Следы в небе
Шрифт:
Горючее было на исходе, силы летчика иссякали. Физическая нагрузка, которую он испытывал, была так велика, что у него хлынула носом кровь, на несколько секунд он терял зрение.
И все же машина была укрощена. Коккинаки удалось вырвать шасси и спасти машину.
В третий раз он на взлете потерял правое колесо, но продолжал полет и мастерски сел, плавно коснувшись земли левым колесом. Самолет остался цел, подломился только узел «ноги» да помялась консоль крыла.
В четвертый раз во время испытания морского самолета в воздухе отказал мотор. Пилоту
В пятый раз Коккинаки попал в перевернутый штопор. Земля неожиданно оказалась над головой и стремительно надвигалась на летчика. Сам он, плохо привязанный, наполовину вывалился из кабины. Он никак не мог дотянуться до ручки управления. Только у самой земли летчик вышел из штопора, в котором падал головой вниз...
В шестой раз... Перечень воздушных «чэпэ», которые случались с летчиком-испытателем В. К. Коккинаки, можно продолжать и продолжать.
И ни разу во время тяжелых положений он не подумал о парашюте, не бросил в воздухе машину.
В этом Коккинаки был похож на Чкалова, которым не переставал восхищаться. Он любил повторять чкаловские слова: «Летать надо с холодным умом и горячим сердцем». Пожалуй, самый тяжелый день в жизни Коккинаки был 15 декабря 1938 года, когда он стал невольным свидетелем трагической гибели Валерия Павловича.
...Почти все чрезвычайные происшествия, о которых мы так скупо рассказали, произошли в первый период испытательской работы Коккинаки. Из года в год их становилось все меньше и меньше. Дело не только в том, что летчик накапливал опыт и знания, но и в том, что конструкции наших самолетов становились все совершенней, моторы надежней, системы управления и приборы безотказней.
Давно миновали времена, когда летчик-испытатель, садясь в кабину нового опытного самолета, не знал, полетит он или не полетит. В последние годы авиационная промышленность достигла такого уровня, что подобному сомнению не осталось места. Больше того, летчик-испытатель заранее может предсказать, как машина будет вести себя в воздухе.
Летчик-испытатель обычно начинает знакомиться с будущим самолетом, когда он существует только на листах ватмана и кальки. Потом присутствует в цехах при создании и сборке различных узлов сложнейшего агрегата, каким является современный воздушный корабль.
Испытание самолета, как правило, длится очень долго — месяцы, а иногда и годы. В бесчисленных полетах пилот должен дать полную и разностороннюю аттестацию машины, определить ее летные качества, прочность и надежность отдельных частей и механизмов, дать исчерпывающую характеристику моторной группы. Ничто в воздухе не должно ускользнуть от его внимания, зрения и слуха. Для этого у летчика есть помощники: самозаписывающие приборы, съемочная аппаратура, различные устройства, сигнализирующие о малейшей ненормальности в работе материальной части. Это облегчает и в то же время усложняет обязанности
На приборной доске современного большого скоростного самолета и без того множество циферблатов, за которыми требуется следить, рычагов, которые надо передвигать, тумблеров, которые необходимо переключать.
Надо быть чрезвычайно внимательным, обладать недюжинной памятью, чтобы вовремя выполнить все задания испытательного полета, продиктованные инженерами.
К тому же в воздухе на новой машине летчика все время ждут коварные «сюрпризы». Предугадать их невозможно, но нужно быть готовым в секунду-другую принять решение и согласно ему действовать молниеносно и точно.
Раздумывать или с кем-нибудь посоветоваться, когда угрожает опасность в воздухе, нет времени и возможности. Нельзя, конечно, иметь готовые "рецепты" на случай всех аварийных положений, но многое можно предусмотреть. Быстрые действия в небе — результат долгих раздумий на земле.
Как и все опытные летчики, Коккинаки в длительных и постоянных тренировках на земле и в воздухе выработал в себе почти абсолютный автоматизм движений, совершаемых во время полета.
Коккинаки тщательно готовится к каждому испытательному полету. Мысленно он все время в воздухе, на. новой машине. Бывали случаи, когда летчик просыпался ночью и сам себе задавал вопросы.
— А что вы будете делать, Владимир Константинович, если вдруг захлебнется мотор?
— Какое решение вы примете, если начнется вибрация хвостового оперения?
— А что если на этой красавице вспыхнет пожар?
И он продумывал один вариант действия за другим, пока не останавливался на самом, по его мнению, подходящем. Тогда он натягивал на себя одеяло и снова крепко засыпал.
Выручало и великолепное знание техники.
— Настоящий летчик должен быть немного инженером,—говорит Владимир Константинович, — а летчик-испытатель просто обязан быть хорошим инженером!
Его техническая эрудиция и особая интуиция удивляют конструкторов, моторостроителей, ведущих инженеров, механиков.
По словам работавших с ним техников, Коккинаки «слышит, как подается бензин в мотор».
Вот почти стенографическая запись одного эпизода, сделанная его свидетелем:
«Оборвав испытание мотора новой конструкции в воздухе, Коккинаки раньше времени вернулся на землю и сказал инженерам и техникам:
— Разберите правый мотор. По-моему, у верхнего цилиндра начал гореть поршень.
— Не может быть. Моторы тщательно проверялись. Да и как вы узнали, что дело в верхнем цилиндре, ведь. их четырнадцать?
— А все-таки посмотрите!
— Но приборы показывали нормально?
— Нормально.
— Температура масла в норме?
— В норме.
— Мотор давал перебои?
— Можно сказать, что нет. Разок-другой вздохнул тяжело, но я убежден: в следующем полете мотор рассыпется в воздухе.
Разборка двигателя, к которой нехотя приступили механики, показала, что поршень верхнего цилиндра правого мотора действительно начал прогорать».