Слепой. Смерть в подземке
Шрифт:
Генерала ФСБ Потапчука и его лучшего, уникального в своем роде агента связывали отношения куда более близкие, чем те, которые обычно связывают стрелка на твердом окладе и его работодателя. Их проверенная временем дружба была круто замешена на крови. Однажды – как казалось обоим, миллион лет назад, в прошлой жизни, – Федор Филиппович в силу острой необходимости отдал приказ о ликвидации Слепого, а Глеб Сиверов – опять же, не из прихоти, а по воле обстоятельств – вогнал в своего непосредственного начальника меткую пулю. После того случая ни один из ежегодных медосмотров, проходимых генералом, не обходился без упоминаний о чуде, которые звучали особенно одиозно из уст военных хирургов; что до Слепого, то он медосмотрами манкировал –
С тех полузабытых пор каждому из них не раз доводилось умирать – естественно, только понарошку, в силу оперативной необходимости. Они столько лет играли на грани фола и ходили по краю пропасти, что между ними давно не осталось недоговоренностей, и порой Федор Филиппович всерьез задавался вопросом: а кто, собственно, является мозговым центром операции – генерал ФСБ Потапчук или его агент, который, если верить официальным данным, отдал Богу душу еще в Афганистане?
Слепой всю жизнь ходил на коротком поводке, но у Федора Филипповича хватало ума не слишком сильно этот поводок натягивать. В результате, когда кое-кто захотел убрать чересчур, по их мнению, любознательного генерала, под рукой, как по заказу, очутился идеальный исполнитель. Он израсходовал энное количество боеприпасов и заснял весь процесс на видео; ловкость рук и элементарный грим довершили дело, в результате чего волки оказались сыты, а овцы целы – если, конечно, можно говорить об овцах применительно к описываемой парочке.
– А занятно получается, – будто подслушав мысли генерала, сказал Слепой. – Мертвый мертвого везет. Айда прямо в Голливуд! Предъявим справки о смерти и будем получать миллионные гонорары, изображая зомби в оскароносных боевиках!
– Трепло, – буркнул Федор Филиппович.
– Неужели не хочется подружиться с Милой Йовович? – удивился Глеб. – Она у них главная специалистка по зомби. И при этом – звезда, горячая штучка с украинскими корнями…
– Впервые слышу, – ворчливо сообщил генерал.
– М-да, – сказал Сиверов. Добавить было нечего.
Дорога нырнула в раскрашенную яркими цветами ранней осени березовую рощу, под колеса лег слегка пружинящий золототканый ковер опавшей листвы. Слетевший с ветки листок прильнул к пыльному ветровому стеклу, повисел там немного, а потом соскользнул и, закрутившись штопором, косо упорхнул назад и вниз. Пыли снаружи не стало, и генерал, взявшись за черный кругляш привинченной к боковому стеклу ручки, с усилием сдвинул его назад, открыв форточку. В машину ворвался тугой встречный ветер, пахнущий палыми листьями, сыростью и грибной прелью. Запах был осенний, знакомый с детства и уже основательно подзабытый. В кабинетах и коридорах небезызвестного здания на Лубянке ничем таким не пахнет, а в столичных скверах и парках лишь изредка можно уловить слабый намек на этот чистый горьковатый дух, неизменно вызывающий в душе окрашенный светлой грустью отклик.
– Да, кстати, – разрушив начавший овладевать Федором Филипповичем романтический настрой, снова заговорил Сиверов, – у меня для вас еще парочка сувениров. Так сказать, малый набор отшельника.
Не сбавляя скорости, он просунул правую руку в просвет между спинками сидений, пошарил сзади, кряхтя, выпростал руку и протянул генералу небольшую матерчатую сумку на длинном ремне.
– Неравноценная замена вашему любимому портфелю, – добавил он. – Но с портфелем неудобно колоть дрова и ходить по грибы, а эту штуку можно таскать на боку хоть целый день – и руки свободны, и все хозяйство при вас.
Федор Филиппович взял сумку, внушительный, не по размеру, вес которой прозрачно намекал на содержимое. Откинув матерчатый клапан и заглянув внутрь, он убедился, что интуиция его не подвела: в сумке лежал пистолет с двумя запасными обоймами на восемнадцать патронов каждая и спутниковый телефон с зарядным устройством.
– Пистолет-то зачем? – ворчливо поинтересовался он. – Да еще и с целым складом боеприпасов в придачу… Я ни с кем воевать не собираюсь! Как, к слову, и колоть дрова.
– В хозяйстве и пулемет пригодится, – афористично ответил Сиверов. – Это вы не собираетесь воевать, так вас ведь могут даже и не спросить.
– Типун тебе на язык, – сказал Потапчук. – Вот за телефон спасибо.
– Нашли, за что благодарить, – фыркнул Слепой. – Вспомните генерала Дудаева. Ракета, которой его накрыло, прилетела на звонок как раз с такого телефона. Прямо как такси по вызову, только намного быстрее: звяк – шмяк, и нету президента независимой Ичкерии…
– А, чтоб тебя! Как только воскресну, сразу проконсультируюсь с лучшими пластическими хирургами на предмет укорочения твоего языка.
– Да вы не волнуйтесь так, товарищ генерал, – задушевным тоном, ясно говорившим о том, что ему еще не наскучило дразнить начальство, произнес Глеб. – На этот раз мы воюем не с государственной силовой структурой, а всего-навсего с шайкой контрабандистов. Руки у них коротки, да и вообще… Вообще Россия такая большая и в ней столько бардака, что наладить тотальную слежку за населением нет никакой возможности.
– А ты и рад, – с оттенком упрека предположил Потапчук.
– А вы не рады? – удивился Слепой.
Генерал промолчал. Тут его агент, пожалуй, был прав. Тотальный контроль, отдельные попытки которого периодически предпринимаются в странах с высоким уровнем развития технологий, – вещь, бесспорно, хорошая, особенно когда речь идет о борьбе с терроризмом, раскрытии преступлений и охране правопорядка. Но любую хорошую вещь можно использовать сотней различных способов. Драгоценная статуэтка работы Бенвенуто Челлини может стать орудием убийства, а отлаженная система тотального наблюдения, попав не в те руки, послужит установлению такой диктатуры, какая еще не снилась этой старой, многое повидавшей планете. Так что пусть ее, эту систему, жили без нее и еще, даст бог, сколько-нибудь проживем…
Неяркое осеннее солнце пробивалось сквозь поредевший полог листвы короткими частыми вспышками, похожими на вспышки стробоскопа, по салону «уазика» стремительно скользил, ежесекундно меняясь, причудливый пятнистый узор света и тени. Сиверов сунул в зубы сигарету, открыл форточку со своей стороны, ловко прикурил одной рукой и окутался облаком душистого дыма. Завистливо покосившись на него, Федор Филиппович развернул мятный леденец.
Дорога выбралась из рощи, вскарабкалась на лысый нераспаханный пригорок, и прямо по курсу распахнулась поросшая желтеющими купами кустарника равнина. В отдалении, подернутый синеватой дымкой, темнел, уходя к горизонту, какой-то лесной массив; тихая равнинная речка была отмечена извилистой лентой прибрежных ивовых зарослей, а над ней, утопая в забрызганной золотом и багрянцем, еще довольно густой зелени садов, виднелись замшелые крыши небольшой деревеньки.
– Можно сказать, приехали, – объявил Сиверов, направляя машину вниз по склону. – По-моему, очень милое местечко.
– Медвежий угол, – проворчал генерал.
– Возможно, – согласился Слепой. – Зато медведи не занимаются контрабандой алмазов в промышленных объемах и не отстреливают генералов, которые мешают им делать бизнес. Кстати, об алмазах. Какие будут распоряжения на время вашей загробной жизни?
– Праздный вопрос, – заметил Потапчук. – Ты знаешь план операции не хуже меня. Теперь, когда препятствие в моем лице устранено, они почувствуют себя свободно и начнут активно действовать. Прикрыть их лавочку мы могли уже давно, одно покушение на меня потянуло бы лет на двадцать строгого режима для всей честной компании. Но коллеги из Штатов очень просили повременить, чтобы проследить всю цепочку – от якутских кимберлитовых трубок до, сам понимаешь, ювелирных бутиков на Бродвее. Ты свою часть работы выполнил, остальное сделают другие…