Слепой. Исполнение приговора
Шрифт:
Свалив свою ношу у покосившегося, потерявшего вид плетня, он принес шланг, опустил его в зацветший прудик, по-шоферски отсосал воздух и самотеком пустил зеленоватую водицу в тот угол двора, где хозяйственная Зина развела-таки грядки с лучком, укропчиком, морковочкой и прочей петрушкой. Затем снова сходил к сараю, выбрал подходящую по толщине жердь, пристроил ее на козлы и напилил кольев нужной длины. Заостряя топором концы, генерал продолжал думать о деле – не о плетне, который фактически предстояло построить заново, а о Припятском заповеднике, Потапчуке и всем прочем, что не давало ему покоя в последние три недели.
С заповедником все было более или менее ясно: там отстреляли всех, кого только можно,
И то хлеб – в некотором смысле. Расследование зашло в глухой тупик, дело развалилось, как карточный домик, зато и расследовать больше нечего: незаконный трафик оружия и наркотиков прекратился – временно, как это всегда и бывает, но прекратился. Там, в заповеднике, теперь, поди, даже браконьерствовать перестали – мало ли?.. Как вылезет вон из тех кустов, да как пальнет – доказывай потом рыбам в речке или червякам в могиле, что ты не верблюд!
В общем, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Спасибо, Федор Филиппович, пособил по старой дружбе!
Потапчук сидел под домашним арестом. Зато его предполагаемый сообщник оставался на свободе и продолжал активно рубить за собой хвосты. Чуть больше суток назад, в ночь с четверга на пятницу, он подкараулил около подпольного казино очередного фигуранта дела, информатора Полосухина, и на глазах у охранников клуба вышиб ему мозги выстрелом все из того же «Стечкина». Валяющийся прямо на проезжей части труп под утро обнаружил водитель мусоровоза. Поскольку Андрей Константинович ждал чего-то в этом роде, оперативные сводки и отчеты ППС его ребята изучали с повышенным вниманием. Полосухина опознали; зная об его пагубном пристрастии и имея информацию (поступившую, вероятнее всего, от него же) о работающем в районе убийства подпольном казино, разыскать свидетелей преступления не составило особого труда. Охранники пытались отпираться, но когда им намекнули, что к обвинению в незаконной предпринимательской деятельности может добавиться обвинение в умышленном убийстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору, плотина молчания рухнула, и на проводившего опрос подполковника Уварова пролился поток косноязычного красноречия – увы, довольно-таки хилый. Охранники видели, как Полосухин сел в случайный черный «БМВ», проехал в нем метров сто или около того, а потом прямо на ходу вывалился из машины – мертвый, как кочерга, со сквозным пулевым отверстием в черепе.
Запись установленной на парковке камеры слежения кто-то уже успел стереть, но один из охранников запомнил номер машины. Номер был знакомый – тот самый, что засветился в российско-украинском приграничье. Из чего следовало, что пресловутый подполковник Молчанов – либо полный отморозок, либо просто болван, не ведающий, что творит. Для болвана он был чересчур ловок и неуловим; отморозок с хорошей спецподготовкой недурно укладывался в общую картину. Что в нее не укладывалось, так это его участившиеся, ставшие регулярными, чуть ли не нарочитыми, проколы. Он как будто дразнил генерала Тульчина, то и дело выскакивая, как чертик из табакерки, и во всеуслышание объявляя: да вот он, я, лови!
И каждый его прокол прямо указывал на Потапчука. Особенно последний, с Полосухиным: Потапчука арестовали, и работавший на него информатор, который, несомненно, выложил бы все, что знает, на первом же допросе, в тот же вечер получил пулю в голову.
А Потапчук, между тем, не глупец и не отморозок.
Знает и нарушает, будто нарочно с каждым новым шагом все глубже увязая в трясине обоснованных, подкрепленных прямыми уликами подозрений.
А может, и в самом деле нарочно? Дескать, смотрите, сколько против меня улик. Да каких! Согласитесь товарищи, это уже становится нелепым. Вы можете подозревать меня в чем угодно, но такой непрофессионализм, такая бьющая в глаза тупость – это, знаете ли, уже через край. Если вы хотя бы допускаете мысль, что у нас на Лубянке отделами могут командовать ТАКИЕ генералы, всех нас давно отправить – да нет, не в отставку, а на переработку. Кого на мыло, кого на органические удобрения… Это ведь ни в какие ворота не лезет! Я кто, по-вашему – враг самому себе? Самоубийца? Маньяк?
И, выслушав эту пламенную речь, все принимаются озадаченно скрести в затылках и разводить руками: да, действительно, что-то тут не так! А неуловимый отморозок со «Стечкиным» продолжает стрелять и прокалываться, прокалываться и снова стрелять, громоздя друг на друга трупы и прямые, давно ставшие избыточными улики. И когда в живых не остается ни одного свидетеля, сам получает пулю в затылок – бинго! Свидетелей нет, доказательств нет, признательных показаний тоже нет – откуда им взяться? Есть только мертвый маньяк и несправедливо обиженный подозрением генерал Потапчук. Поскольку подозрения в его адрес рассеялись все-таки не до конца, его с почетом провожают в отставку, тем более что по возрасту и выслуге лет ему давно полагается быть на пенсии. И – здравствуйте, лазурные берега, яхты, девочки и все прочее, чему полагается быть в красивой жизни!
Изящно, не правда ли? А главное, легко осуществимо. Да что там – уже наполовину осуществлено! Даже больше – где-то на семь восьмых. А генерал Тульчин ремонтирует плетень на даче и продолжает терзаться все тем же вопросом: так виноват все-таки Федор Филиппович или не виноват? Так и будет терзаться, пока все не кончится само собой – естественным, так сказать, порядком.
Точными ударами обуха вгоняя в рыхлую землю аккуратно заостренный кол, он подумал: надо бы еще раз, более обстоятельно и мягко, поговорить с Барабановым. А заодно приставить к нему охрану. Потому что, независимо от степени своей вины или невиновности, парень находится под прямой угрозой, как и все, кому не посчастливилось проходить по этому делу в качестве подозреваемых и свидетелей. Вероятнее всего, он – следующая жертва в списке киллера. Это вполне логично – сначала ненадежный, хлипкий стукач Полосухин, следом – его подельник и школьный приятель, продажный майор Барабанов. Именно в таком порядке, потому что майора ФСБ вот так, запросто, не расколешь, а значит, он может немного подождать своей очереди…
Вогнав топор в березовый чурбак, на котором рубил в размер лозу, Андрей Константинович потянулся за телефоном: команду насчет охраны, пожалуй, стоило отдать еще вчера, но лучше поздно, чем никогда. В эту самую минуту за воротами послышался протяжный, настойчивый гудок автомобильного клаксона. Через секунду он повторился и был еще более настойчивым и продолжительным.
– Эк тебя разбирает, – пробормотал генерал. – Прямо невтерпеж! Давай, давай, сажай аккумулятор!
За глухим деревянным забором опять протяжно заныл гудок, и Андрей Константинович, на ходу стряхивая приставшие к одежде мелкие щепки и зеленоватые ленточки ивовой коры, направился к воротам – поглядеть, кого это там принесло.