Слепая зона
Шрифт:
Полковник Красников мрачно уставился на Дежина. К счастью, он был не из тех, для кого субординация важнее дела. Хотя – и Максим это неоднократно проверял на собственной шкуре – если важность дела покажется полковнику сомнительной, за нарушение субординации придется огрести по полной.
– Что за аврал, капитан Дежин? Я был уверен, что вы занимаетесь Огоньковым. Он что, дал признательные?
– Никак нет, – выдавил Максим, стараясь выровнять дыхание. – Я по другому делу. В делах об убийстве в «Уюте» и захоронении в лесопарке появилась зацепка. Мне нужно постановление суда для визита на завод «Фармком».
– Что за зацепка? Что за завод? Дежин, с тобой невозможно работать! Ты когда-нибудь научишься
Максим едва не улыбнулся. Нарочито-грозный рев Красникова сильно отличался от действительно страшного металла, которым звенел его голос в минуты настоящего гнева.
– Я доложу в установленном порядке, товарищ полковник! Потом! Моя свидетельница столкнулась с незнакомцем, имеющим сходство с убийцей, в доме у некоего Фраймана. Этот незнакомец, по ее словам, работает на последнего. А сам Фрайман является владельцем контрольного пакета акций «Фармкома»! Кроме того, на заводе производят те же химические вещества, следы которых обнаружены на одежде неопознанного трупа из «Уюта».
– Погоди ты, не части, – осадил Дежина полковник. – Она же слепая, свидетельница твоя, если я не ошибаюсь?
– Так точно. У слепых сильно развито обоняние, товарищ полковник. Компенсаторное замещение. Она этого незнакомца по запаху определила. У меня и в протоколах отмечено, что убийца и убитый неизвестный одинаково пахли. Химики всю раскладку по веществам прислали, все задокументировано…
Дежин с трудом пытался сохранить спокойствие, но видел, что Красникова его попытки не убедили.
– Ладно, не дергайся – проворчал полковник. – Пиши запрос в суд. Я одобрю. Но, Дежин, еще раз явишься вот так, клянусь, влеплю выговор! И оформи все как положено!
– Есть, товарищ полковник! – Максим вытянулся перед столом начальника отдела, втайне радуясь, что утренняя поездка вынудила его одеться по форме и сейчас он хотя бы не раздражал полковника линялыми джинсами.
Лом, не торопясь, двигался за черным «Бентли» и следовавшим за ним неприметным серо-голубым «Фольксвагеном Гольф», аккуратно лавируя в потоке машин и стараясь не упустить из виду автомобиль, который вез слепую девушку. Что бы ни говорил босс, а на нее у Лома имелись свои планы. Для начала он хотел бы выяснить, где у птички гнездышко. Видавшая виды, но крепкая «Мазда», подарок босса, басовито порыкивала прохудившимся резонатором, но этот звук терялся в дорожном шуме и городской суете и думать Лому не мешал.
«Интересно, – размышлял он, – а Верняк знает, что за его шефом следят?».
Не то чтобы ему было действительно интересно, но строить простые логические цепочки он умел – Верняк зависел от своего шефа, а он, Лом, зависел от Верняка. Значит, стоило босса предупредить, но – потом, после того, как поближе познакомится со своей несостоявшейся жертвой.
Глава 11
Михаил, покряхтывая, сполз с массажного стола и накинул халат на плечи, поросшие курчавой черной шерстью. В противовес к почти лысой голове он был волосат телом, как медведь, но наготы не стеснялся в принципе, а уж перед слепой девчонкой и подавно, просто легкость, обычная после сеанса, сегодня сопровождалась небольшим ознобом. Света отошла к низкой кушетке у стены и присела, смиренно сложив руки на коленях. Он задержался возле аквариума, где сорокасантиметровая прожорливая рыба-акула с ленивой грацией гоняла свой обед – парочку серебристых рыбешек помельче.
– Переодевайся, Светик. Я пришлю за тобой.
Выражение лица девушки не изменилось. Красиво оттененные густыми ресницами глаза смотрели точно на Фраймана.
– Хорошо, Михаил Яковлевич.
Девчонка была загадкой, из тех, что разгадать, возможно, и
Облачившись в придирчиво отобранный костюм и удобные итальянские туфли, которые ему шили на заказ, всегда одной и той же модели, Михаил (он и сам себя никогда не воспринимал Моисеем, а еще хуже – Мосей, как величала жена и вся ее крикливая праздная родня там, в выжженном солнцем Израиле) вышел на террасу. На столе красовался завтрак на одну персону.
– Приведи ко мне девочку, – велел он Фазилю, безмолвно ожидавшему распоряжений, – и накрой для нее.
В аккуратном крохотном парке позади основательно перестроенного особняка громко перекликались птицы, фонтан неустанно журчал успокаивающей мантрой, плотная стена деревьев вдоль глухого забора не позволяла проникнуть шуму с близкой дороги и дарила прохладу даже в самый жаркий день. Этот дом, останки его, Фрайман приобрел в середине девяностых даже не за деньги – за услугу. Долго не мог приступить к ремонту, в те годы ему редко хватало времени в сутках. Но скоро десять лет, как он перебрался сюда, и это было единственным местом в мире, которое Михаил считал своим домом. Дом в Кфар-Саве (Кфар-Сабе, как произносят местные), который он купил для жены и детей, так и не стал ему родным. Не вынес тогдашний Миша-Умник унылых прелестей репатриации, двух лет не прошло, как сбежал обратно в Россию. Как раз к дележке большого пирога и поспел. Лиля с детьми, разумеется, остались на исторической родине, а позже к ним присоединилась родня жены, что сделало визиты Фраймана редкими и максимально короткими. А теперь, когда дочь благополучно вышла замуж за американского еврея (весьма полезного и неглупого молодого человека), а сын оканчивал университет в Глазго, семейные встречи в Израиле стали еще большей редкостью.
Миша-Умник… Фрайман покрутил шеей в жестком ошейнике новой рубашки. Вспомнится же! Жив ли хоть кто-то из тех, кто помнил его дурацкую кличку?
Михаила всю жизнь считали пронырливым ловкачом, а он всего лишь умел вовремя заметить и использовать шансы. И при этом всегда оставаться в тени, так, что комар носа не подточит. Во всяком случае, до сих пор. Липкий холод конца он запомнил отчетливо. Так отчетливо, что казалось, тот так и застрял маленькой острой льдинкой где-то в груди, но не таскать же девчонку за собой повсюду!..
Когда Фазиль привел ее на террасу, Михаил предложил разделить с ним завтрак. Девушка отказалась. Знала бы глупая птаха, что такая честь выпадает немногим! Но чашку чая из рук Фазиля приняла и, удивленно вдохнув густой аромат, улыбнулась:
– Какой прекрасный запах, спасибо.
– Это особый сорт, Светик, – благодушно отозвался Фрайман, разглядывая девушку.
Слегка напряжена, но больше не испугана, как накануне. Довольно красивая. Если не знать, что слепая, – сразу и не заметишь. До вчерашнего дня Михаил к ней не приглядывался – много чести, а теперь убедился – она действительно напоминает ему Анну. Вот только глаза у той были другими – невозможно-синими, с поволокой. Никогда и ни у кого больше не видел Фрайман таких глаз.
Миша Фрайман, воспитанный мальчик из скромной еврейской семьи, был от Ани Ковалевой без ума с шестого класса. И Аня, красавица-гордячка, даром что сирота на попечении бабушки, Мишу никогда не отталкивала. К десятому классу они уже решили, что обязательно поженятся, и ходили везде вместе, целомудренно держась за руки. Вот только отец девочку не привечал, а Мише не раз выговаривал за то, что «головы друг другу дурите».
«Повзрослеешь, – говорил он, – поймешь, что тебе нужна другая женщина».