Слепая ярость
Шрифт:
— Замечательно, — отозвалась Линн.
Этот человек нравился ей все больше и больше.
— Скажите, мистер Паркер…
— Давайте лучше — просто Ник.
— Ну, а я — Линн, как вы помните… Скажите, Ник, а вы не женаты? Уж простите мое женское любопытство.
Линн почувствовала, как она опять краснеет.
— Нет, — качнул головой Ник. — А почему вы об этом спросили?
— Я же говорю — любопытство! — засмеялась Линн. — А если серьезно: у вас такие богатые интонации, которые, как мне кажется, могут выработаться только при условии
— Вам, наверное, хочется укоризненно погрозить мне пальчиком, Линн? Не стоит: что касается интонаций — это у меня чисто профессиональное.
— Кем же вы работаете?
— А угадайте.
— Э-э… Радиоактер?
— Мимо. Хотя есть что-то общее и с этим.
— Тогда, наверное, психиатр?
— Уже больше похоже на правду. Хотя тоже не совсем то. Думайте, думайте…
— Ох, сдаюсь! Ну скажите, а?
Ник состроил многозначительную физиономию и произнес внушительным шепотом:
— Массажист душ…
— А тел?
«Господи, что я говорю! — ужаснулась Линн про себя. — Он совсем меня с ума сведет, этот всевидящий слепец…»
— Вы же спрашивали о профессии… — спокойно сказал Ник.
Но было в его ровном тоне нечто такое, от чего Линн ощутила мгновенную томительную дрожь.
«Да что же со мной такое?» — подумала она — и подумала с удовольствием…
Внезапно руки ее словно сами собою — небрежно, ненароком — подтянули подол платья поближе к талии.
«Кретинка, ах, какая же я кретинка…»
— И у вас много пациенток? — спросила Линн с надломленной хрипотцой в голосе.
— Когда как… — рассеянно ответил Ник. — Примерно от шести до пятнадцати за ночь. Раз на раз не приходится, знаете ли.
Линн поплотнее сдвинула ноги, так как почувствовала, что трусики в промежности повлажнели… А платье вело себя совершенно шальным образом — уже почти полностью открылись крепкие ляжки зрелой, в самом соку женщины, изголодавшейся по мужскому телу.
— А не устаете, Ник?
«Боже, из меня ж течет…»
— Конечно, устаю. Бывает, такие попадаются разговорчивые персоны…
Линн уже колотило. С таким мужиком — и болтать в постели? Ну уж нет! Под него, на пего, перед ним — как угодно, что угодно…
— Вероятно, им трудно иначе реализовать себя, — с трудом проговорила она.
— В том-то и дело, — кивнул Ник. — И моя задача — как бы переориентировать их в правильном направлении. Поближе к живой жизни, если можно так выразиться. Ну и утешить по мере сил.
Внутри Линн все зарычало. Господи, да изнасилуй же меня, вот прямо тут, в гостиной, на ковре, на столике, в кресле, дери меня, как наглый варвар, как орангутан, чтобы я вопила и билась в судорогах, чтобы у меня трещали ребра и лопались ягодицы, чтобы твое грозное копье пронзало меня от ануса до горла насквозь, чтобы ошметки моей трепещущей плоти брызгали по стенам, чтобы дом ходил ходуном, чудовище, залюби меня до смерти, сдери с меня скальп, оборви мои полные соски и сожри их, вандал, раскроши мои кости, разотри меня в пыль — только сейчас же, немедленно, тут же, ну давай же, давай же, давай…
— И вам порой наверняка приходится быть жестоким? — спросила она, едва сдерживая крик.
Ник подумал и вздохнул:
— Пожалуй… Хотя — что такое жестокость? Все относительно. Просто любое вторжение в другую личность, в чужое «я» — это, по сути, жестокость.
«Я боль-ше не мо-гу…»
— Так вот о Фрэнке… — мягко сказал Ник.
— Что?
Она слегка очнулась.
— Я хотел спросить вас о Фрэнке, Линн…
«Он же ВСЕ видит!»
Линн с трудом перевела дыхание.
«Господи, что же он со мной сделал, этот голубоглазый дьявол?»
Она чувствовала себя совершенно разбитой и — вот странность! — донельзя счастливой, словно после самой упоительной и безумной ночи. Измученное тело ликовало — ей снова девятнадцать, она счастлива и любима…
— Ах да — о Фрэнке!
Соленые губы полыхали и сами собою расползались в широчайшей улыбке.
— О Фрэнке — да! Так вот: после Вьетнама он взялся за изучение органической химии, достиг в этой области весьма приличных успехов, его очень ценили… А потом он оставил меня. Мы в разводе. Вот, пожалуй, и все.
— Все?
— Ну да.
Лицо Линн сияло.
«Ах, какая же я блядь!» — подумала она с восторгом.
— Ну, а что он был за человек?
— То есть?
— По простейшей схеме: плохой, хороший?
— Разный.
— Вы на него в обиде за то, что произошло?
— За разрыв?
— Да.
— Рулетка! — рассмеялась Линн.
— А не знаете ли вы, где он сейчас обретается?
— В Неваде, город Рино. Да я вам сейчас черкну его адрес.
Линн с трудом поднялась с кресла и, осторожно ступая, вышла.
«Славная баба», — подумал Ник Паркер.
В соседней комнате Линн торопливо меняла трусики, едва не валясь с ног от головокружения.
«А может, зря я все это затеял? — размышлял тем временем Ник. — Чего я, собственно, ищу, чего добиваюсь? Встреча старых боевых друзей? Фу, какая пошлость… Если у Фрэнка проблемы, то зачем подкидывать в его тачку дополнительный груз? Или ты — ну-ка, признайся — хочешь некоторым образом поквитаться за прошлое? Встать такой укоризненной тенью… Нет, тоже не то. Хочу помочь? Так у меня бюджет не тот. Может, плюнуть — и все? Теперь еще пилить в Неваду — не было заботы…»
— Вот его адрес, — сказала Линн, выходя в гостиную. — Держите.
Она подошла к Нику вплотную.
«Ах, если он схватит сейчас меня за задницу…»
Ник протянул руку…
«Милый, если ты захочешь повторить ЭТО, я готова, готова, готова…»
…и взял протянутую бумажку.
— Спасибо, Линн.
«Спасибо, Ник», — ответила она мысленно. Ник аккуратно спрятал адрес в бумажник. «Ну давай же, давай, дава-ай…»
Ник поднял голову, уловив нечто.
— Линн, вы кого-то ждете?