След «Семи Звезд»
Шрифт:
Майор слегка разозлился.
– А это никак не может быть связано с вашей «Школой»? – буркнул он (вопрос-то, между прочим, довольно скользкий – всякое ведь всплыть может). – Вы ведь ее курировали?
Но Лидию оказалось не так-то просто смутить.
– Что в ней особенного? – пожала она плечами. – Таких школ немало в Москве. Я курировала ее исключительно с финансовой точки зрения, – изящного рисунка губы тронула многозначительная улыбка. – Ею занимался лично Григорий Ефимович…
«Ну и стерва!» – не без уважения подумал майор.
Как успел разнюхать неутомимый Хасикян, при
Первоначально Савельев даже подумал – нет ли тут ключей к разгадке убийства? В конце концов, оскорбленные родительские чувства толкали на преступления и куда более жестокие, особенно в ситуации, когда на правосудие надежды мало, а оскорбитель богат и влиятелен. Может, все же тряхнуть эту Ровену насчет «Школы» поосновательнее?
Нет, пожалуй, зацепок тут нет. Ни одного скандала и даже намека на него в связи с этим заведением не зафиксировано. Вероятно, Монго если и таскал девчонок в постель, так выбирал тех учениц, кто сам не прочь был там оказаться. Хотя это тоже не тот факт, что остановит разъяренного папашу…
– Может быть, все дело в «Книге Семизвездья»? – голос Ровниной вывел его из размышлений о морали.
– Что? Средиземья? – не понял Савельев.
– Семизвездья, – ехидно улыбнулась Лидия. – Это редкая древняя книга, написанная, если мне память не изменяет, Брюсом.
И уточнила:
– Не Брюсом Ли и не Брюсом Уиллисом… – теперь издевка стала откровенной.
«Интеллигенция, мать ее!» – выругался Вадим про себя.
– Я, представьте себе, знаю, кто такой Яков Вилимович Брюс, – бросил он. – По истории в школе у меня все же были пятерки и книги я иногда читаю.
И с удовлетворением заметил, как свидетельница приподняла бровь – таки удалось ему пробить ее деланную невозмутимость. Ну, не мытьем, так катаньем.
– Так что насчет Семизвездья?
– Видите ли, господин майор, – пожала плечами Лидия. – Признаться, не уверена, но Григорий искал эту книгу последние несколько месяцев. Я не владею подробностями. Собственно, и узнала-то об этом случайно. Когда он мне это рассказал, то был слегка навеселе, и… как бы это сказать… размяк, как часто бывает в постели, – она мило, но многозначительно улыбнулась. – При этом добавил, что дело может быть опасным. Вот, больше ничего добавить не могу. У меня железное правило – не влезать в дела, которые меня не касаются.
Чуть помедлив, Леди Ровена неожиданно добавила:
– Впрочем, возможно, Варвара Озерская могла бы вам рассказать что-либо?
– Откуда вы знаете Варвару Озерскую?! – встрепенулся Савельев.
– Ну, – на губах Лидии вновь возникла самодовольная усмешка, – Вы, может статься, этого не знаете («Да где уж тебе?!» – читалось ее глазах), но среди журналистской братии она, пожалуй, единственная, кто пишет о магии всерьез. Я свободна?
– Да. Пока. – выделил последнее слово Вадим. – И если вам потребуется куда-то уехать из города, обязательно нас предупредите.
– Тогда всего доброго.
«Упечь бы тебя, стервочка, на сорок восемь часов до выяснения личности! – раздраженно подумал он. – Жаль, не те времена!»
Ну, ладно. Может, общение с Варварой будет более приятным? Какой там у нее адрес? Или не присылать повестку, а вызвать по телефону? А то и самому наведаться по месту проживания?..
Глава четвертая. Утренней заре
Вологодская губерния, зима 1758 г.
Уже зари багряной путь Открылся дремлющим зеницам. Зефир прохладной начал дуть… Под юбки бабам и девицам.Новая ода слагалась споро да ладно. Прохор одобрительно покряхтывал у себя в клетке, отбивая клювом о прутья в такт особенно звучным слогам.
О, утро, преблаженный час, Дражайше нам златова века! В тебе натуры сладкой глас Зовет к работе человека. Приход твой всяку тварь живит…Чем дальше от столицы, тем вольнее дышала грудь. И даже рука не тянулась к стакану. Ежели что и пил, так только чай да кофе. И не потому, что в кармане пусто. Как раз наоборот: чувствовал себя настоящим Крезом. Пять целковых от Тауберта, десять – от Шувалова да еще тридцать – Прохорова пенсиона – почитай его годовое жалованье копииста.
Сначала не хотел брать с собой таковые-то деньжищи. Подумал, что лучше бы отложить немного да отдать верному человеку на сохранение. А то поиздержишься в дороге, вернешься в Петербург – и опять класть зубы на полку или побираться по друзьям-приятелям-знакомцам?
Но потом рассудил, припомнив невнятные намеки его сиятельства, что в Вологде все наличные средства могут пригодиться. Что-то подсказывало, что поездка будет трудненькой.
Ну, насчет старинных летописей сомнений не имелось. Вез с собой письма, адресованные Вологодскому архиепископу Варсонофию и подписанные лично Разумовским – президентом Академии. Граф настоятельно просил владыку споспешествовать в благородном деле во славу отечественной науки. Все рукописи надлежало изъять под расписку с гарантией безусловного возврата оных по истечении в них нужды законному владельцу. Святые отцы хоть и прижимисты, но против воли младшего брата, любимца государыни, открыто восстать не посмеют.
А вот что до прочего… Легко ль сказать: присмотрись. А к чему? Что это за слухи такие, что заинтересовали Тайную канцелярию?
Попробовал разведать еще в Северной Пальмире, но по всем статьям получил афронт.
Никто ничего не ведал. Или предпочитали держать язык на привязи? Не мудрено. По столице прокатилась волна арестов, связанных с делом Бестужева. Канцлер упорно не хотел сознаваться в каких-либо грехах. Твердил, что чист перед императрицей, как Божия слеза. Елизавета Петровна отчего-то бывшему канцлеру не верила, и Шувалов рыл носом землю в поисках улик.