След Кайова
Шрифт:
Он подался вперед, пытаясь выиграть пространство, но я двигался вместе с ним.
— У тебя нет оснований наезжать на меня, — возмутился он. — Я ничего не сделал.
— И не сделаешь! — И тут у меня в голове родился план. — Примерно через полчаса здесь будет поезд, направляющийся на восток. Мы отправим тебя за границу.
— Как бы не так, — ответил он. — У меня…
Я ударил его в лицо, и он потерял равновесие. Его правая рука молниеносно потянулась назад, к обрезу, и его ствол взметнулся вверх быстрее, чем кому-либо удавалось вытащить револьвер. Левой рукой он перехватил ствол — я не предполагал, что такое невероятно быстрое движение вообще возможно. Однако я не уступал ему в скорости, и не успело его ружье подняться, как я отбросил ствол в сторону. Находись я на пару футов дальше, он сделал бы из меня решето. Теперь же ружье безобидно выстрелило, наполнив небольшой зал громоподобным гулом, и я снова ударил Хобака.
Мой правый кулак угодил ему в челюсть, и он растянулся на полу. В прыжке я ногой выбил ружье из его рук. Он лежал, вытаращив на меня глаза, кровь струилась из разбитой губы.
Рукоятка его револьвера торчала из-за пояса, а рука лежала неподалеку. Я стоял и ждал. Мой кольт оставался в кобуре.
— Попробуй, — сказал я. — Давай, попробуй сделать это!
Он оказался не тем бойцом, с которым я предпочел бы помериться с силами. Может, Датчанин был быстрее и точнее любого из нас, но открытый, честный бой был явно не его конек. В какое-то мгновение я подумал, что ярость заставит Хобака вытащить револьвер, но оно прошло, и его мышцы постепенно расслабились. Убийца из засады, убийца наверняка, не собирался рисковать своей жизнью.
— Мегари, — крикнул я, — скажи Фланагану, что у нас пассажир на проходящий поезд, пассажир, который поедет в вагоне для скота. — Датчанин лежал, приподнявшись на локте, и ненависть ко мне кипела в его груди. — Возьми у него револьвер, Мэйсон. Потом пойди и проверь его вещи. Мы заплатим ему, но отсюда ему придется уехать без них.
— Он купит еще…
— Нет, мы отправим его без денег. Их вышлем ему до востребования на почту в Жоплин.
Но, стоя на платформе и провожая взглядом исчезающий вдали последний вагон поезда, я совсем не был уверен, что больше никогда не увижу Датчанина. Он вернется. Я только отложил развязку.
— Тебе следовало прикончить его, — задумчиво произнес Д'Артагэ. — Когда он лежал на полу, ты мог использовать малейшее движение как повод пристрелить его. Никто не посмел бы обвинить тебя.
— Это мои проблемы, — ответил я. — Мне приходилось убивать людей, но я не палач.
Мы снова вошли в салун. Поскольку уже вечерело, заказали ужин и уселись за столик. Периодически один из нас выходил на улицу, и во время моего последнего дежурства появились Роди Линч и Галардо. При виде их у меня гора свалилась с плеч.
Небо стало кроваво-красным, и казалось, что холмы окунули в малиново-розовую краску. Потом ночь сомкнула вокруг нас свои объятия, погрузила во тьму окрестности и зажгла огоньки звезд.
— Кон, мы задержались, потому что нашли следы, — сообщил Роди, — следы одинокого всадника, но не Датчанина. Галардо первым заметил их и проследил, откуда он появился, а я — куда он направляется.
Роди Линч, следуя обходом вокруг станции в южном направлении — в восточном относительно города, — наткнулся на след большого стада бизонов. Идя по нему, встретил Галардо, склонившегося над теми же следами.
Здесь одинокий всадник встретил стадо. В противном случае ковбой вряд ли обнаружил бы его следы — их уничтожило бы следующее стадо. Но здесь оно остановилось и повернуло назад, к югу.
— К югу? — вырвалось у меня.
— Да, Кон, именно туда они и направились. И по-моему, это предвещает беду.
Одинокий всадник мог быть кем-то из погонщиков, вырвавшимся вперед, чтобы присмотреть подходящее пастбище и водопой.
— Нет, всадник — Джордж Дару, охотник на бизонов, приятель Макдональда. Его лошадь я узнаю из тысячи. У него аппалуза, в свое время он выменял ее у одного индейца, и у этой лошадки самые крохотные и красивые копыта, которые мне доводилось видеть.
— А что скажешь ты, Роди?
— Я изучал следы всю дорогу. Мы с Галардо думаем, что Дару приехал, чтобы забрать стадо.
— Забрать его в город?
— Возможно. — Он замолчал. — Кон, ты представляешь, что может сделать взбесившееся стадо с ограждением из колючей проволоки?
Конечно, он был прав. Неуправляемое, разъяренное стадо снесет нашу ограду, втопчет в землю, смешает с грязью.
— Нужно возвращаться, Кон. — Д'Артагэ побледнел. — Боже милостивый, они прогонят стадо прямо по нашим ребятам!
— Если не останутся там, где им положено быть, — сказал я, — и если они не пристрелят несколько быков для баррикады.
Но Кэйт… Имел ли я право бросить ее перед лицом такой опасности? Если мы отправимся немедленно, то обгоним стадо. Следы не больше чем двухчасовой давности.
— Фланаган идет, — предупредил кто-то, и, осмотревшись, я увидел рыжего телеграфиста, спешащего к нам через улицу.
Ухмыльнувшись, он протянул желтый листок бумаги.
— Если собираетесь драться, пропадете не за грош, ребята. В поезде пятьдесят человек и столько же лошадей. Состав появится к концу следующего дня… Они сойдут здесь. Нечего удивляться — все к тому и шло, — сказал Фланаган. — Все знают, что что-то случилось, но только всякий раз, когда пятьдесят вооруженных до зубов ганфайтеров с лошадьми грузятся в поезд, нетрудно догадаться, что кто-то выложил им немалую сумму.
— Кто они такие?
— Ребята из Озарк-Маунтинс, деревенщина из Миссури и Арканзаса.
Пятьдесят человек! Пятьдесят опытных, отлично подготовленных наемников, иначе их не выбрали бы. Они поснимают нас, как белок с деревьев.
— Кон, — прервал мои размышления Д'Артагэ, — как быть со стадом?
Я долго стоял в сомнениях и наконец решил:
— Оставим его Кэйт с ребятами. Мы приехали сюда по важному делу и доведем его до конца.
— Против пятидесяти головорезов? — возразил Д'Артагэ.
— Всего по восемь на брата, — улыбнулся Роди, — и еще двое про запас. Кон, оставишь мне одного из этой парочки, идет?
Дверь салуна распахнулась.
— Вы собираетесь ужинать? — позвал бармен. — Все на столе.
Ночь, темная и беззвездная, опустилась на прерию. Скоро завоют койоты.
Глава 8
Фланаган присоединился к нашему столу, довольный появлением компании. Его работа редко предоставляла возможность общения и требовала своеобразного мужества. Он целыми днями просиживал у телеграфного аппарата, причем револьвер всегда лежал в нескольких дюймах от его руки, а обрез и винчестер стояли неподалеку.