Следы на снегу
Шрифт:
Тоненько позванивал колокольчик на шее оленя-вожака, впряженного в передние нарты майора Шелестова.
Тихой, безмолвной была тайга, и под заунывный звон колокольца каждому думалось о своем.
Старик Быканыров думал о "Красноголовом". Он был почему-то уверен, что судьба и на этот раз вновь свела его с Шарабориным.
На сердце у Шелестова была тревога. Он и сам не отдавал себе отчета, почему она вдруг пришла. Ничего не изменилось с той минуты, когда они покинули рудник, а волнение охватило его сердце и держало в напряжении.
"Может быть, оттого, что он до сих пор не знал, куда стремятся беглецы?
Шелестов был во власти своих мыслей.
А лейтенант Петренко с любопытством всматривался в новые для него места.
Иногда, большей частью в ложбинках или в руслах заснеженных рек, чуть ли не из-под самых ног оленей вскидывались с шумом едва отличимые от снега, похожие на комочки, белые куропатки. Напуганные, возможно впервые видящие человека, они отлетали немного поодаль и вновь садились, пропадая в снегу.
"Глупые птицы", - думал Петренко.
Они видели сидящих на березах в сторонке, в неподвижных позах, похожих на чучела, тетеревов. При приближении нарт с людьми они с любопытством вытягивали шеи, крутили странно головами, но не проявляли особых признаков беспокойства.
Очередную короткую остановку сделали у примятого снега на месте привала беглецов. Олени встряхнулись и опустили головы, отяжеленные рогами.
Старик Быканыров тотчас же вместе с майором начал тщательно осматривать место привала.
Делали они это молча, спокойно, внимательно. Шелестов поднял два окурка папирос "Беломорканал", а Быканыров извлек из снега несколько небольших костей.
– Однако, устали они, - высказал свое мнение Быканыров.
– Шибко устали. Мясо ели холодное. У якута сломалась лыжа. Правая. Он ее кое-как скрепил. Худо ему стало идти. Совсем худо. Теперь он позади шел.
Шелестов про себя подумал:
"Мудр и проницателен мой старый друг. Какие зоркие и наблюдательные у него глаза. Он читает следы, как я книгу".
А лейтенант Петренко не стерпел и спросил:
– Как вы все это узнали, товарищ Быканыров?
– Что все?
– переспросил старик.
– Ну, хотя бы то, что они устали, что мясо ели холодное, что сломалась лыжа именно у якута?
– пояснил свой вопрос лейтенант.
Быканыров курил трубку, улыбался, а в руках вертел кость.
– Хитрого, однако, тут мало. Медленно идут, часто отдыхают наверняка устали. Здесь вот ели, курили, и прямо на снегу. И мясо ели холодное. Следов костра нет. Горячее мясо от кости отстает, а это, гляди... Лыжа сломалась у якута, сразу видать. Русский идет с палками.
Эверстова сказала:
– У нас олени сильные, хорошо бегут, и груз распределен равномерно, правильно. Я подсчитала, что ночью, в крайнем случае к утру, мы нагоним коменданта.
– А если они на лыжах пойдут по таким местам, где олень не пройдет? высказал опасение Петренко.
– Не бывает так, - усмехнулся Быканыров.
– Где пройдет человек олень всегда пройдет.
– А олени у нас хорошие, слов нет. Молодец Неустроев. Спасибо ему за оленей, - добавил Шелестов.
– Неустроев знает, что делает, - заметил Быканыров. Ему всегда было приятно слышать лестные отзывы о своем председателе колхоза.
Быканыров бросил кости в снег, вытер руку, присел на первые нарты и, дымя трубкой, заговорил опять:
– Председатели бывают, однако, разные. Я всяких видел. Год, а то и два было тому назад. Приехали я и мой дружок к Окоемову. Окоемов председатель колхоза "Охотник Севера". Старый председатель. Мы к нему забежали, вроде как в гости, по пути, чайку попить, поговорить. От нашего колхоза до "Охотника Севера" сто десять километров. Окоемов дома был. Хорошо нас встретил, ласково. Выложил лепешки горячие, прямо от камелька, сохатину вареную поставил, ханяк* дал, чай пили крепкий, черный. Ешь сколько вместится. Много ели, пили, потом трубки курили, разговаривали. Окоемов говорил, а мы слушали. Он говорил про колхозные дела. Все рассказал. Кто и сколько белок настрелял в сезон, сколько горностаев, лисиц наловил, сколько сдал в Якутпушнину. Окоемов все знает: какой бык самый лучший в стаде, какой приплод дала каждая важенка, сколько оленей в колхозе, у кого какое ружье, как оно бьет, кто лучший стрелок. Я слушал Окоемова, долго слушал, а потом спросил: "Однако, скажи, сколько свадьб было в этом году в твоем колхозе?" Окоемов засмеялся и говорит: "Вот уж не считал!" А я опять спросил: "А сколько у вас в колхозе за этот год новых людей народилось?". Окоемов опять засмеялся. "Что я ЗАГС, что ли, или шаман?" Видишь, какой он. А я на его слова обиделся. Как может такой человек быть председателем? В голове у него белки, горностаи, быки, важенки, ружья, а человека нет. Человека забыл Окоемов. А наш Неустроев нет. У него первое дело человек. Вот и вчера. Пришел я, рассказал все, Неустроев и говорит: "Пошли в стадо. Выберем самых лучших". Прочный человек Неустроев. Глубоко смотрит.
_______________
* Х а н я к - кушанье из молока.
Быканыров выбил золу из потухшей трубки, упрятал ее в кисет.
Шелестов уже тоже выкурил папиросу.
– Ну, трогаемся!
– сказал он, усаживаясь на нарты.
И снова побежали олени, снова замелькали опушки, укрытые снегом болота, скованные льдом реки.
Заметно начинало темнеть. Короток день в эту пору на севере.
И вот после почти часовой езды первые олени сделали вдруг такой крутой поворот у березы-тройняшки, что нарты встали на бок, и Шелестов едва удержался на них.
И все сразу увидели, что лыжня кончилась и пошла накатанная нартовая дорога.
Шелестов остановил своих оленей.
– Бедолюбский, однако, тоже пошел по этой дороге, - заключил Быканыров, не сходя с нарт.
– И второй с ним пошел.
– Да, так и есть, - согласился Шелестов и тронул оленей...
Прошло не больше десяти минут, и майор остановил свою упряжку и даже оттянул ее немного назад. Он быстро сошел с нарт, сделал шага два к сторону и замер: на вмятом снегу зловеще выделялась большая лужа крови.
Шелестов стоял, не в силах оторвать глаз от крови, которая уже давно замерзла и затянулась коркой льда.
К майору подбежали Быканыров, Петренко, Эверстова.
– Кровь...
– прошептала Эверстова.
– Да, и кровь человеческая, - добавил Петренко.
Снег вокруг был утоптан, умят, виднелось множество следов ног человека. Вмятины, пятна крови и беспорядочные следы ясно говорили о том, что здесь происходила борьба.
Таас Бас метался тут же, по брюхо в снегу, вдыхая в себя новые запахи.