След Полония

Филатов Никита Александрович

Когда жена выскочила на шум, Алексей лежал на полу, возле двери, и не шевелился.

* * *

Солнце не встало, не выползло и даже не выкатилось из-за горизонта — оно в буквальном смысле слова вылетело в небо из-за туч, будто кто-то невидимый поддал по нему ногой, как по футбольному мячику.

— Куда мы сейчас едем, мистер Ремингтон?

— На северное побережье, в Буджиббу — у нас там оборудована временная база.

— А где остановился Могилевский?

— Неподалеку от Голубого грота, на другом конце острова.

— Это далеко?

— Здесь, на острове, все недалеко, госпожа Ратцель.

— Вы можете называть меня Марта. Мы же договорились… — напомнила сотрудница Интерпола.

— Не возражаю, — кивнул Ремингтон.

— Он опять живет на какой-нибудь яхте? Или в гостинице?

— Нет. На этот раз господин Могилевский поселился у себя дома.

— Простите? — переспросила собеседница.

— У него тут в собственности небольшой коттедж и участок у моря, — пояснил англичанин. — Здесь, кстати, за последнее время очень многие русские приобрели недвижимость.

— Они ее теперь везде приобретают.

— Очень выгодное вложение капитала, — кивнул мистер Ремингтон, всегца с достаточным уважением относившийся к чужому богатству. — К тому же сейчас в России совсем нет стабильности, и каждый хочет…

— Извините, Стивен, я сниму пальто?

— О, да, конечно!

Рано утром в Мальтийском международном аэропорту термометр показывал всего плюс девять. Но как тотько в небе над островом появилось не по-осеннему жаркое солнце, температура воздуха поднялась, наверное, до восемнадцати градусов по Цельсию.

Во всяком случае, было очень тепло.

— В газете писали, что здесь теперь постоянно живет примерно тридцать тысяч русских. И это не считая туристов, из-за которых в последние годы взвинтили цены в отелях, а также школьников, приезжающих сюда из России, чтобы изучать английский язык… Марта, а вы сами раньше никогда не бывали на Мальте?

— Нет, не приходилось.

— Чудесное место. Особенно для тех, кто любит чувствовать дыхание истории…

Изумрудное Средиземное море плескалось у самой дороги, а спокойствие местных жителей и бесчисленных отдыхающих оберегали выстроившиеся вдоль всего побережья каменные сторожевые башни. Парусный катамаран шел с туристами на остров Гозо, вдалеке, перед самой линией горизонта, неторопливо покачивались на волнах рыбацкие лодки и катера…

— Вы ведь сейчас из Парижа прилетели?

— Да, конечно.

— Ну и как там?

— Холодно. Ветер, дождь.

— Марта, я, собственно, не об этом…

За рулем мистер Ремингтон чувствовал себя вполне уверенно — автомобильное движение на Мальте, как и во многих других не до конца освободившихся британских колониях, было левосторонним, поэтому ему не пришлось привыкать к переменам, как водителям из континентальной Европы. По прямой эти бедолаги еще двигались без особых проблем. Но вот когда требовалось перестроиться на какой-нибудь второстепенной автомобильной развязке или даже просто свернуть с автострады, вот тут-то они и представляли для окружающих вполне реальную опасность…

— Шакал действительно был связан с русскими.

— Ну, это общеизвестный факт. Вам удалось его допросить?

— Да, — прежде чем ответить, госпожа Ратцель посмотрелась в зеркало заднего вида. — Это оказалось непросто, но они все-таки дали мне разрешение. Хотя вообще-то последние несколько лет Шакал общается исключительно со своим адвокатом.

— Ах, Марта, перед вами никто не может устоять! Даже, как я понимаю, директор самой суровой во Франции тюрьмы.

Кажется, незамысловатый комплимент достиг цели — даже такой защищенной со всех сторон цели, как оперативная сотрудница Интерпола госпожа Ратцель.

— Ну, произвести впечатление на директора тюрьмы Санте в Париже было не так уж и трудно. Все-таки он всего лишь француз… Намного сложнее оказалось разговорить Шакала, который сидит за решеткой без женского общества уже больше десяти лет. Представляете? В качестве условия нашего по-настоящему доверительного разговора он потребовал, чтобы я сделала ему минет — прямо там, в комнате для допросов.

— Подонок! — задохнулся от возмущения Ремингтон.

— Пришлось сказать ему, что я — увы! — лесбиянка и совершенно не интересуюсь мужчинами.

— И что же?

— После этого мы подружились…

— Сукин сын, — повторил англичанин, выкручивая руль на очередном повороте дороги.

Уроженец Венесуэлы Ильич Рамирес Санчес, он же — Карлос по кличку Шакал, оставил мрачный и кровавый след в современной истории, организовав в семидесятые годы прошлого века серию терактов, жертвами которых стали как минимум восемьдесят человек. Когда-то он тесно сотрудничал с радикаль ным арабскими группировками, в том числе с палес тинцами, и самой громкой операцией Карлоса был за хват его группой в Вене участников совещания ОПЕК.

Шакал долгое время считался международным террористом номер один и разыскивался правоохра нительными органами многих стран. Наконец он был все-таки арестован французской разведкой в Судане и приговорен к пожизненному заключению. К тому же в судах других стран находятся еще несколько дел, связанных со взрывами и убийствами, организатором либо исполнителем которых считают Карлоса, так что терять ему в любом случае было нечего. Поэтому, да же находясь за решеткой, Шакал не перестает обра щаться к своим соратникам во всем мире с призывами наносить удары по американцам и израильтянам в поддержку палестинской интифады…

— Что он сказал? Ему известно что-нибудь про полоний?

— Нет. Он говорит, что «комиссия Митрохина» фальсифицировала очень многие документы КГБ.

— Да неужели?

— Шакал отрицает любую причастность своих людей к взрыву бомбы на железнодорожном вокзале в Болонье в восьмидесятом году, когда погибли восемьдесят пять человек. Он говорит, что вооруженные группы марксистов никогда не организовывали спонтанных терактов — они наносили точные избирательные удары лишь, как он выразился, по врагам и предателям.

— «Комиссия Митрохина» утверждает обратное.

— Карлос Шакал полагает, что болонский теракт был совершен молодыми неофашистами, а организовали его ЦРУ и Моссад, чтобы заставить итальянское правительство отказаться от диалога с левыми движениями и от политики терпимости в отношении палестинских боевых групп. Оказывается, существовало негласное соглашение между ООП и итальянцами о том, что боевики в обмен берут на себя обязательство — не наносить ударов по Италии. Вы слышали об этом?

— Я не верю во всякие коммунистические сказки.