Слепая ярость
Шрифт:
— Ты — удивительный! — с чувством сказала Линн. — Ты — лучше всех!
Фрэнк, разумеется, не стал спорить. И почувствовал некоторые угрызения совести: если б знала Линн, как разнузданно вел он себя со всякими случайными шалавами… Нет-нет, теперь-то он поставит на них крест навсегда — хватит, наигрался. Ему, почитавшему себя за неразборчивого похотливого кобеля, было немного странно так думать, — но тем не менее Фрэнк каким-то шестым чувством осознавал, что именно так и будет.
— Жарко, — сказал он. — Может, пойдем ополоснемся, Линн?
— Пойдем, — легко согласилась она и проворно соскочила с дивана.
Фрэнк сразу открыл душ на полную мощность, и колкие струи ударили по телу, пробуждая в нем новый прилив энергии. Линн стояла к нему спиной, и он водил руками по ее мокрым плечам, ощущая тончайшую прослойку меж своими ладонями и напряженной кожей, которая облегала ее плоть, — и в конце концов он не мог стерпеть при виде ее замечательного зада, омываемого беглыми ручейками, слегка выпячивающегося — как будто напрашивающегося на что-то такое…
— Нагнись-ка, — хрипло сказал он.
Линн послушалась — и ее округлые ягодицы коснулись его чресел… Теперь-то он знал, что делать: не раз уже ему приходилось брать женщину в такой позиции — но тут-то была она, Линн…
Фрэнк ощутил смущение: вдруг Линн подумает о нем что-то лишнее, поймает его на изощренности — ведь она подставила свою попку совершенно случайно, не догадываясь о возможных последствиях… Но желание оказалось сильнее всех сомнений и оговорок — то самое нечто, которым Фрэнк так гордился, тут же подало признаки жизни.
Он был не волен над собою: та штука, размеры которой он прежде определял как вполне стандартные (сверяясь с данными «Пентхауза» по поводу всяческих кинозвезд), приобрела вдруг совершенно умопомрачительные размеры — и ей уже ничего не оставалось другого, кроме как ткнуться между мокрых ляжек Линн.
— Ты что, милый? — прошептала она, запрокидывая голову таким образом, что ее намокшие волосы легли ему на грудь. — Чего ты хочешь?
— Тебя… — сказал Фрэнк, не имея другого объяснения, и, скрестив руки на животе Линн, заставил ее согнуться так, чтобы его настырный оккупант мог без помех вторгнуться в оккупируемые области.
Она тоненько пискнула, ощутив в себе столь здоровенную оглоблю, и спросила срывающимся голосом:
— Фрэнк, но разве так можно?
— Нужно, дурочка, нужно, — отозвался Фрэнк, вторгаясь все дальше в заветный альков.
И Линн поверила ему — он почувствовал это по тому, как ее круп начал навинчиваться на его торчащий гвоздь, изнывающий от желания.
— Ну, давай, моя девочка, давай, — шептал он, окунаясь — иного слова и не подберешь — в ее мягкое податливое тело..
Груди Линн легли в его ладони, и Фрэнк чувствовал как потвердели ее соски — словно кончики карандашей, которыми раскрашивал он в детстве картинки…
— Не может быть… — шептала Линн, вбирая в себя его мужскую силу.
— Может, может… — бормотал Фрэнк, ощущая как охотно распахиваются ворота заветного замка перед его атакой.
— Что же ты делаешь со мной?.. — простонала Линн, не забывая между тем вовсю вертеть наиболее выдающейся частью своего тела.
— Что? Что? Я потом тебе скажу — что…
Голос Фрэнка переходил в рык, и он уже готов был сказать Линн — ЧТО именно он с ней делает, но ему попросту не хватало воздуха на лишнее слово. Да и не до слов ему было сейчас…
— Какой ты…
Боже, что за задница у этой девчонки… И ты ходил рядом с нею два долгих года, не смея ни прикоснуться, ни рассмотреть как следует… Ну, бери же теперь ее, бери — пусть знает, как ЭТО должно быть!
И тут его босая нога предательски скользнула по дну ванны — и трепещущий пенис выскользнул из своего тесного убежища.
— Ах-х… — простонала Линн.
Фрэнк попытался удержаться на ногах, но силы уже изменили ему — и он вытянулся во весь рост на эмалированном днище.
— Ну куда же ты, милый?
Ее ноги вздымались над ним подобно колоннам храма, а между ними призывно зияла мохнатая святыня…
— Ой, прости, я поскользнулся…
— Ничего, ничего, мой дорогой… Сейчас все будет хорошо…
Линн заткнула пробку, и ванна начала заполняться. Вода подступила Фрэнку под бока, защекотала волосы на груди… А подрагивающий инструмент по-прежнему торчал на изготовку, готовый овладеть снова этой ненасытной девичьей плотью.
— Ну где же ты? — прохрипел Фрэнк.
— Я здесь…
Линн обрушилась на него сверху с такой силой, что часть воды шумно выплеснулась на пол ванной комнаты. Ее прицел был верен — она нанизалась на торчащий кол Фрэнка с такой точностью, будто проделывала это уже не первый раз.
— Ох-х…
Он чуть не захлебнулся от поднятой ее телом волны, но инструмент сработал безукоризненно — и два жаждущих тела тут же забились в экстазе.
«Опять она на мне», — с неудовольствием подумал Фрэнк, сглатывая попавшую в рот воду.
Он поддел пяткой пробку — и вода со сладострастным курлыканьем устремилась в освободившееся отверстие…
«Ну, сейчас я тебе задам…»
Ванна опустела — и тут Фрэнк ужом вывернулся из-под Линн и встал на ноги.
— Куда ты? — простонала она.
Он не стал отвечать — подхватил ее под мышки, выпрямил и развернул снова попкой к себе. «Вот тебе!» — и вслух повторил то же:
— Вот тебе!
Неутомимый инструмент не подвел — и вошел точно и плотно, словно меч в ножны.
— Оу-у-у! — вырвался истошный звериный вопль из груди Линн.
«Ну, получай, получай, получай!…»
Фрэнк безумствовал над ее мокрым задом, словно пытаясь разом расквитаться за долгие месяцы ожидания, за долгие бестолковые разговоры, за былую ломоту в паху: получай, моя детка, пойми, что такое любовь…