След ангела
Шрифт:
За оставшиеся дни они с мамой переделали кучу дел. Вычистили до блеска квартиру, даже окна на зиму вымыли, сходили на рынок и накупили резинистых на ощупь капустных кочанов, твердой, покрытой слоем черной грязи моркови, румяных осенних яблок и сочных груш и даже не пожалели денег на лукошко крепеньких белых и подосиновиков, купленных у разговорчивого старичка. А потом весь день без устали терли морковь, резали кочаны, квасили капусту, наполнив бачок из нержавейки, который с прошлой зимы хранился на антресолях. Из яблок и груш наварили компотов и варенья, а грибочки засолили и закатали в банки. Будет
В понедельник, вконец одурев от сидения дома без телевизора и компа, Санек отправился в школу. Утром мать придирчиво осмотрела его физиономию. Опухшая губа почти пришла в норму — можно было подумать, что там просто лихорадка. Синяк на скуле тоже был мало заметен. Картину портил только громадный темный подтек вокруг левого глаза, он почти не потерял своего цвета.
Тему Санек предупредил эсэмэской, и тот поджидал его на их обычном месте.
— Ну как? — спросил друга Саня, повернув к нему левую сторону лица.
— Ничего, сойдет, — уклончиво ответил приятель.
— Что в школе без меня было?
— Да ничего не было! Что там может быть? Стоит, как стояла.
В классе Санек сразу бросил взгляд на обычное место Мишки Гравитца — тот сидел как ни в чем не бывало. Взгляды их встретились. Гравитейшен мотнул головой, не опуская ее, а, наоборот, закидывая вверх резким движением. Мол, я тебя вижу. Санек автоматически повторил тот же жест: и я тебя вижу и все помню.
Просто двое почетных членов бойцовского клуба, ни дать ни взять.
В школе уже знали, что на той неделе Гравитц побил Сазонова. Ребята из других классов подходили на перемене, бросали оценивающий взгляд на Санькин «камуфляж». Некоторые, из числа свидетелей схватки, подошли, пожали руку, спросили, как дела.
— Нормалек! — бодро отвечал Саня.
Хотя его не было на занятиях не так уж долго, однако ему показалось, что без него многое в классе поменялось, чуть ли не все одноклассники стали какими-то чуточку другими. Или, лучше сказать, теперь он увидел их с иной, отдаленной дистанции. Так же отстраненно смотрел на них Санек чуть больше месяца назад, первого сентября, после летних каникул. И тогда и теперь невольно казалось, что одноклассники его все-таки при взгляде на них со стороны дети. А сам он, в отличие от них, уже зрелый человек, потрудившийся на настоящей работе, получивший свои первые деньги, поживший настоящей взрослой жизнью, уже имевший сексуальный опыт. И теперь весь клубок взаимоотношений, связывавших мальчиков и девочек одиннадцатого «Б», казался ему смешным и нелепым. И такой же смешной и нелепой казалась их боязнь учителей, уроков, ответов, двоек и замечаний.
Словом, он вдруг понял, что ничего больше его в этой дурацкой школе не держит. Вернее, почти ничего. Только одно. Существует одна-единственная причина, по которой он пришел сюда сегодня и будет еще приходить много дней подряд. Эта причина сидит за партой прямо перед ним и носит цветочное имя Лилия.
Честно признаться, в школу он шел не без внутреннего трепета. Да что там говорить — просто-таки со страхом шел. Но боялся не Гравитца, не насмешек ребят над ним, проигравшим драку, не разборок с учителями. Боялся, что Лилино отношение к нему, и так совершенно непонятное и непредсказуемое, еще больше ухудшится.
Однако боялся, как выяснилось, напрасно.
Есть такое выражение «сбитые летчики», обычно им пользуются творческие люди и женщины зрелых лет. И те и другие имеют в виду неудачников. «Вот, опять она за свое: подбирает очередного сбитого летчика», — небрежно говорят дамы о какой-нибудь из своих подружек. И такие слова означают, что подружка эта связалась с совершенно недостойным ее человеком, очень часто безработным и еще чаще пьяницей. Все осуждают — а героиня истории все равно поступает по-своему, следуя этакому материнскому инстинкту, жажде поддерживать, бескорыстно помогать тому, кто упал и не может подняться.
Взрослым женщинам известно, что из таких ситуаций редко выходит что-нибудь путное. Известно это и тем из них, кто не раз и не два на своем жизненном пути подбирал сбитых летчиков. Но, похоже, эти люди ничего не могут с собой поделать — как детишки подбирают бездомных собачек и кошечек. Знают, что родители им не позволят оставить — но как же не подобрать очаровательного глазастенького крохотулечку?
А может, они и правы, эти женщины? Если бы не они, то как бы поднимались тогда сбитые с ног жизнью мужчины? И если есть шанс, пусть один на тысячу, то почему бы его не использовать?
Конечно, Лиля Варламова ни о чем подобном не думала. Но вдруг испытала именно такое чувство болезненного нежного сострадания, совсем, надо сказать, взрослое женское чувство, когда увидела побитое лицо Санька.
Тут-то ей вспомнилось, что за две недели, прошедшие после их поцелуев (правильнее сказать — ее поцелуев) на кухне, она ни разу не поговорила с Сашкой наедине. А как ему этого хотелось — просто забавно было смотреть! А ведь, может быть, он пострадал из-за нее… В школе, конечно, уже всем стало известно, что синяки Сазону наставил Мишка Гравитц. Но почему, за что — этого никто толком не знал. Особенно девчонки. А Мишка, Лила давно об этом догадывалась, явно был к ней неравнодушен… И вот теперь, после окончания уроков, вместо того чтобы легко и весело ускользнуть вместе с Полинкой на выходе из школы от подстерегавшего их Санька (что очень развлекало девочек последнее время), она нарочно дождалась его на крыльце. Коза была крайне недовольна.
— Слушай, как же мы с ним по улице пойдем? Перед людьми стыдно!
— Да ладно…
— И без ладно прохладно. Видок у него тот еще…
Но Лиле сейчас все было нипочем.
— Не хочешь — иди домой, я одна его подожду.
— Ну уж нет!
Увидев Лилину решимость, Коза подругу не бросила. И Санек, в свою очередь, вышел вместе с Темой Белопольским. Вот так вчетвером и пошли они через школьный двор, к выходу в переулок и дальше по улице — как ходили чуть ли не каждый день в сентябре.
По дороге Лила рассказала, как в минувшую субботу она с родителями и семейством их друзей ездила в усадьбу Кусково.
— Там все сохраняется, как двести лет назад, — и дворец, и парки, и павильоны, и пруд громадный… Очень красиво. Особенно сейчас, когда листья на деревьях уже пожелтели и облетают. Мы присоединились к экскурсии, прошли повсюду, все осмотрели, нам рассказали о Шереметевых, владельцах, тех самых, у которых в Останкине крепостной театр был…
Тут она обратилась к Саньку: