одежде русских купцов на Волге («они не носят ни курток, ни кафтанов, но мужчина у них надевает кису, которой он обвивает один из боков, и одну руку выпускает из-под нее»). Зато от одежды этих купцов он отличает платье, в которое родственники одели умершего в 922 году русского вельможу. Оно состояло из куртки, роскошного кафтана с золотыми пуговицами, широких шаровар, носков, сапог и роскошной высокой шапки [815] . Другие современные авторы — Истахри и Ибн Хаукаль — упоминают, что русы носят короткие куртки, в то время как болгары и хазары — длинные, а неизвестный источник, которым пользовались Персидский географ, Гардизи и Ибн-Русте, сообщает о славянах, что они носят рубахи и низкие сапоги до щиколоток, подобно табаристанским, что их одежды большей частью льняные, а о русах (славянах?) он добавляет еще, что они носят верхнюю одежду, широкие шаровары, завязанные выше колен, и шерстяные шапки, концы которых опущены вниз. Важный в других отношениях источник, Ибрагим Ибн-Якуб, говорит о славянах только то, что они носят широкие одежды и что рукава этих одежд сужаются книзу [816] . Для данного времени мы располагаем только этими общими сведениями, остальные являются уже значительно более поздними [817] . Хочу также отметить, что в XI и XII веках покрой польской одежды мало чем отличался от чешского [818] , но зато он сильно отличался от русского, что видно из Киевской летописи, в которой под 1074 годом упоминается, что дьявол явился печерскому монаху в «ляшском» костюме.

814

Procop., Bell. Goth., III, 14.

815

Гаркави, указ. соч., 93, 98. См. перевод проф. Р. Дворжака в „Ziv. st. Slov.“, I, 378.

816

Гаркави, указ. соч., 193, 221, 269; Гардизи (ed. Bartold), 123; Персидский географ (ed. Туманского), 135, 136; Ибрагим (ed. Westberg), 59; Прим. чешск. редакции: В „Manuel“, II, 66–67 текст Нидерле переведен следующим образом: „Un chroniqueur tr`es important, Ibr^ah^im ^ibn Jak^ub, observe seulement que les slaves portent des v^etements larges et que leurs pantalons sont 'etroits dans le bas“. Однако у Т. Ковальского „Relacja Ibr^ah^ima ^ibn Jak^uba z podr'o'zy do kraj'ow slowianskych w przekazie Al-Bekr^iego“ (Krak'ow), 1946, на стр. 52 мы читаем: „Ubieraja sie w szaty przestronne, tylko mankiety ich rekaw'ow sa obcisle“ (они одеваются в свободные одежды, и только манжеты их рукавов узки). Таким образом, речь идет не о шароварах, а только о рукавах.

817

См. „Ziv. st. Slov.“, I, 424. Наиболее интересным среди них является известие так называемой Австрийской хроники начала XIV в., в которой рассказывается (стих 20020 след.), что князь Каринтии, вступая в княжение, согласно старой традиции, облекался в народные одежды. Этот наряд составляли серые шаровары из сукна, башмаки, прикрепленные ремешками; серая суконная куртка без воротника, с разрезами сзади и спереди, длиною до колен; затем серый плащ, изготовленный из целого куска, и на голове серая шапка с четырьмя цветными кистями (Mon. Germ., Deutsche Chroniken, V, 265).

818

Adam, II, 18; Helmold, I, 1.

Как мы видим, известия эти незначительны, да и неясны (арабские термины), вследствие чего они не дают полного представления о том, какой была одежда славян в IX–XI веках, и если бы они не были дополнены археологическими находками, а главным образом некоторыми древними миниатюрами, мы бы не могли восстановить ее облик. По археологическим данным мы можем судить преимущественно о способе застегивания курток, формах поясов, оторочке одежд, о форме кожаной обуви, а также о головных уборах. Из миниатюр, изображающих целые фигуры в чешском костюме языческого периода, наиболее полное представление дают изображения в легенде о св. Вацлаве в Вольфенбюттельском кодексе (конец X или начало XI века), изображения, по-видимому, правильные [819] , и фрески часовни в Зноймо в Моравии, так как хотя они и относятся к концу XII или началу XIII веков, но в них по старой традиции изображаются сцены из языческого периода: призвание Пржемысла на чешский княжеский престол [820] . Об одежде восточных славян наиболее полное представление дает так называемый кодекс Гертруды (Codex Gertrudianus) — псалтырь XI века трирского архиепископа Эгберта, с изображением князя Ярополка, его жены Ирины и матери Гертруды, а еще в большей степени представление о ней дает «Изборник», написанный для великого князя Святослава в 1073 году, с миниатюрой, изображающей княжескую семью. К числу таких изображений, вероятно, можно было бы отнести и изображения семьи князя Ярослава в храме св. Софии в Киеве (заложен в 1037 году), если бы позднее при реставрации оригинал не был так искажен [821] . Среди византийских рукописей большой интерес представляет изображение болгар, изъявляющих покорность императору Василию II Болгаробойце (975–1025), на миниатюре греческого псалтыря начала XI века, ныне хранящегося в библиотеке св. Марка в Венеции, и изображение двух болгар в менологии того же императора (теперь в Ватикане) в одеждах славянского типа [822] .

819

Составлен по приказанию Эммы, жены Болислава II (967–999). Сейчас находится в Вольфенбюттеле.

820

См. исследование проф. А. Матейчека в Pamatkach arch., 1915, 208.

821

См. репродукцию и другие подробности в „Ziv. st. Slov.“, I, 430–432. Кодекс Гертруды хранится в Чивидале и написан был по заказу архиепископа Эгберта (977–993). К нему пришло несколько листов, написанных для польской княгини Гертруды, матери Ярополка. См. публикацию Г. Зауэрланда и Гаселоффа (Трир, 1901) и особенно серьезное исследование Н. Кондакова, Изображение русской княжеской семьи в миниатюрах XI в. (Пб., 1906). Посвятительную миниатюру „Изборника“ Святослава (рис. 15) см. в „Древностях Российского государства“, отд. IV, № 2. Другие отдельные изображения русских князей в традиционном праздничном одеянии представляют меньший интерес („Ziv. st. Slov.“, I, 430–433).

822

Репродукция (также и цветная) из Венецианского псалтыря издавалась неоднократно. См. Ch. Diehl, Manuel d’art byz. (Paris, 1910), 376 и Labarte, Hist. des arts, Planches II, pi. LXXXV. Портрет из менология (рис. 17 и 18) см. в „Ziv. st. Slov.“, I. Приложение IV.