След Полония
Шрифт:
Он по мере сил исполнял свой долг — и, пожалуй, даже гордился этим.
Так, наверное, было легче жить…
Родился Ахмед Закатов в 1959 году в многодетной семье, депортированной во время войны по приказу товарища Сталина в Северный Казахстан. Вернувшись на родину, талантливый юноша окончил театральный институт, поработал на сцене и даже приобрел популярность у зрителей, однако спустя несколько лет сменил подмостки на руководящий кабинет по линии культурно-массовой идеологической работы.
С началом первой русско-чеченской войны Закатов, как и большинство мужчин его рода, взял в руки оружие — и довольно скоро стал известным полевым командиром. Вооруженная группировка под его руководством действовала на юго-западе республики, около
Примерно тогда же судьба свела его с Олигархом — сначала на секретных, а потом и на официальных встречах высших руководителей российской и чеченской стороны. С тех пор они относились друг к другу с подчеркнутым и осторожным уважением: слишком много эти люди знали друг о друге такого, что не должно было стать достоянием гласности ни при каких обстоятельствах…
Будучи храбрым, хитрым, неглупым и хорошо образованным человеком, Ахмед Закатов почти сразу же нашел свое место в высших кругах чеченской политики. В качестве представителя умеренного и прагматичного крыла сепаратистов он был включен в состав чеченской делегации на мирных переговорах в Хасавьюрте, после чего стал заместителем премьер-министра и специальным представителем президента Аслана Масхадова по иностранным делам.
Кроме того, он и в дальнейшем командовал своей вооруженной группировкой, пока не получил легкое ранение в очередной перестрелке с российским спецназом осенью 1999-го. Вскоре после этого Ахмед Закатов, осознавший, что изображать смерть на сцене — это одно, а умирать по-настоящему — совсем другое, посчитал необходимым сменить пятнистый горный камуфляж на костюмы от дорогого лондонского портного.
Оказавшись в относительной безопасности, за границей, Ахмед Закатов, однако, по-прежнему продолжал считать себя активным бойцом чеченского сопротивления — только теперь уже на фронтах пропаганды и информационной войны.
Конечно, и здесь, на этих фронтах, тоже время от времени проводились спецоперации, наносились удары и контрудары, однако настоящая кровь проливалась противниками крайне редко. Существовали, в конце концов, определенные правила, нормы, границы приличия… Именно поэтому известие об отравлении Алексея Литвинчука обеспокоило вице-премьера чеченского правительства в изгнании не на шутку.
Нет, все-таки Ахмед Закатов был — и остался очень талантливым актером!
В этом смог бы удостовериться каждый, кто увидел бы его сейчас, на тротуаре, перед крыльцом небольшого уютного особняка, принадлежащего известной британской актрисе баронессе Нэнси Хардгрэйв.
Баронесса была его многолетней покровительницей, ввела в круги высшего общества Лондона и даже как-то заплатила денежный залог в размере пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, чтобы Закатов смог остаться на свободе до официального отказа о его депортации…
— Что там случилось? Долго еще?
Из-под открытого капота представительского «мерседеса», который добрая баронесса Хардгрэйв по мере надобности предоставляла в распоряжение чеченского вице-премьера в изгнании, высунулась озабоченная физиономия водителя:
— Не знаю, сэр. Очевидно, придется вызывать техническую помощь.
Ахмед Закатов с досадой и почти не скрываемым раздражением хлопнул себя ладонями по бедрам, после чего на всю улицу разразился тирадой, в которой были густо намешаны русские и чеченские ругательства:
— Я не должен туда опаздывать, понятно?
— Я делаю все возможное, сэр, — обиделся водитель.
— Ладно, что уж теперь…
Из дома, привычно перекатывая под пиджаком борцовскую мускулатуру, вышел постоянный телохранитель Закатова с мобильным телефоном в руке:
— Они обещают прислать машину через пятнадцать-двадцать минут.
— Слишком поздно. Нет, ждать я никак не могу… — Ахмед Закатов махнул рукой, подзывая такси, которое как раз в этот момент медленно проезжало по улице. Убедившись, что кебмен заметил потенциального пассажира и теперь обязательно остановится, он повернулся к охраннику: — Останешься здесь, потом приедете — вместе с «мерседесом». Заберете меня после
Распоряжение охраннику не понравилось, но обсуждать приказ он не решился:
— Будет сделано, командир.
Ахмед Закатов открыл дверцу такси и уселся на заднее сиденье, стараясь не ж пачкать и не помять полы черного кожаного плаща…
— Все, наконец-то, — по-русски он говорил с едва заметным чеченским акцентом.
Впрочем, так же, как и по-английски.
— Здравствуйте, уважаемый!
— Здравствуйте, Семен.
За рулем такси действительно сидел не кто иной, как Семен Могилевский — собственной персоной.
— Не ожидали?
— Неужели не было никакой другой возможности побеседовать? — Закатов довольно скептически относился к инсценировкам подобного рода. Хотя справедливости ради стоило признать, что именно эта инсценировка получилась вполне натуральной.
— Ну, вы же понимаете, мой дорогой Ахмед! Все время — чужие уши, чужие глаза. Журналисты, полиция… Незачем давать им лишнюю пищу для размышления, верно?
— Пожалуй, вы правы, Семен.
— Не лезть же мне ночью к вам в дом через форточку, верно? Могут превратно истолковать, и родится еще одна нездоровая сенсация…
Шутка была заготовлена заранее и ничуть не затрагивала чести миссис Нэнси Хардгрэйв, приютившей у себя чеченского политического эмигранта.
Поэтому Ахмед Закатов посчитал для себя вполне возможным улыбнуться:
— Слушаю!
— Куда нам, кстати, ехать? — Такси остановилось на светофоре, и господин Могилевский очень кстати вспомнил о своих водительских обязанностях.
— В Гилдхолл.
— Где это?
— В Сити. Там резиденция лорд-мэра.
— Сити… — задумался Могилевский. — Ну, тогда ладно. Покажете, как проехать. А то я тут у вас, в Лондоне, ни черта не знаю.
Автомашина свернула за угол и перестроилась в правый ряд.
— Уважаемый друг, Москва все активнее добивается у англичан вашей выдачи.
— Ну так что же? Я доволен реакцией российского руководства. Если я их так сильно раздражаю, значит, все делаю правильно.
— Но Великобритания рано или поздно действительно может выдать вас русским…
— Меня не выдадут!
— Напрасно, друг мой, вы испытываете подобные иллюзии. Завтра, к примеру, подскочит цена на газ или на нефть или произойдет еще что-нибудь непотребное — и все! Политические интересы для англичан определяются исключительно курсом акций на бирже, поэтому они забудут про все свои обещания, как только посчитают экономический ущерб от принципиальной позиции в отношении вас или, допустим, Олигарха. А вам известно, дорогой мой Ахмед, что позавчера англичане все-таки подписали с русскими меморандум о сотрудничестве в области расследования уголовных преступлений? В частности, там особо оговорено упрощение процесса экстрадиции. — Могилевский обогнал экскурсионный автобус и опять немного сбавил скорость. — Многих ваших друзей и знакомых, вроде Салмана Радуева, Атгереева, Алиха-джиева, уже убили в русских тюрьмах. И попадись вы в руки российского правосудия, ваша участь ничем не отличалась бы от их участи…
Ахмед Закатов постарался сохранить невозмутимое выражение лица, однако новость, о которой только что сообщил собеседник, оказалась для него настолько же неожиданной, насколько неприятной.
— Все наши судьбы записаны в книге Аллаха!
— А кто же спорит? Только вот я могу договориться кое с кем в Москве, чтобы о вас лично, дорогой Ахмед, на долгое время забыли. Вполне вероятно даже, что к вам будет применена амнистия, объявленная для всех участников незаконных чеченских вооруженных формирований…
— Семен, вы сейчас говорите, как сотрудник пресс-службы Кремля.
Господин Могилевский обернулся с водительского сиденья и подмигнул:
— Я даже не знаю, кому вы сделали комплимент — мне или кремлевским ребятам.
— Короче, Семен. Нам уже не так далеко осталось ехать.
— Мои знакомые в Москве готовы вам помочь. Но им нужны деньги. Даже и не знаю зачем — говорят, на разные там национальные проекты, на какую-то благотворительность…
Ахмед Закатов потеребил свою знаменитую бороду: