След любви
Шрифт:
– Ай! Щекотно мне!
Николай застыл. Не поверил своим ушам. То ли от радости, то ли от удивления он на некоторое время превратился в каменный памятник.
– Коля, мне щекотно, – вывела его из оцепенения Аля.
– Ну-ка давай ещё раз, – решил проверить Коля свои догадки и начал осторожно теребить пальцами пятку левой ноги Али. – Здесь щекотно? А здесь? А здесь?
– Ну щекотно, Коля! Не издевайся надо мной! – крикнула Аля и впервые за время их знакомства безудержно засмеялась. – Аля! Аля! Алевтина! Ты хоть понимаешь, что случилось? – кричал Коля с восторгом!
– Нет. А что случилось? –
– Да ты возвращаешься! Нога твоя возвращается! – опять крикнул Николай и, схватив ноги Алевтины, начал истово целовать её от пятки до колена и опять от колена до пятки – целовать, целовать.
В ответ Аля заплакала, нет, она зарыдала, закрыв глаза.
– Что ты плачешь, глупая! Радоваться надо, а не плакать! – попытался развеселить. Он вытер её слёзы и несколько раз поцеловал мокрые глаза её.
– Я радуюсь. Плачу от радости, – сказала Аля, улыбаясь.
– Ещё немного, и ты встанешь на ноги, Аля! Ты понимаешь?
Аля пока не понимала, вернее не верила, что она встанет на ноги, она уже давно потеряла веру в чудесное возвращение в былую жизнь. И вдруг у неё появилась надежда, которой хотелось, ну очень хотелось верить. Потому и плакала от радости, от счастья.
Альберт, узнав о произошедшем, отвёл Коля в сторону, и сказал:
– Коля, если ты поставишь её на ноги, твой гонорар умножаем на два! Понял? Кто только её не смотрел, куда только не возил её, все разводили руками. Могут сделать операцию, но совершенно никаких гарантий, что это поможет.
Через три месяца Алевтина уже сидела на кровати и могла слегка двигать руками. Ещё через месяц Николай решил заставить Алю сделать первые шаги с помощью ролятора. Аля боялась, но очень хотела попробовать, и у неё получилось.
Однажды, после очередной успешной попытки прошагать без помощи ролятора, Аля нарочно упала в объятия Коли и сильно прижалась к нему. Коля замер в недоумении. Аля решила развить успешное наступление и резко поцеловала его в губы. Коля, проснувшись и потеряв контроль над собой, схватил её за тонкую талию, уволок в кровать и стал бешено раздевать. Аля не сопротивлялась, более того, она в полном восторге помогала ему, как могла. Пара упала в омут любви, и таинство совершилось.
9
Был выходной день. Альберт и Коля сидели в зале и обсуждали перспективу дальнейших отношений Али с Колей. Альберт предлагал Коле остаться у них. Навсегда. Коля молчал. Он думал. Звонок. На экране домофона зашевелилась нервная голова посетителя. Альберт засуетился и крикнул горничной:
– Гульнара, открой, пожалуйста, калитку и проводи следователя в дом. Скажи, что меня нету. Я буду в кабинете.
Николай испуганно спросил:
– А что им надо? Чего хотят?
– Да, старые дела. Никак не отвяжутся. Но ты тут ни при чём.
– Я спрячусь. Документы могут спросить.
– Впрочем, да. Иди туда и закройся, – указал Альберт на гостевой дом.
Через полчаса тревожного ожидания Коля в щель между шторами заметил, как двое полицейских и следователь уводят Альберта в наручниках. Николая охватила паника – в его планы не входили посещения следователя ни в качестве свидетеля, ни в качестве ответчика за свою не совсем законную жизнь в этом доме.
Он бегом
Да хрен с ними, с деньгами этими, свобода ему сейчас важнее. И он, утешив себя такими мыслями, отдышался и пошёл прочь, даже не зная, куда и зачем идёт. Так он оказался на шоссе в направлении Минска, где его подобрал старый дальнобойщик и довёз до столицы Беларуси.
На окраине Минска он встретил единственного бомжа, который приютил его в старом заброшенном доме и целый месяц содержал, кормил тем, что им сердобольные соседи подавали. Оправившись от мании преследования, он всё же через месяц вышел на трассу дальше испытывать судьбу.
Как-то я, автор этих строк, житель белорусской земли, ехал из Минска к себе на дачу, приютившуюся на тихой укромной поляне недалеко от Брестского шоссе. Вечерело. Оранжевый калач солнца уже целовался с линией горизонта. На окраине города стоит мужичок и смотрит на колонны машин, безучастно несущихся мимо него. Не голосует. Что-то меня дёрнуло – то ли природная любознательность скомандовала остановиться и спросить, то ли нос почуял дурной запах чужого горя, – но я остановился и обратился к мужичку по-восточному:
– Куда едем, брат?
Мужичок несколько растерялся, запнулся, затем пожал плечами и выронил виноватым голосом:
– Не знаю.
– Как это, не знаешь? Заблудился, что ли? – не стал я скрывать удивление.
– Мне бы где переночевать, – тем же голосом сказал мужичок и всё оглядывался по сторонам, как будто искал кого-то. Это подстегнуло моё любопытство. Я заглушил мотор, вышел из кабины и подошёл к нему. Худое морщинистое лицо; большая, тронутая сединой борода; нечёсаные лохматые волосы; двумя руками держит и постоянно мнёт небольшую торбу, даже не пытаясь скрыть отросшие и грязные ногти. Испуганно смотрит на меня.
– У тебя проблемы, брат? Жена, что ли, выгнала из дому?
– Да какая там жена! Нету у меня жены. Сбежала она. Ищу, – на последнем слове он еле выдавил воздух из лёгких и вытер прослезившие глаза.
– Сбежала? Твоя жена сбежала? И ты плачешь? Вот дурень! А чего тут плакать! Не плакать, а радоваться надо! Радуйся! Счастливчик ты, брат! Не каждому же так везёт в жизни, чтоб жена сбежала! – попытался поднять ему настроение иронией. – Одна сбежала, другая прибежит!
– Нет, другую не хочу. Я её хочу найти, – голос мужичка теперь уже неожиданно для меня прозвучал уверенно, отчего я даже растерялся.