След Виракочи
Шрифт:
И все-таки следователь считал такое развитие событий возможным. К счастью, чуть позже Маркос вспомнил, что в то время, когда он натирал кафель в душевой, туда заглядывал студент африканец. Хорошо, что тот студент нашелся и подтвердил слова Маркоса.
Хаймес тоже отлучался. Он дожидался Зину возле ее комнаты. Стучал, волновался.
Почему волновался? – Потому что Зина всегда выполняла обещания.
Было ли у него время пойти на стройку, убить и вернуться? Следователь считал, что было. Милицию также насторожил тот факт, что именно Хаймес накануне завел разговор о стройке и предположил, что Зина могла находиться там. Но у него тоже не оказалось мотива для убийства
Далее Александр Кузнецов. Он ни одной минуты не находился в одиночестве. Даже когда Хаймес ушел за Зиной, на кухню все время кто-то заходил.
Иван. С его слов, он расстался с Зиной там же – на пороге почтамта. Вернее, он вышел вместе с ней. Они поговорили пять минут на ступеньках. Когда она ушла в сторону общежития, стрелки на часах почтамта показывали без пяти два. Он заглянул в киоск купить сникерс (в киоске факт покупки шоколадки подтвердили и парня запомнили, но время уточнить не смогли). Зина ушла, а Иван вернулся в здание почтамта ждать звонка. И он его дождался (к тому времени его жена еще не родила, он нервничал из-за отсутствия новостей). Работники почты заверили, что Иван еще долгое время находился в отделении. Правда, он выходил ненадолго (как долго он отсутствовал, никто из них не мог ответить однозначно). Телефонный разговор с Перу состоялся в двадцать минут четвертого. Теоретически он тоже мог выйти из отделения, убить Зину, вернуться и ждать звонка. Но снова вставал вопрос: «Зачем ему нужна смерть Зины?», на который не находилось ответа. К тому же мысли Ивана в эти дни были заняты женой и малышом, никак не желавшим появиться на свет. Иван ходил сам не свой, потерял покой.
Он сообщил также, что Зина вела себя как обычно; странного состояния, которое могло быть вызвано наркотическими веществами, он не заметил. Девушка, принимавшая у Зины телеграмму, также хорошо запомнила ее («Красивая очень, улыбчивая, восточной внешности») и никаких странностей в ее поведении не увидела. А должна была. Потому что такая смесь психоактивных веществ действует достаточно быстро. Значит, приняла Зина наркотик, уже выйдя из почтового отделения. Но каким образом? Кто опоил ее этой гадостью?
Итак, у троих перуанцев было частичное алиби. Лишь Кузнецова следователь полностью исключил из числа подозреваемых. Частичное алиби, как им объяснили, означало, что ситуация не исключала предположения о совершении преступления любым из них, поскольку сведения о том, что в момент убийства они не могли находиться на стройке, так как были в общежитии (Маркос и Хаймес) или на почте (Иван) недостаточно убедительны для следствия, то есть все трое имели возможность находиться на месте преступления во время его совершения.
Но мотив? Ни у кого из них не было мотива! Мотив преступления – это то, что движет преступником. Преступлений без мотива не бывает.
Да и вообще, все четверо дружили с Зиной. Дружили, сообща отдыхали, вместе участвовали в новогоднем капустнике. Ни у кого из них не было мотива убивать Зину Кусаинову. Не было, и все тут!
Но тогда кто? И почему милиция зациклилась именно на них – друзьях Александра? Наверняка могли быть и другие подозреваемые. В университете учились сотни студентов из Южной Америки. Раз уж экспертиза показала, что наркотик, который приняла Зина, родом из тех мест, и на основании этого следствие выстраивало свои версии о преступнике, почему не проверяли других студентов? Или проверяли? Скорее всего, да. Просто Кузнецову об этом не докладывали… Что, в общем, естественно.
Может, на пути Зины, к несчастью, попался маньяк? Сумасшедший? Как правило, преступления людей с маниакальным расстройством связаны с сексуальным насилием. Но на теле Зины не нашли никаких следов борьбы или надругательства. Непонятно!
Возможно также, что произошло убийство по неосторожности. Следствие выдвигало и такую версию. По неизвестной причине Зина зашла на стройку (например, услышала скулеж котенка или крик о помощи…), и какой-нибудь рабочий не заметил ее, случайно толкнул, она упала и ударилась головой. Такое могло произойти? Вероятно. Но! Откуда в ее крови взялись психотропные вещества? Зачем относить ее на второй этаж и, главное, зачем укладывать тело в такую странную позу?
Да, это, пожалуй, был самый непонятный момент. Оперативники показали фотографии и отснятое видео. Зина… она лежала, свернувшись в комочек. Так лежат дети. Так лежит ребенок во чреве матери, поджав ручки и ножки. Что это может означать? Только то, что убийца имеет психические отклонения. Но среди знакомых Кузнецова таких нет. А уж Маркоса, Хаймеса или Ивана никак нельзя назвать психами или маньяками.
– Простите меня, – сказал в тот вечер Иван.
– За что? – не поняли друзья.
– За то, что я вчера радовался. Вчера у меня родился сын. А Зины больше нет. Вы не сказали мне, что Зина пропала, я понимаю… Вы не стали огорчать меня этим известием. Но все равно это нехорошо.
– Иван, у тебя радость. И это нормально, что ты был счастлив. Тем более, что все так сложно проходило. Теперь все хорошо: Ольга здорова, малыш тоже. Слава Богу… – ответил ему уставший Хаймес.
– Мы вчера радовались вместе с тобой. Это правильно. Вчера никто из нас не знал, что случилось с Зиной, – поддержал друга Маркос.
Еще Кузнецову запомнилось, что в эти дни – понедельник и вторник шестнадцатого и семнадцатого апреля тысяча девятьсот девяностого года, в самые тяжелые дни за годы учебы, все четверо между собой общались по-испански…
Busta y encontr'as (ищи и найдешь). Москва. Наши дни
Сердце стучало от волнения, когда Александр зашел в главный корпус альма-матер. Поступал он в восемьдесят восьмом году в советский Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, а заканчивал уже российский Университет дружбы народов. Изменилось не только название, но и «наполнение». Уже в девяностые годы были открыты новые факультеты, учебные институты, появились новые здания, а четыре года назад РУДН вошел в пятерку лучших ВУЗов России в национальном рейтинге университетов.
Но для Александра и его друзей никакие рейтинги не важны. Они и так знали, что родной университет – самый лучший и любимый (и в советские годы, и позже); а преподаватели – истинные мастера своего дела, виртуозы педагогики, обладающие эрудицией, знаниями и опытом. Профи, одним словом.
Анна Петровна, с которой он созвонился накануне, встретила его как родного. «Постарела… Сколько же ей?.. Однако выглядит прекрасно, живая и улыбчивая», – подумал Александр и сказал ей, что она мало изменилась. Он не лукавил, потому что внутренне Анна Петровна осталась прежней: обаятельной и отзывчивой. Несмотря на годы, она продолжала работать, занимала скромную должность в архивном отделе, что устраивало Кузнецова как нельзя кстати.