Слэм
Шрифт:
Я опять промолчал.
— Пиццерия и кино. Как насчет этого?
— Нет, ты очень хорошая... — сказал я, будто она была со мной милой и предлагала что-то дельное. То есть так, конечно, и было. Она предлагала мне пиццу и кино. Но, с другой стороны, она собиралась помешать мне делать то, что я хотел, и она это знала, и я это знал.
— Давай я скажу по-другому, — продолжила она. — Проведем вечер вдвоем. Чего ты хочешь? Твой выбор.
Теперь обо мне. Я не хотел быть плохим. Может, вы думаете, что это дурно — спать с Алисией, но я так не чувствовал и не считал, что поступаю хреново. Я говорю о вещах, о которых я точно знаю, что это неправильно. Вы встречаете в школе ребят, которые ругают учителей и собачатся с другими ребятами, которых считают геями, или ругают ребят, которых считают геями, и собачатся с учителями... Я так не могу и никогда не смогу. Я ненавижу врать, тем более воровать. Я однажды
— А Алисия может пойти с нами?
— Нет. В этом и состоит смысл вечера.
— Почему?
— Потому что ты с ней проводишь слишком много времени.
— Почему это тебя напрягает?
— Это нездорóво.
Это правда, что я сейчас мало гуляю, но она имеет в виду нечто другое. Хотя я не знаю, что конкретно.
— Что это значит — нездорово?
— Ты забросил все на свете.
— Что именно?
— Друзей. Уроки. Семью. Скейтинг... Все. Жизнь.
Все было совершенно наоборот, потому что жизнь моя только и начиналась, когда я был с Алисией. А все, что она перечислила, — это было только ожидание.
— Всего один вечер, — сказала она. — Это тебя не убьет.
Да, это меня не убило. На следующее утро после похода в пиццерию и в кино я проснулся и был все еще жив. Но это походило на те пытки, о которых читаешь, будто они хуже смерти, потому что на самом деле ты предпочел бы сдохнуть. Боюсь, я недостаточно уважительно отзываюсь о тех, кто в действительности пережил подобные пытки. Но такое сравнение ближе всего. (И это, кстати, одна из причин, по которой я никогда не стану военным. Я реально ужасно боюсь пыток. Я не утверждаю, что те, кто становится военными, хотят, чтобы их истязали. Но они не могут не думать об этом, правда? Так что они должны для себя выбрать службу или, например, сидение без работы, или вкалывание в офисе. А на мой вкус, лучше торчать в офисе, чем чтобы тебя мучили. Только не поймите неправильно. Я не хотел бы трудиться на скучной работе, типа, снова и снова делать фотокопии листа бумаги, изо дня в день, пока не помру. Но это куда приятнее, чем зажженная сигарета в глаз. Это не мой выбор.)
Несколько недель подряд было достаточно тяжело просыпаться каждое утро и знать, что увижусь с ней только вечером, после школы. Это была мука мученическая. Как будто ногти у тебя вырывают один за другим. Но в тот день, когда мы ходили с мамой в пиццерию, я проснулся с мыслью, что не увижу ее ДО ЗАВТРАШНЕГО ВЕЧЕРА, и это было скорее похоже на ту пытку, описание которой Райан Бриггс скачал из Интернета. Я особенно не вдавался в подробности, но она заключалась в травле собаками на яйца — не куриные, само собой. У меня до сих пор холодок бежит по спине, когда я об этом вспоминаю.
Отлично, не видеть Алисию сорок восемь часов — это не то что тебе твои яйца... Но это все равно что не дышать. Или дышать поверхностно, будто в твоем баллоне не хватает кислорода. Все это время я не мог сделать полноценного вдоха и даже начал паниковать немного — ну, как если ты на морском дне, на поверхность выбираться долго, а кругом плавают акулы... Ну и все такое. Нет, не совсем то. Собак не было, и ничего такого, и акул не было. За акулу могла бы сойти мама, но это слишком натянутое сравнение. Она просто хотела купить мне пиццу. Она не пыталась вырвать мне внутренности своими зубами. Поэтому я оборвал бы фразу на этом месте: на поверхность выбираться долго. Алисия равняется поверхность.
— Могу я позвонить? — спросил я у мамы, когда пришел домой.
— А тебе надо?
— Угу.
Да. Надо было. Иначе не сказать.
— Мы скоро уходим.
— Сейчас полпятого. Кто ест пиццу в полпятого?
— Пицца — в полпятого. Фильм — в полшестого.
— Что мы будем смотреть? .
— Как насчет «Горбатой горы»?
— Да ладно!
— Что это значит: «Да ладно»?
— Так мы говорим, когда кто-то тупит или что-то в этом роде.
— И кто здесь тупит?
И тогда я понял, что она не шутит. Она действительно хочет, чтобы мы с ней вдвоем пошли и посмотрели «Горбатую
— А ты хоть знаешь, про что это? — спросил я.
— Да. Про гору.
— Прекрати, мама! Не могу я идти на этот фильм. Меня завтра в школе задолбают.
— Тебя задолбают за то, что ты посмотрел кино про голубых ковбоев?
— Да. Иначе зачем я пошел смотреть это кино? Ответ один!
— Боже мой, — сказала мама. — Неужели у вас в школе все так запущено?!
— А то, — сказал я, потому что так оно и было.
Мы решили, что посмотрим, не идет ли какой-нибудь другой фильм, а потом я позвонил Алисии на мобильник и тут же получил в ответ сообщение, что, мол, телефон отключен. Я позвонил еще раз через пару минут, и снова это сообщение, затем я звонил каждые тридцать секунд — все по-прежнему. Мне на какое-то мгновение показалось, что я вообще не смогу с ней больше никогда поговорить. И у меня начались... ну, типа, черные мысли. Чего это она не берет трубку? Она не могла не знать, что я пытаюсь до нее дозвониться. Она знала, что сегодня у нас паршивый день. Вчера вечером, когда я сказал, что мама не хочет, чтобы мы завтра виделись, она заплакала. А сейчас ей как будто и дела нет, если только она не с кем-то другим. И я подумал, знаете: «Черт ее подери! Какая сука! Я один вечер с ней не встречаюсь, а она уже нашла себе другого. Так они и называются, такие девчонки. Ну правда, если вы ни одного вечера без секса прожить не можете — это же нимфомания. Правда? У вас проблема! Она как наркоманка, только вместо наркотика — секс».
Действительно. Вот на что это похоже. И знаете, что я думал потом, немного успокоившись? Что в этом есть что-то нездоровое. Нельзя же так вот называть свою девушку сукой и нимфоманкой только потому, что у нее сломалась зарядка от мобильника. (Именно это и случилось. Она мне потом послала SMS-ку, когда смогла подзарядить мобильник папиным зарядным устройством. Это была милая SMS-ка, правда.)
Так или иначе, я пребывал в таком настроении, какое подразумевало не лучшее начало. Мы пошли в торговый центр, в тамошний кинотеатр, смотреть, что там идет кроме «Горбатой горы», а там мало что показывали. То есть не совсем. Там было много такого, что я хотел бы посмотреть, например «Кинг-Конг», всего за пятьдесят центов, и много такого, что хотела бы посмотреть мама, например что-то про садоводство и про японских девочек, которым делают крохотные ступни. Но не было ничего такого, что хотели бы посмотреть мы оба. И мы так долго спорили, что не успели съесть пиццу, и нам пришлось ее доедать на ходу по пути в кино. Мы попали на дурацкий фильм про мужика, который по ошибке проглотил кусок своего мобильника, и получилось так, что все текстовые сообщения проходили через его мозги. Сначала была куча сообщений от девчонок, которые разобиделись на своих парней. А затем он получил сообщение о том, что какие-то террористы хотят взорвать мост в Нью-Йорке, и он вместе с одной девушкой помешал им. Ну хоть скучно не было. Но маму оно достало, мы с ней потом поспорили. Она сказала, что проглотить мобильник — это нелепо, а я отвечал, что мы не в курсе, что случится, если мы проглотим, может быть, это не так уж и дико. Но она даже не дала мне объяснить, что, на мой взгляд, глупее всего в этом фильме. Она сразу же свернула на то, как мне вывихнули мозги все эти видеоигры и телик.
Все это сейчас неважно. Важно, что в тот вечер мама встретила одного парня. Знаю-знаю. Предполагалось, что мы с мамой проведем вечер вместе, и мы с Алисией не увидимся. Но тут произошло кое-что еще. Буду справедлив к маме: то, что она встретила этого мужика, много времени у нас не отняло. Я даже и узнал-то об этом только через несколько дней. (То есть, точнее, я знал, что она встретила мужика. Я не имел понятия, что она Встретила Мужика, если понимаете, о чем это я.) Мы ждали пиццу, и нам предложили сесть за столик у двери, который специально для тех, кто берет пиццу навынос. Тут я отошел в туалет, а когда вернулся, мама болтала с этим мужиком, который сидел за соседним столиком со своим ребеночком. Они говорили о пицце, потом о том, какие бывают пиццерии, и так далее. Но когда нам принесли упаковку с пиццей, я сказал маме:
— А ты времени зря не теряешь!
Она в ответ:
— Да уж, я такая...
Ну и пошло-поехало. Она тогда ничего об этом мужике не сказала. Не сообщила, что знает его по работе. Он несколько лет назад уволился, но ее запомнил, хотя на службе они ни разу друг с другом не говорили. Они работали в разных отделах, мама — в культуре и отдыхе, а Марк (марка-помарка) в отделе здравоохранения и социального обеспечения. Когда он осмотрелся, то сказал себе, что у него-то в Айлингтоне не будет времени позаботиться о собственном здоровье.