Слепая ярость
Шрифт:
Ник Паркер повесил трубку.
Билли заколотил в дверь кабинки.
— Ну что ты, малыш? — спросил Ник, выходя наружу.
— Как же так, мистер Паркер?.. — возмущенно начал Билли — Ведь вы…
Но Ник тут же перебил мальчика:
— Послушай, ну зачем ты так официально: мистер Паркер, мистер Паркер… Зови меня просто: дядя Ник. Договорились, Билли?
— Хорошо, дядя Ник, — кивнул мальчик. — Но почему же вы положили трубку и не дали мне поговорить с мамой? Вы же сказали, что позовете
— Извини, малыш, но мама так торопилась… — уклончиво сказал Ник. — В общем, она сказала, чтобы ты не волновался, вел себя хорошо и передал отцу привет от нее. Вот и все. Понимаешь, у взрослых всегда много дел, они вечно спешат, никак не могут толком поговорить…
Билли фыркнул.
— Ты что? — спросил Ник.
— Что касается мамы, то по телефону она готова разговаривать часами…
— Ну, а тут был такой случай, что ей совсем некогда, понимаешь?
Но Билли продолжал смотреть на Ника несколько хмуро:
— Но вы же обещали…
— А ты знаешь, Билли, что мама мне про тебя сейчас сказала?
— Ну, что?
— Мой Билли, говорит, очень самостоятельный парень. На него можно положиться. Он не будет ныть, капризничать и вести себя, как девчонка.
— А я и не ною! — возмутился Билли.
— Вот и отлично. А то мне показалось…
— Что вам показалось?
— Я подумал: мы только до автобусной станции добрались, а Билли уже расклеился…
— Ну вот еще! — вскинулся мальчик.
— Так, значит, все в порядке? Замечательно, я очень рад. Пойдем-ка на посадку…
Билли бодро побежал вперед.
«Бедный малыш, — подумал Ник, шагая вслед за ним, — твое счастье, что ты пока не знаешь правды… Рано или поздно мне придется сказать тебе все как есть. Но только не сейчас. И таким образом твоя мама проживет немного дольше — пусть хотя бы только в твоем сознании. И может быть, ее душе будет легче от этого…»
— Ой, дядя Ник! — спохватился Билли уже у самого входа в автобус. — А мы ведь не взяли с собой никаких вещей!
— Это чепуха. Папа тебе купит все что надо.
— А! Ну хорошо!
Билли юркой белочкой вскочил в автобус, весело насвистывая.
В проходе он обернулся:
— Дядя Билли, я сяду у окошка, ладно? Вы ведь все равно не видите…
Ник только улыбнулся в ответ. Что ж, кто-нибудь истолковал бы такую фразу, как проявление бездумной, непреднамеренной детской жестокости. А если вдуматься — все нормально, все правильно: ведь вещи всегда нужно называть своими именами, а мы почему-то то и дело стесняемся это делать. Не оттого ли, что боимся услышать когда-то правду и на свой собственный счет?
По дороге Билли быстро заснул, а Ник снова и снова прокручивал раз за разом случившееся два часа назад.
Может быть, следовало вызвать полицию сразу и дождаться приезда копов? Но тогда его неизбежно арестовали бы, и просьба Линн осталась бы невыполненной. Да, они бы вызвали сюда Фрэнка, он забрал бы Билли… Но предсмертная просьба — это святое. И потом — самому Нику не хотелось иметь никакого дела с полицией, а в особенности — с прессой. Он привык жить тихо, почти подпольно, и малейший намек на излишнее внимание к его персоне казался невыносимым.
Там, на Хаггард-стрит, все чисто, отпечатков пальцев не осталось: ведь он касался только дивана. Надо же, сработал прямо как профессиональный гангстер, усмехнулся про себя Ник.
Конечно, полиция до него все равно доберется, когда доберется до Билли… Но мальчишка будет уже вместе с отцом, а значит — последняя воля Линн будет исполнена. Главное — чистая совесть. И совесть Ника Паркера будет чиста перед всеми. Только так.
За окном автобуса мелькнул плакат: «Добро пожаловать в Алабаму».
Да, путь впереди еще неблизкий.
Ник посмотрел на Билли. Тот мирно спал. В руке у мальчика был зажат маленький деревянный слоненок.
— Наконец-то ты пришла, Энни!
— Ну конечно, милый… А куда б я делась?
Она со сдержанной нежностью смотрела на этого мужчину, уже на треть поседевшего, с залысинами, с густыми морщинками у глаз… Господи, он же совсем мальчишка, этот Фрэнк Дэвероу — умница, игрок, светлая голова и азартное сердце. Грустные карие глаза, слегка печальная улыбка, высокий лоб мыслителя. Милый, милый…
— Сними, пожалуйста, очки, — тихо попросил Фрэнк. — Ты же знаешь, что я люблю целовать тебя без них.
Энни послушалась, и лицо Фрэнка тут же растворилось в неясном тумане.
— Где ты, Фрэнк? — улыбнулась она.
— Я здесь, — донесся ответ из пространства.
Она ждала, слегка приоткрыв губы, чувствуя, как приближается теплое мужское дыхание.
— Ну где же ты?..
И вот это чудо прикосновения — встречаются губы, кончики языков…
Они с трудом оторвались друг от друга. Энни надела очки — вот он снова перед ней, ее изумительный мужчина, ее Фрэнк.
— Держи, милый, я принесла тебе твои любимые…
Она подала ему коробку сигар, завернутую в тонкую хрустящую бумагу.
— Спасибо.
Энни испытующе посмотрела на Фрэнка:
— Мне кажется, ты какой-то не такой сегодня. Почему ты грустный?
— Я? Да нет, я не грустный…
— Что-то случилось?
Он пожал плечами:
— Считай, что ничего.
— У тебя какие-то неприятности?
— Уже нет.
— Фрэнк!..
— Ах, да брось ты… Проходи, устраивайся. А я пока приготовлю коктейль.