Слепое знамя дураков
Шрифт:
– Что его целью является создать иллюзию нашего бессилия… духовного бессилия нашего народа. А мы в это время должны готовиться.
От Дмитрия повеяло одновременно тоской и безысходностью.
– Ты не думаешь…
– Нет, Александр, он чист. И если бы он решил занять другую позицию, Надежда бы сразу сообщила нам. Он под её чутким контролем круглые сутки. Товарищ Сталин…
– Не нравится мне это слово – товарищ, – перебил я инспектора.
– Ты прав, Александр, оно имело совершенно другое значение во времена нашей молодости. Гораздо лучшее, чем сейчас… Знаешь, Надежда очень дорога Братству. И мы больше не можем подвергать её опасности.
– Что ты предлагаешь? – я понял, что сейчас будут даны новые распоряжения.
– Необходимо удалить её от Кобы, – решил Дмитрий.
– А дети? – напомнил я.
– Кирилл Степанович присмотрит за Светой. Но вот Василий… Он истинный сын своего отца. Они оба – обычные дети, Надежда не захотела, чтобы они разделили её судьбу… Необходимо инсценировать её смерть. Ты займёшься этим, Александр. И пусть Оля поможет.
– Я вызвал вас вновь, товарищ Громовой, чтобы просить об одной небольшой услуге… Вам известно, что я редко обращаюсь к кому-либо с просьбами, – начал свою речь Сталин, как только Дмитрий появился на пороге его кабинета.
– Я постараюсь быть полезным, – сквозь зубы процедил инспектор.
– Так вот, я вызвал вас в Кремль, чтобы обсудить с вами один щекотливый вопрос… – он сделал многозначительную паузу. – Здесь, на этом самом месте, недавно стоял человек… вы должны были о нём слышать – Вольф Мессинг.
– Да, я знаю его. Он нейтрал, – спокойно ответил Дмитрий.
– Что это значит, товарищ Громовой? – Сталин приподнял одну бровь, вынув изо рта трубку.
– Он очень сильный ясновидец и телепат, но не принял ни одну из сторон: ни тёмную, ни светлую.
– Я знаю о его способностях не понаслышке, его проверяли много раз и будут проверять… – Иосиф Виссарионович выглядел несколько раздражённым. – Кроме того, вы не правы, товарищ Громовой, говоря, что он не выбрал сторону. Он как раз всё правильно выбрал.
– Я неправильно выразился. Он не является ни членом Братства, ни членом Общества, – пустился в объяснения Гром. – Но, как вы точно заметили, он принял сторону нашего государства благодаря вашей лояльности.
– Вы хотите сказать, товарищ Громовой, что, прогони я его, он перешёл бы на сторону нашего врага? – в голосе Сталина Дмитрий уловил нотки угрозы.
– Нет. Однозначно, нет, – мгновенно отреагировал он. – Но он пошёл бы к другим нашим союзникам.
– Среди ваших людей многие обладают таким же талантом, как он? – с неподдельным интересом спросил Сталин.
– Нет, у каждого свой дар, у некоторых – несколько. Он чрезвычайно силён. Я был бы рад видеть его в наших рядах, но он принял решение жить обычной человеческой жизнью и посвятить свой недолгий век помощи людям…
– Это весьма глупо, не находите? – рассудил Коба.
– Каждый волен выбирать, – уклончиво ответил Дмитрий.
– Вы так считаете? – Сталин вынул изо рта трубку и лукаво посмотрел на инспектора.
– Моё мнение касается только дел Братства. Что вам поведал Вольф Григорьевич? – вернулся к основной теме беседы инспектор Гром.
– Наследница… А именно её появление товарищ Мессинг предсказал в разгар войны. Я хочу, чтобы вы разузнали подробнее и доложили мне. Вам он, возможно, расскажет больше в силу специфики вашей работы.
– Что с ним? – спросила меня Оля, указывая на пролетевшего мимо инспектора.
– Понятия не имею. Но я знаю, где он был, и ничуть не удивлён его ярости.
– Ты почувствовал ярость? – от неё повеяло беспокойством.
– Детка, ты можешь иногда снимать блок. Иногда это может быть важным для нас, понимаешь? – улыбнулся я дочери, положив руки на её плечи.
– Ты же говорил, что я не должна… И я только недавно довела до совершенства… – забубнила она в ответ.
– Я говорил тебе это несколько лет назад, когда ты озвучивала все наши мысли. И просил лишь молчать об этом, – напомнил я.
– Папуль, ты хочешь, чтобы я пользовалась своим даром на всю мощь? Но тогда ведь я узнаю и все твои секреты, – улыбнулась девушка.
– У меня их нет от тебя, милая. И… называй меня по имени. Я уже не гожусь тебе в отцы, – печально добавил я.
– Я привыкла называть тебя папой. И ты прекрасно справлялся с этой ролью.
От неё веяло заботой и безграничной, бескорыстной любовью.
– Я по-прежнему люблю тебя как дочь!
Мне на самом деле хотелось, чтобы она продолжала ею оставаться.
– А её? – лукаво спросила Оля.
– Кого? – не понял я её вопроса.
– Оксану, конечно, – девушка отвела глаза в сторону.
Я задумался. Я вспомнил, как Ольга – тогда ещё Хельга – по своей детской наивности, раскрыла мне тайну страсти Лидванской к Громовому.
– Тебе ведь известно, что она любит другого, – с трудом выдавил я.
– Кто тебе сказал об этом? – она вновь посмотрела мне в глаза. – Я ведь, если помнишь, не назвала тебе имени того, о ком она думала.
– Что ты хочешь этим сказать? – заволновался я.
– Что ты дурак. Прости, папуль, но это истинная правда. Ты не видишь того, что находится у тебя под носом.
Она тряхнула копной длинных светлых волос.
– Ольга! – строго сказал я.
– Нет, я не стану ничего говорить тебе! – выкрикнула она мне в лицо. – Ты сам подумай!
– О чём я должен думать?
В тот момент я действительно чувствовал себя идиотом.
– Мне пора к Марье Фёдоровне. У неё сегодня семинар по лекарственным травам третьего уровня. После я хочу навестить Клавдию, – сказала Оля и направилась к лестнице.