Слэм
Шрифт:
Но, как оказалось, то, что Алисия стала со мной мила, — хороший знак, так что, может быть, мир вовсе не стоит вверх тормашками. А я понял, что это хороший знак, сразу же, потому что она стала рассуждать о том, что мы с ней сможем сделать вместе. Она сказала, что хочет прийти в Грайнд-Сити посмотреть, как я катаюсь, и потом спросила, хочу ли я сходить с ней в кино.
Это звучало так, как будто мы уже решили встречаться дальше. Но так просто ничего никогда не бывает, правда ведь? И еще, с чего я взял, что она ни с кем не встречается? Алисия могла бы заполучить любого парня, какого захотела, — так мне казалось. Да, так оно и было.
Поэтому когда она упомянула об этом походе
— Посмотрим, как пойдет, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Ну, знаешь... Я иногда допоздна делаю домашнее задание. А все выходные катаюсь.
— А ты уж как-нибудь приспособься.
— Ну конечно. А у тебя есть кто-нибудь на примете, кто пойдет со мной?
— О чем ты?
— Я не хочу идти в кино с тобой и твоим парнем, — ответил я.
Видите, какой у меня был хитрый план. Я хотел разузнать, что у нее на уме.
— Будь у меня парень, я бы тебя с собой в кино не звала, правда? Будь у меня парень, ты бы здесь, наверное, не сидел, и я тоже.
— Я думал, у тебя есть парень.
— С чего ты это взял?
— Не знаю. А почему нет?
— Поссорились.
— Извини. А когда?
— Во вторник. Мое сердце разбито — как ты сказал бы.
— А как долго вы встречались?
— Два месяца. Но он хотел секса, а я не была готова.
— Понятно.
Я опустил глаза. Пять минут назад она не хотела, чтобы я знал, какую музыку она слушает, а теперь рассказывает мне о своей сексуальной жизни.
— Ну, может, он передумает, — сказал я. — По поводу секса, я хочу сказать.
— А может, я передумаю.
— И то верно.
Почему она сказала, что может передумать о том, готова ли она к сексу. Другими словами, она дала мне понять, что может заняться сексом со мной? Или что она может передумать и заняться сексом с ним? А если она имела в виду это, то как же я? Может ли быть так, что она встречается со мной, а потом вдруг решает, что пришло время переспать с ним? Кажется, это была важная информация, но я не был уверен в том, что правильно ее понимаю.
— Эй! — сказала она. — Хочешь пройти в мою комнату? Телик посмотреть? Музыку послушать?
Она встала и, потянув меня за руки, заставила подняться. А это что такое? Что, она уже передумала относительно секса? И мы за этим идем к ней наверх? И я потеряю девственность? Я чувствовал себя так, будто смотрю фильм, смысл которого мне не постичь.
Пару раз у меня уже чуть было не случился секс, но я сдрейфил. Это славно — заниматься сексом в пятнадцать лет, когда твоей маме тридцать один. А эта девчонка, Дженни, она все время говорила, что все будет пучком, но я не представляю, что именно она имела в виду. А вдруг она была из тех девчонок, которые на самом деле хотят ребеночка, уж не знаю почему. У нас в школе была парочка таких малолетних мамаш, и они вели себя так, будто ребенок — это iPod или новый мобильник, или что-нибудь такое, какая-то мулька, которой можно покрасоваться. Между ребенком и iPod'ом много различий. И главное — никто тебя по голове не шарахнет из-за твоего ребенка. Ребенка не нужно прятать в кармане, когда едешь в автобусе поздно ночью. А если подумать, это кое-что да значит, поскольку по голове тебя шарахают за то, что стоит иметь, а следовательно, ребенка иметь не стоит. Ну, так или иначе, я с этой Дженни спать не стал, и она сказала об этом своим подружкам, и некоторое время обо мне шушукались в коридорах и всякое такое. А следующий парень, с которым она встречалась... Ну, нет, я не хочу повторять вам, что он сказал. Это было глупо и отвратно, и мне очень не понравилось — вот все, что вам надо знать. После этого я занялся скейтингом всерьез. Я в том смысле, что стал проводить больше времени наедине с собой.
Пока мы поднимались по лестнице и шли к ее спальне, я стал воображать, что Алисия запрет дверь, посмотрит на меня и начнет раздеваться, и, честно говоря, сам не знаю, как я к этому в тот момент относился. Конечно, в этом была положительная сторона — это очевидно. С другой стороны, она могла испытывать меня: знаю ли я, что делать, — а я не знал. А внизу мама, и кто поручится, что она как раз сейчас не отправится меня искать? И ее, Алисии, мама и папа внизу. И еще я чувствовал, что если ей и хочется секса, то не стоит ей заниматься этим с парнем, которого она в первый раз увидела. Значит, не надо делать этого со мной.
Не о чем было беспокоиться. Мы вошли к ней в комнату, и тут она вспомнила, что не досмотрела фильм «Сорокалетний девственник», так вот мы и досматривали его вместе. Я сидел в старом кресле, которое было у нее в комнате, а она — на полу между моих ног. А потом, чуть погодя, она прислонилась спиной к моим коленям и прижалась к ним. Это я запомнил. Я воспринял это как послание. А потом, когда фильм кончился, мы спустились вниз. И тут как раз мама стала искать меня, мы пошли домой.
Но когда мы уже направились к выходу, Алисия босиком побежала за мной и дала мне эту черно-белую открытку с изображением целующейся пары. Я взглянул на открытку, но отчего-то не понял зашифрованного послания, поэтому она закатила глаза и шепнула:
— Переверни.
Я перевернул, а на обороте было написано: «До завтра, в кино».
— Ага, — сказал я, — хорошо.
А когда Алисия отошла, мама подняла бровь так высоко, как только она одна умела, и спросила:
— Так вы завтра в кино идете?
— Да, — ответил я. — Похоже на то.
И тут мама рассмеялась и спросила:
— Права я была?
И я ответил:
— Ты была права.
3
Тони Хоук потерял невинность в шестнадцать лет. Он тогда участвовал в соревновании, которое называется «Царь горы», в местечке под названием Трэшмор, в Вирджинии-Бич. Он пишет в своей книге, что нарушил условия, превысив время в полтора раза. Надо было проехать за сорок пять секунд, а он опоздал на двадцать две с половиной секунды. «Я был счастлив, — сказал он мне. — Никогда не забуду этих трюков, которые я тогда выделывал».
На следующий день было воскресенье, и я приехал в Грайнд-Сити с Кролем. Точнее, я встретил Кроля на автобусной остановке, так что дальше мы ехали вместе. Кроль может проделывать трюки, которые я не умею, — он уже целую вечность умеет делать гей твист, так что он прав, завысив себе планку: научиться делать мактвист. Так называется вращение на пятьсот сорок градусов.
Когда я пытаюсь объяснить трюки маме, ее всегда сбивают с толку эти цифры.
— Пятьсот сорок градусов? — спрашивает она, когда я толкую про мактвист. — Откуда вы знаете, что повернулись именно на пятьсот сорок градусов?
И мы теряем время, высчитывая градусы. Но пятьсот сорок — это триста шестьдесят полюс сто восемьдесят — другими словами, сделать вращение и потом полувращение. Мама выглядит несколько разочарованной, когда я ей это объясняю. Думаю, она надеется, что скейтинг превратит меня в какого-то математического гения и что я буду считать в голове, когда другие парни пользуются компьютером. ТХ, кстати, делал девятьсот градусов. Может быть, если я объясню вам, что это абсолютно невозможно, то вы поймете, почему стоит увековечить его имя, назвав в его честь какую-либо страну.