Слепцы
Шрифт:
– И войной! Он не простит вам… – Хорек спохватился и замолчал. – Ничего он вам не простит.
– Может, и не простит… Только ничего он не сделает. К весне мы снова поедем к Камню… Придется заводить новые знакомства, но нам не впервой этим заниматься… А вот ты – дурак!
– Почему это я дурак? – вспыхнул Хорек.
– Оттого дурак, что болтаешь много! С тобой ничего еще не решили… А так – точно умрешь. И твои дружки, что из лесу свистели – умрут.
– Ты их поймай еще!
– Сами придут… Если сразу не ушли, крутились возле общины, значит,
– А и перехватят! Ночью прокрадутся…
– Ночью? – странным голосом спросил Рыжий. – Не получится у них ничего. Ночи сейчас глухие. Самое время для темных.
– Для каких темных?
– Узнаешь… – усмехнулся Рыжий. – Узнаешь. Только не расскажешь никому.
Вернулся конный от моста, предупредил, что мост заледенел, что нужно осторожно проезжать – лучше лошадей вести.
– Ты пока помолчи, малец! – сказал Рыжий. – Не болтай под руку. Потом к вечеру все расскажешь!
– Ничего я тебе не расскажу!
– Хорошо, не расскажешь. Только сейчас не болтай.
– Я…
– Рот заткну, что делать будешь?
Хорек замолчал.
Он молча наблюдал, как Рыжий переводил лошадей через мост, не проронил ни звука, когда они тронулись дальше по ледяной дороге, даже когда одна из лошадей поскользнулась и упала, Хорек молчал.
Лошадь встала, Рыжий осмотрел ее ноги, сказал подъехавшему конному, что все нормально: ноги и копыта целы, только кузнецу нужно руки из плеч повырывать…
Хорек молчал.
Не ответил он и на предложение возницы перекусить, сидел отвернувшись, когда тот, не выпуская из рук вожжей, принялся есть хлеб с салом и луком. Хорек молча глотал набежавшую слюну и смотрел на горы, поднимающиеся от горизонта.
Один раз только останавливался обоз, чтобы покормить лошадей, дать людям справить нужду и размять ноги.
Хорьку Рыжий развязал по этому поводу руки, но пока тот справлял нужду, стоял рядом, не отходил. Потом, еще раз предложив поесть и получив отказ, снова связал Хорьку руки, отвел к саням и тут зачем-то завязал тряпкой глаза.
– Посиди спокойно, – посоветовал Рыжий.
Хорек весь обратился в слух, пытаясь понять, что именно происходит вокруг и что это за люди выбрались из фургона.
Если судить по голосам, то молодые парни, человек десять. И девичий голос послышался. Смех. Потом резкая команда того самого властного голоса, скрип саней, в которые снова залазили люди.
– Поехали, – сказал Рыжий, стаскивая с глаз Хорька повязку.
Хорьку захотелось вцепиться зубами в покрытую веснушками руку возницы, но он сдержался. Не нужно его злить. Пока есть надежда – нужно ждать и терпеть. Кривой говорил, что терпение – главная доблесть ватажника. Что в лесу голод терпеть, что в засаде холод или комарье переносить, или пытки, если попался в лапы стражников или обозников.
Терпение.
Солнце быстро клонилось к закату. Хорек подумал, что вот сейчас обоз остановится,
Лошади бежали мелкой трусцой, сани легко скользили по замерзшим колеям. Мороз пощипывал лицо, но растереть его не было никакой возможности. Приходилось прятать лицо в воротник.
Наступила ночь, а обоз все двигался вперед. Горы выросли, занимали уже половину неба, угадывались в темноте только потому, что не было за ними видно звезд.
Вдоль обоза проскакал конный с факелом, зажег факела на санях. Только дозорные впереди ехали без огня.
Позади заржала лошадь, крик превратился в визг, а потом прервался неожиданно. Из хвоста обоза кто-то свистнул, Рыжий приподнялся, посмотрел назад поверх фургона.
– Что там? – спросил он у подъехавшего конника.
– Сани с дороги слетели, – пояснил тот. – Дядька задремал, проспал поворот. А там – яма возле дороги. Лошадь ногу сломала, добили. Теперь сани нужно ремонтировать. А дорога дальше извилистая. Велено съезжать вправо, ставить сани в круг и ночевать, не распрягая.
– Поморозим лошадей, – сказал Рыжий.
– Ничего, тут уже недалеко. Если с рассвета тронемся, то еще до полудня на месте будем, – конник вздохнул. – Там и согреемся.
– Как-нибудь! Вроде говорили, что наружу тех сразу не выпустили, если в следующие ночи не ошиблись, то вам и работы не будет, – по голосу было похоже, что возница пытается конника успокоить.
– Как же, не выпустили! Весь поселок пришлось чистить… Не слышал разве?
– Но раненых-то не везли?
– А когда их везли до окончания? Только когда обоз обратно ехал, тогда раненых забирали. И убитых. Ладно, приедем, увидим, сворачивай, я перед тобой поеду, дорогу гляну, чтобы, как Дядька, в яму не влетел. – Конник тронул коня шпорами, опустил факел пониже, чтобы лучше освещать покрытую снегом землю. – Нормально вроде! Давай за мной потихоньку…
Рыжий повернул сани. Подпрыгнув несколько раз, они съехали с дороги и заскользили по заснеженной равнине за конником.
– Вот сюда заезжай! – крикнул конный, указывая факелом. – И становись.
– Хорошо! – крикнул в ответ Рыжий. – За другими там посмотри!
Доехав до указанного места, он натянул вожжи, остановил лошадей, посмотрел на Хорька. В свете факелов его волосы казались сделанными из огня, по лицу скользили оранжевые тени, ветер развевал бороду, словно это были языки пламени.
– Не повезло тебе, парень! – сказал Рыжий невесело. – Будет этой ночью у Смотрителя свободное время с тобой потолковать.
Ледяные пальцы сдавили внутренности Хорька.
Будет время потолковать. Значит, потолкует. Спрашивать будет. Сразу начнет пытать или поговорит наперво?
– Подумай, парень! – Рыжий наклонился к Хорьку, прошептал, касаясь мокрыми от дыхания усами: – Лучше сразу скажи. Смотритель не станет молчания слушать. И если врать начнешь, тоже долго не потерпит.
Хорек стиснул зубы и не ответил.