Слепая ярость
Шрифт:
— Что такое — вечно мы с азиатами воюем, — подал кто-то голос. — То япошки, то корейцы, теперь вот вьетнамцы…
— Видимо, Пентагон предпочитает восточную кухню, — усмехнулся Баксли.
— Так вот, я продолжаю. Повоевал Пат Джефферсон — и вернулся в родной город. И первым делом связался с братом своей девицы и хорошенько его обо всем расспросил. И все ему стал ясно на ее счет.
— А там было, что рассказывать? — спросил один из солдат.
— О да! Так вы дальше слушайте… Встречается Пат с этой сучкой, она ему на шею кидается: ах, мой дорогой, наконец-то ты вернулся — и все такое прочее. Ну, а он тут ей все и выдает, что от братца узнал. Расписал ее личную жизнь по косточкам. А жизнь у этой шлюхи была такой. Приходит к ней почтальон — и тут же оказывается в постели. Приходит водопроводчик — и ему дорога туда же. Отправляется она к стоматологу — и он у нее не только во рту ковыряется. Едет в такси — расплачивается натурой прямо в машине. На работе ее трахает пара начальников и несколько коллег, вечером тоже находится, кому потрудиться. В общем, фривей был у девки между ног, да и только. И Пат терпеливо и педантично излагает ей все эти милые подробности. Девица, ясное дело, в шоке. Она даже и отпираться не пробовала, ну и правильно: от одного-двух случаев еще можно отбрехаться, но когда такой букет — тут уж извините…
— Букетик что надо, — засмеялся Джо Баксли. — Вот только не очень гармонирует с подвенечным платьем.
— Вот именно, — согласился Фрэнк. — И тут двух мнений, казалось бы, быть не может: кому нужна такая отъявленная шлюха? Гони ее в шею — и все дела. Однако Пат Джефферсон поступил иначе…
— Застрелил? — спросил сержант Коллинз.
— Не угадал, приятель, — покачал головой Фрэнк. — То есть абсолютно не угадал. Пат Джефферсон сказал: да, как видишь, я знаю, как ты тут себя вела, но тем не менее я приглашаю тебя выйти за меня замуж.
Слушатели опешили.
— Он что — идиот? — недоуменно осведомился Баксли.
— Нет-нет, Пат был полностью в рассудке, — улыбнулся Фрэнк.
— Что-то непохоже, — покачал головой Джо и отхлебнул из стакана добрый глоток.
— И тем не менее это именно так. Девица, услышав такое, просто онемела от неожиданности. Говорят, бухнулась на колени и принялась Пату руки целовать. За что, плачет, мне милость такая, дорогой мой, как ты великодушен — ну и все такое в подобном роде. А Пат ей и говорит: никакого, мол, великодушия — просто зарок я такой дал себе и буду верен своему слову. Но, предупреждает, я должен поставить тебе одно условие — впрочем, вполне выполнимое, посильное. Какое же? — спрашивает девица. А такое, говорит Пат Джефферсон, что ты должна продолжать вести себя в том же духе, что и в мое отсутствие. Причем со всеми вытекающими последствиями — и чтоб никаких абортов. Он ведь католик был, Пат. Тут девка и вовсе на копчик села. Да что ты, говорит, милый, да я теперь ни на одного мужика даже краем глаза не взгляну, в чадре буду ходить, как мусульманка. Нет-нет, возражает Пат: как я сказал, так и будет…
— Ну точно шизо! — хлопнул себя по коленям Баксли. — Но почему же он так поступил?
Фрэнк сделал многозначительную паузу. Все с интересом смотрели на него.
— Все дело в том, — сказал он наконец, — что Пат Джефферсон…
Но Фрэнк не успел договорить: в эту секунду вздрогнула земля, послышались хлопки взрывов и автоматные очереди. С потолка блиндажа потекли тоненькие струйки песка.
— Тревога! В ружье! — истошно закричал сержант Коллинз и первым схватился за винтовку.
Сталкиваясь в суматохе друг с другом, солдаты взвода кинулись разбирать оружие. Кто-то поскользнулся на бутылке и упал, кто-то заехал стволом винтовки товарищу в лицо.
— Быстрей, быстрей! — поторапливал Коллинз. — Всем на выход!
Ник подхватил винтовку и, натягивая на ходу форменную рубаху, первым выскочил в зловещую ночную тьму.
Цикад уже не было слышно: какофонию их стрекота сменила беглая пальба. Из тьмы молотили очереди «Калашниковых» — за время службы во Вьетнаме Ник уже отлично научился различать звук стрельбы русских автоматов: похоже на то, как отбойный молоток работает. И надежная, надо сказать, штука, не боится ни песка, ни болотной жижи, не то что М-16, которую, бывает, заедает от грязи или влаги. Им бы еще складной приклад — вообще будет супероружие. Ладно, наши винтовочки — тоже не палки от забора. Вот их хлещущие, словно бичи, выстрелы вплетаются в беспорядочную симфонию ночной перестрелки. И вдруг — плоп-плоп-плоп! — хлопки минометов, а вслед за ними — череда оглушительных взрывов.
Ник Паркер почувствовал нервную беглую дрожь во всех жилах — так всегда бывало с ним под огнем. Это происходило независимо от его сознания — организм словно бы сам инстинктивно чувствовал, что в любую секунду может быть поражен пулей либо осколком, и невольно ежился, как ежимся мы во время грозы. Да что такое любой ливень по сравнению с этим свинцовым дождем…
— Они прорвались с запада! — проорал рядом чей-то хриплый голос.
Ник обернулся и увидел рядом сержанта Коллинза. Ноздри Сэма бешено раздувались — он словно бы вдыхал в себя аромат боя.
— Сейчас мы им покажем, этим желтолицым подонкам! — в упоении твердил Коллинз. — Сейчас они поймут, что зря сюда сунулись!
Уже весь взвод высыпал из блиндажа наружу. Солдаты стояли в ожидании приказа, сжимая в руках винтовки.
— Ну что, ребята? — прорычал сержант. — Покажем им, как могут воевать настоящие американские парни?
В нем определенно бродил хмель, дурной хмель от вьетнамской рисовой водки.
Настоящие американские парни никак не отозвались на призыв своего командира. Но в то же время, будто заслышав Коллинза, в воздухе певуче заныла мина.
— Ложись! — крикнул кто-то.
Солдаты дружно попадали на землю, и только сержант Коллинз остался стоять во весь рост, презрительно усмехаясь и покачивая головой.
Мина разорвалась поблизости, над лежащим взводом провизжала пара осколков.
«Вот же дебил этот Коллинз», — хмуро подумал Ник, выплевывая залезшие в рот травяные стебли. Не может не выпендриваться. Кому нужна такая показная бравада? Что он хочет доказать?
Нику невольно вспомнился читанный в отрочестве роман русского писателя Толстого — про войну как раз. Там один паренек тоже не захотел из гордости перед миной падать — ну и получил осколок в брюхо. Так и помер — успел только напоследок в госпитале девчонку свою повидать, бедняга. И мораль тут простая — не надо выпендриваться. Хороший он писатель, этот Толстой.
— Ну, вставайте, вставайте, братцы-кролики! — беззлобно засмеялся сержант. — Перетрухали, будто девочки из воскресной школы. Никто не описался?
Отругиваясь сквозь зубы, взвод поднялся на ноги. Парни чувствовали себя Явно смущенными — хотя они прекрасно знали, что если сейчас над головами вновь завоет падающая мина, то поступят точно так же.
— Действуем согласно боевому расписанию, — распорядился сержант Коллинз. — Паркер и Дэвероу, свою задачу помните?
— Да, сэр, — отозвался Фрэнк.
Ник только кивнул. Задача как задача, дело не новое, все отработано не раз. Сейчас весь их взвод, базирующийся к югу от складов, двинется на поддержку ведущих бой караульных пикетов, а они с Фрэнком зайдут на противника с фланга. Откроют оттуда интенсивный огонь — пусть вьетконговцы думают, будто их окружают. По той же схеме будет действовать северный взвод — у них там тоже есть пара парней, берущих на себя отвлекающий маневр. Не бог весть какая военная хитрость, — но они в конце концов не «зеленые береты», чтобы совсем уж на уши становиться. Ник с Фрэнком в шутку именовали себя «камикадзе», но на самом деле этот отработанный маневр был не сложнее игры в индейцев и ковбоев: выпустил весь боезапас — и сваливай обратно на базу. И гораздо интереснее, чем позиционный бой, — все-таки какая-то самостоятельность. Да и риск, как ни говори, тоже есть.