Следствие, которое не состоялось
Шрифт:
– Тогда, мистер, стучите вон в те двери. Только имейте в виду: неизвестно, в какой личине вы увидите наших шефов. Они - тоже актеры.
И действительно, за обычным канцелярским Сюро сидел мужчина в жестяной, крашенной под золото короне, густо украшенной цветными стеклянными драгоценностями. Он был закутан в мантию короля, на которой горностаевые хвосты имитировались клочками ваты. Высокий лоб, полузакрытые тяжеловатыми веками пронзительные глаза, крючковатый нос, аккуратные рыжеватые усы и бородка клинышком, которая еще больше удлиняла его и без того вытянутое
– Добрый день, господа, - поздоровался Джон.
– Мир тебе, человек, - величественно изрек бутафорский король.
– Я к вам по делу и хотел бы видеть директора.
– Кто же ты, что требуешь беседы с властелином?
– отозвался из угла странник разбойничьего вида.
– Я - коронер ее величества из города Дептфорда, мистеры. Мое имя Джон Шорт.
– Оно было бы точным, если бы фамилию укоротили на голову, - враждебно произнес странник.
– Оставь, Том, - прервал его король.
– Это же не налоговый агент!
– И, уже обращаясь к коронеру, он спросил: - А не удовлетворитесь ли вы услугами брата моего брата?
– То есть?
– ничего не понял Джон.
– Наш директор - Джеймс Бербедж, а я - его брат Ричард [Ричард Бербедж - первый исполнитель ведущих ролей в трагедиях Вильяма Шекспира], разъяснил король.
– Но директор вместе с частью труппы гастролирует сейчас в графстве Кент. Садитесь и говорите, что вас интересует.
Джон сел и выложил на стол два обгоревших листка. Ричард лишь бросил на них взгляд и, уже не глядя, взволнованно продекламировал:
При чем здесь вера? Тьфу!
Мне стыдно, хоть в притворстве я искусен,
Что может быть порукой и основой
Великих планов столь пустое слово.
– Том!
– возбужденно вскрикнул он.
– Это же отрывки из "Герцога Гиза", которые побывали в огне!
Странник вскочил на ноги.
– Откуда они у вас, коронер?
– спросил Ричард.
– Извините, это нас тоже волнует. Дело в том, что на днях у нас исчез единственный экземпляр этой трагедии.
– Каким же образом исчез?
– Как у вас говорят, - сказал взлохмаченный Том, подсев к столу, - при весьма загадочных обстоятельствах.
– Кстати, позвольте отрекомендовать: Томас Неш - актер и драматург.
– Если эти обрывки из того экземпляра, - задумчиво заметил Джон, - то рукопись сгорела в камине.
– Что произошло с Кристофером?
– вдруг спросил Томас Неш.
– Постойте, господа, иначе мы ничего не выясним.
Он хорошо понимал, что, если сейчас скажет про неожиданную смерть Кристофера Марло, допрос устроят ему самому.
– Я вижу, вы сообразили, о ком речь. Что вам известно про вашего коллегу?
Ответ его поразил.
– Ничего определенного, коронер.
– Ричард Бербедж забарабанил пальцами по столу.
– Все время куда-то исчезает,
– И вы никогда не расспрашивали его?
– А зачем?
– Монарх в жестяной короне от искреннего удивления поднял брови.
– Если человек сам не хочет чем-нибудь поделиться...
– Или же не имеет на это права!
– добавил Томас Неш.
– ...Он либо уклонится от прямого ответа, либо солжет.
– Вы правы, - вынужден был присоединиться к этому высказыванию Джон. Значит, вы ничего не знаете?
– подытожил он, уже собираясь идти.
– Почему бы это нам не знать?
– остановил его грозный странник. (Неужели он в таком виде шляется по улицам? А впрочем, в Нортон Фольгейте чего только не увидишь!) - Кое-что знаем, точнее - догадываемся.
– О чем именно?
– К примеру, я готов поклясться, что он не однажды находился во Франции и причастен к уничтожению враждебной нам Католической лиги во главе с Генрихом Гизом. Не имею представления только о степени его причастности.
– Откуда вы знаете?
– Известно откуда, - Том пожал плечами, словно речь шла о чем-то незначительном, - из его же трагедии "Герцог Гиз".
– Вот как!
– Наконец-то разговор приобретал чисто специфическую форму.
– А вы читали трагедию?
– К сожалению, только эти два отрывка. Но по вашим словам выходит, что в ней речь идет о действиях нашей разведки?
– Ничего подобного не выходит, - почему-то начал раздражаться Томас. И я об этом не говорил.
– Как вас понимать?
– Господи! Да это же ясно: когда мы, драматурги, читаем художественное произведение, то видим в нем намного больше, нежели обычный зритель. Это же очевидно!
– Что-то я ничего не соображу. Объясните, пожалуйста, что именно вы имеете в виду?
– Если вы этого не понимаете, то как я вам объясню?
– уже совершенно разозленный, ответил Томас.
– И вообще, есть вещи, которые не поддаются объяснению, если человек сам к ним непричастен.
– Извините, но я должен это понять, потому что пришел не из любопытства, а по делу.
– "По делу, по делу!" - пробурчал Томас.
– Не злись, Том, - повысил голос Ричард.
– Попробую объяснить я. Видите ли, в чем дело, коронер: работа драматурга, независимо от того, о каком времени идет речь и какие лица действуют, всегда персонифицирована. Он слышит голоса реальных людей, возобновляет в памяти реальные разговоры, отыскивая в них точное, колоритное слово, многозначительную деталь, присущую лишь данной конкретной личности. Это помогает и нам, актерам, сценично воссоздать правдивый образ. Так что в любом произведении заложен личный житейский опыт автора, его мировоззрение, его отношения к событиям, их общественная оценка. Все это порой видно по еле уловимым нюансам. Выделить их, ощутить - значит, в какой-то мере составить биографию самого автора, которая в общих чертах обязательно будет более или менее вероятной, ибо за спиной героев произведения незримо стоит сам автор.