След ангела
Шрифт:
— Ну вот, началась у нас семейная жизнь. Дали нам от его работы вот эту квартиру, а если бы отец твой пил поменьше и с начальством дружил, была бы у нас уже и двухкомнатная… Я сперва на рынке торговала, потом вот в магазин пристроилась. Тяжело очень, конечно, и деньги небольшие — зато по целой неделе дома, и дела могла поделать, и за тобой маленьким присмотреть. И ты у меня всегда был одет, умыт, накормлен, и отца твоего обиходила — чего бы ему не жить с нами? Ан нет — ушел. Он всегда такой был, все нрав свой показывал…
— Не в том дело, мам. — Саньке вспомнился давнишний разговор в пивной. Но пока он раздумывал, рассказать о нем матери или нет, и если рассказать, то как, она уже махнула рукой.
— А ладно. Что было, то прошло. Теперь, может, он и жалеет, да поздно. Места ему больше здесь нет. А мы с тобой и вдвоем проживем как-нибудь. Не так уж долго терпеть осталось. Тебе год в школе учиться, потом пять в институте — и все. Станешь взрослый, самостоятельный. Вон, уже работаешь, и на телефон себе заработал, и на компьютер. А я пока потерплю, ничего…
Санек только кивнул в знак согласия. Ему было до слез жалко мать. «Скорее бы уже и вправду начать зарабатывать, — с тоской подумал он. — Снять с плеч обузу…»
Обузой был он сам, и прекрасно это понимал.
Мать как будто угадала его мысли.
— Знаешь, сыночка, конечно, теперь живут по-разному — у кого суп жидкий, у кого — жемчуг мелкий. Я что ж, я понимаю, конечно, что в классе тебе порой бывает тяжело, ты для них — беднота голоштанная. А в городке, откуда я приехала, на меня смотрят, как на счастливицу — надо же, в Москве зацепилась, квартиру получила, замужем побыла, сына родила… Там — да ты сам у дядьки это видел — все с огородов кормятся, работы почти нет… А те ребята, что на тебя свысока посматривают, — они кто сами-то? Вон, в России учатся, а не уехали ни в Англию, ни в Америку — выходит, у родителей деньжонок на это не хватило… Бедных, конечно, много. Богатых — гораздо меньше. Очень богатых — еще меньше. А тот, кто самый богатый — тот, наверное, и самый несчастный. Сидит за семью замками, как Кощей, стережет свои миллиарды, как бы их не растащили…
Ну уж в это Санек не поверил. Но возражать не стал.
— Раньше, при советской власти, все вроде бы были равны. Как говорится, все равны, и штаны рваны. И будущее обещали одно на всех: жить будем лучше, но одинаково. Раньше если кто был богат, то денег своих стеснялся. Кто — богачи? Богачи — ловкачи. Торгаши либо преступники, либо самые большие начальники, взяточники. Все они жили тогда под страхом Божиим. Ты-то той поры помнить не можешь, тебя тогда и на свете-то не было. Так что, считай, ты гражданин новой России — и все твои сверстники тоже первые ее граждане. Ну вот, пришло теперь другое время. Видно, не учли там, в Кремле, что всегда есть люди, которые как все жить не хотят. Когда эти люди взяли власть, то первым делом понаставили в стране перегородок между людьми. Чтобы каждый по-своему достатку жил в своем загончике. Со свиным рылом не лез в калашный ряд.
— Но я-то в школе как раз в калашном ряду со свиным рылом! — невольно вырвалось у Санька.
Мать замолкла и отвела глаза. Она понимала, что за этими словами и кроется объяснение того, почему Санек пришел домой в синяках. Видать, свои же ребята накостыляли… Сердце болезненно сжалось, дыхание застряло в груди. Ольга Сергеевна потерла грудь. Чуть легче стало. Материнский инстинкт говорил ей, что не нужно допрашивать сына, лезть в трудную его жизнь. Захочет — сам скажет. А будешь настаивать — соврет или и вовсе на улицу сбежит.
— Наша с тобой бедность — трудовая бедность. Пусть мы имеем не так много — зато честно заработанное. И так ли уж мы плохо живем? Квартира есть, телевизор есть, мебель какая-никакая стоит. В доме чистота, порядок. Что поесть, всегда найдется. Ты у меня голый-босый-голодный в школу не бегаешь. А есть бедность — безвылазная. Пальцем тыкать не буду, но в моем родном городке и тут, в Москве, совсем рядом с нами, живут такие люди. В грязи, в лохмотьях, в такой неприкаянности, что руки опускаются… И почти всегда в этом пьянка виновата.
— Мам, ну мы ж с тобой уже сто раз на эту тему терли, — вздохнул Сашка. — Ты ж знаешь: я не пью. Капли в рот не беру.
— Знаю, сыночка, но боюсь, ох, как боюсь за тебя… Вот позавчера, перед тем, как ты пришел, я передачу по телевизору смотрела. Про то, что русских становится все меньше и меньше. Народ просто вымирает. А молодые — те будто нарочно не хотят рожать. Если так дело и дальше пойдет, лет через двести-триста от нашей матушки-России одна память останется — русская водка. А на наших местах будут жить какие-нибудь китайцы или таджики…
— Ладно, мам, — Санек попытался свести разговор к шутке. — Вот женюсь я, обещаю тебе, без внуков не останешься. Да ты и сама еще молодая. Может, заведешь себе друга, поклонника…
Мать невесело усмехнулась, тряхнула головой:
— Поклонника! Сказал тоже! Поклонника! Негде его ставить, этого поклонника! Квартирка тесновата!
Помолчали.
— Ты, сына, пока не решил, куда после школы пойдешь? — осторожно спросила Ольга Сергеевна.
— Не решил, — тема эта была ему неприятна.
— А то поступил бы в институт… — опять завела свою волынку мать. И дался ей этот проклятый институт! — Учился бы, потом бы дипломированный специалист стал. Я по секрету скажу, уж и деньги коплю тебе на высшее образование. А ты, когда поступишь, то подрабатывать станешь, я знаю, многие студенты так делают…
И он решился.
— Об институте, ма, даже и не думай, — неожиданно грубым, мужским, низким голосом проговорил сын. Ольга Сергеевна глянула на него и опять, как впервые, ужаснулась его разбитому лицу. Санек был мрачен и решителен.
— Одиннадцать классов — я тебе обещал и закончу. Аттестат получу, повесишь его в рамке на стенку. А дальше учиться — нет, меня не заманишь. Работать буду.
— Ну, это тоже хорошо, — неуверенно произнесла мать. — Найдем тебе место хорошее, чтобы деньги аккуратно платили. И обязательно — чтобы люди были вокруг порядочные, а не какая-нибудь шантрапа. А деньги чтобы чистые и подальше от улицы, подальше от криминала. Не дай бог, зацепят — от них и не вырваться!
Такие разговоры случались у них регулярно на протяжении нескольких последних лет. Начинались они всегда с какой-нибудь очередной напасти, которая сваливалась на их маленькую семью, и заканчивались всегда одинаково. Мать как огня боялась, что сын свяжется с плохой компанией и сядет в тюрьму. И, чтобы отвлечь ее внимание, Сашка спросил: